По пути Ориона - Данилкин Евгений. Страница 48

Опустелая, почти заросшая дорога, пролегавшая через луга, и как говорил трактирщик, дальше Оувера по которой никто не забирался, была как нельзя кстати, для тех, кто скрывался от охранников. Ночью, Ентри, бежавший впереди на дорогу, видимо сбился с пути и вышел не на ту, и к счастью. Кто мог помнить ещё о старой, заброшенной дороге?

Погода в этот день не могла не радовать. Облака всё чаще и чаще закрывали солнце и жара не изматывала. Приятный ветерок, гулявший в высокой траве, играл с путниками, набрасываясь на них и тут же отступая. Ентри радовался спавшей жаре и поддавшись пению птиц и игривому ветру, восседая на горте, ехал закрыв глаза и представлял себя рыцарем Ториона, памятуя о свисавшем на портупеи мече. Ни о какой погоне он не думал, она была где-то позади, где-то там, в прошлом, где-то в сумрачном сне. Ему не нужны были даже сокровища, за которыми он отправился, только наслаждение жизнью и прекрасным днём, запахом диких цветов и приволью лугов. Но всё когда-нибудь заканчивается, так и просторы луга постепенно сменились тенистыми рощами, а потом и вовсе, еле заметная дорога, местами пропадающая, вошла в лес.

Желания ещё раз входить в лес, ни у Ентри, ни к Мариа не было. Приключений в лесах с них хватило, но уговаривать Дикина, свернуть и обойти его, были бесполезны.

— Кто знает, на сколько растянулся этот лес? Нам не время петлять из-за ваших прихотей. — Спокойно, уверенно сказал им Дик.

— Тогда скажи, куда мы бежим? — Негодую, вопросил Ентри. — Если от чёрного существа не убежать, не скрыться, то зачем мы спешим?

— Ентри, не забывай, охранники идут у нас по следу, мы беглецы и мы должны их опережать. — Казалось, ничто не может выбить Сараллона из колеи.

— Зачем мы вообще покинули замок?!.

— Зачем вы вообще полезли в эту комнату?! — Ентри таки нашёл, чем разозлить Дика, заставив того резко повысить тон голоса. Ребята застыли, чуть открыв рот: все те дни, что Сараллон с ними, он редко менял интонацию в голосе, всегда спокойный, сосредоточенный, вселяющий уверенность, а тут он кричал. Ентри это показалось страшнее чудища из комнаты, с которым он сражался. После этого перечить Дику ребята просто боялись. Они смирно тронулись за Сараллоном вперёд, в сомкнутые кронами деревья.

12 Цена ошибки

Противный запах в трюме становился к каждым днём всё сильней и сильней. Смесь пота, морской соли и подпортившихся продуктов, порой вызывала рвоту. В начале пути зловонье не чувствовалось, но теперь, на пятые сутки, запах постепенно усиливался. Спасение от него было только на палубе, но испепеляющая жара подстерегала там. Новоиспечённый корабельный клерк " Империи" был завален работой. Постоянные подсчёты продовольствия и убытков от крыс, составление различных списков, ведение судового журнала и другая разная писанина. Да ещё кто-нибудь попросит письмо написать или завещание, хотя завещать пиратам практически нечего было. Кроме зловония в трюмах, пришла ещё одна напасть, о которой все знали и к которой тщательно готовились, кроме Ориона и Фука- питьевая вода быстро портилась. Надо сказать Арубатур, который наслаждался бездельем на корабле, вообще был крайне удивлён, что кроме черудеи, пираты употребляют воду. Но, так или иначе, на "Империи" была введена строжайшая экономия воды, два литра воды в день на человека. Следить за этим поручили Ориону. В связи с проблемой с водой, Ориону оказалось труднее всего, он на дух не переносил черудею, которая хоть как-то могла заменить воду, но экономия касалась всех. В дикую жару, когда с палуб бежать хотелось и укрыться в теньке, алкоголь употреблялся с ещё большей скоростью, что не могло не сказаться на самочувствии людей. Как ни странно, самой приятной работой становился труд на реях и марсах. Свежий ветер, там он был сильнее, прогонял противный запах и сдувал пот, принося маломальскую прохладу, паруса не редко скрывали от солнца, да и всё видящий Марсианин, мог рассказать очередную байку про пиратов. К вечеру, когда жара спадала, а раскалённый, сухой воздух, медленно разбавлял морской бриз и короткие волны нежно, убаюкивая, бились о борт корабля, в меняемом состоянии, из членов команды, оставалась не много. Последние, из тех, кто не сдался на милость огненной воды, крепили на ночь такелаж и зажигали фонари. Вот только тогда Орион мог спокойно постоять у кормы, вдыхая соленый воздух океана, держа в руках судовой журнал, с не аккуратно вложенными в него бумагами и углубится в мысли и воспоминания. Но нахлынувшую грусть разгонит, как всегда, откуда-то взявшийся Фук. Сегодня он целый день разгуливал по палубе, не стесняясь косых взглядов команды, раздаривая свои глупые шутки каждому, досталось несколько раз и капитану. В общем Арубатур освоился, осмелел. Не редко набирался наглости подсказывать старым, морским волкам, как надо крепить такелаж или опускать бизань*. За это он, естественно, награждался ругательствами и быстро скрывался из виду.

Сейчас он предстал перед Орионом, держав Сайморола под руку. Чёрный Сай был практически без сознания и не имея возможности самостоятельно передвигаться, из-за чрезмерного употребления алкоголя, беспомощно облокотился на плечо Фука.

— Эй друг! Чего грустишь?! — Этот голос Орион мог узнать из тысячи, узнать и содрогнуться. Более надоедливого и пустословного человека, мальчик никогда не встречал. Целый день он старался не встречаться с бездельничающим Арубатуром, но теперь этот шут добрался и до него. — О-о. Орион. — Заплетающимся языком протянул Сай. Вот, от вида кого нельзя было сдержать улыбку, так это от Сайморола. Висевший на плече Фука, он абсолютно не ориентировался в

*Бизань- Косой парус на бизань-мачте.

пространстве. Он постоянно мотал помятым, опухшим лицом, будто пытаясь вернуться к реальности, но каждый раз хватался за голову с многострадальным, вызывающим сочувствие и жалость возгласом: "ой". Его заплывшийглаз, был не больше бусинки и открыть его удавалось титаническими усилиями. Иногда, когда веко закрывалось, Сайморол придерживал его пальцем, но и поднести руку точно к глазу не всегда удавалось. Тогда раздавался вздох разочарования и обессиленная голова падала на грудь, чтоб через некоторое время вновь повторить попытку осознать своё местонахождение.

— Как прошёл день, Фук? — Спросил Орион, скорее, наверное, чтоб сказать просто что-нибудь, из вежливости. Проведённый Арубатуром день его мало волновал, но и отвечать на вопрос, по поводу своего настроения, ему не очень то хотелось. Фуку же палец в рот не клади, дай рассказать что-нибудь.

— О замечательно! Утром выпил стаканчик черудеи, потом погулял по палубе, пока солнце не поднялось высоко. Рассмотрел катапульту, да… Потом помог Гору заплести оплётку, потом поговорил с Кувалдой… Слушай, он кажется злиться на меня? Странно, за что?..

— Фук… — Перебил его Орион. — Извини, я сильно устал. Я пойду спать.

— Ну ладно. — Огорчённый потерей последнего слушателя, Фук, глубоко вздохнул, поправил висевшего на нём Сайморола и потащил его в трюм. Правда, сам в трюме не остался. Этой ночью он предпочёл ночевать на палубе, дабы не вдыхать противный запах, пронизывающий все внутренние помещения корабля.

Ночь выдалась тёплая. "Империя" покачиваясь на волнах, быстро убаюкала Арубатура, он даже не успел помечтать о чём-нибудь, как отключился.

Проснулся он от нестерпимой боли в руках, они затекли и запястья жгло, словно их связали верёвкой. Какого же было его удивление, когда открыв глаза, он увидел ночное, тёмное, с множеством звёзд, небо, так близко, совсем рядом и не обнаружил под ногами ни палубу, ни землю. Он висел. Подвязанный за руки к рее, он начал дёргать ногами и кричать, чтобы привлечь внимание, но в темноте, его никто не видел. Необычное место ночлега удивило самого Фука. " Лунатик я что ли"? — подумал он, но так или иначе ночной ветерок обдувал его и болтаясь под реей, он не прекращал попытки освободиться. Когда солнце выпустило первые лучи из-за горизонта, Арубатур был первый, кто их увидел. Своих рук он не чувствовал, плечи ужасно болели и прекрасные минуты пробуждения солнца, его не радовали. А тем временем, розовый горизонт краснел и отбрасывая лучи на водную гладь, образовывал золотистую дорогу на воде. Над морем появился краешек жёлтого диска, осветивший висевшего Арубатура. А Фук, измождённый ужасной болью в руках, склонив голову к груди, ждал своей смерти и с каждой минутой желал её всё больше и больше.