Хозяин черной жемчужины - Гусев Валерий Борисович. Страница 12

– Чем похож? – не понял папа.

– Подлостью, – просто ответил Алешка.

Папа согласился. А в прихожей, провожая Павлика, еще раз напомнил ему:

– Анализ и прогноз, капитан. Этот синенький паучок не зря показался. Карманник, Павлик, больше всего боится не нас с тобой. Он боится старости. Не та уже реакция, снижается внимание, пальцы потеряли чуткость и гибкость. А деньги-то воровать надо. Вот и подумай хорошенько: отсидел немолодой уже карманник свой срок, вышел на свободу, а по прежней «профессии» работать уже не может. Пальчики не те, квалификацию потерял... Что делать?

– Другую работу искать, попроще, – радостно догадался Павлик. – Спасибо, что подсказали, Сергей Алексаныч. Я сейчас подниму все прежние дела по карманникам. Просчитаю: кто еще сидит, кто уже освободился и чем сейчас занимается.

– Участковых привлеки, – еще посоветовал папа. – Они за этой публикой наблюдать должны.

– Завтракать придешь? – спросила мама, засовывая в карман Павлика пакетик с плюшками.

– Да неудобно как-то, – смутился Павлик.

– А завтракать уже нечем, – намекнул Алешка.

И вот так постепенно (в клювике в гнездышко) из всяких смутных сведений возникал как из тумана образ ничейного родственника, ничейного друга, ничейного коллеги по работе. Образ пожилого мужчины в черном костюме с уголком сиреневого платочка в нагрудном кармане пиджака. С синим пятнышком – паучком в ямке между большим и указательным пальцами.

Но нас с Алешкой все это как бы не касалось. И мы даже не догадывались, что уже давно очутились в самом центре опасных событий среди опасных людей. Никто не знал об этом – ни капитан Павлик, ни даже наш папа – полковник Оболенский...

На следующий день мы поехали с Алешкой смотреть океанариум в Институте океанологии.

На вахте проблем у нас уже не было, хотя бородка у Коренькова еще не отросла. Вместо вредного охранника Сморчкова стоял другой, не такой вредный.

Мы поднялись на второй этаж и долго ходили по всяким коридорам, мимо высоких дубовых дверей, на которых поблескивали стеклянные таблички с загадочными словами: «Океанография», «Физика моря», «Гидробиология»... «Конхиология»!

Хоть что-то знакомое.

И очень много интересного. Прямо в коридорах везде стояли всякие чучела в натуральную величину. Всякие морские звери, птицы и рыбы. А также здоровенный осьминог и пингвин во фраке. Ростом с Алешку. С настоящей селедкой в клюве.

Но мы это все толком рассмотреть не успели. Кореньков возле двери с табличкой «Конхиология» остановился, отпер ее и пропустил нас внутрь. Большая комната, все стены – в стеклянных шкафах и полках, где красовались раковины всех морей и океанов. На столах – приборы, пробирки, спиртовки. В углу, на столике, раскинулся на длинных членистых ногах громадный красный краб, похожий на паука. Только в тыщу раз больше. А на одной полке – необыкновенные кораллы, разных цветов и форм.

Кореньков выбрал одну веточку нежного бледно-розового цвета и протянул ее Алешке:

– Маме подаришь.

– Спасибо, – сказал Алешка. И откровенно добавил: – Лучше бы какой-нибудь лишний ненужный жемчуг.

Кореньков вздохнул с сожалением:

– Ни лишнего, ни ненужного нету. Вот закончу работу, тогда уж сразу жемчужное ожерелье подарю.

– Мы подождем, – согласился Алешка. – А краба лишнего тоже нет?

– Это все – экспонаты и рабочий материал. Это не дарится.

В самом деле – каждая раковина, каждая коралловая веточка, каждый сушеный краб имели свою бирочку с названием на латыни и с указанием, где они были добыты – со дна какого моря, с какой глубины, с какого грунта.

В общем, довольно интересно.

Кореньков между тем сел за письменный стол, отпер один из ящиков и достал из него синюю пластиковую папку. Раскрыл ее, подошел к лабораторному столу, заглянул в микроскоп и сделал какую-то запись.

– Вот так, – сказал он, закрывая папку и убирая ее в стол. – Процесс идет. В этой папке, ребята, все мои наработки. Это будет докторская диссертация...

– И ваше имя куда-нибудь занесут? – торжественно спросил Алешка. – В какие-нибудь аммоналы?

– Да разве в анналах дело? – засмеялся Кореньков. И вдруг уставился в стол недовольным взглядом. Схватил телефонную трубку: – Лидочка, зайдите ко мне.

Пока Лидочка шла, Кореньков осматривал стол, трогал на нем другие папки и какие-то бумаги.

Лидочка – это младший научный сотрудник, в белом халате. С волосами до плеч. Она появилась в дверях и спросила:

– Что случилось, Вадим Иванович?

Кореньков нахмурился, хотя на такую Лидочку – очень симпатичную – наверное, очень трудно было хмуриться.

– Лидочка, сколько раз я просил не наводить порядок на моем столе?

– Один раз, – Лидочка пожала плечиками.

Кореньков в задумчивости поскреб пальцами то место, где когда-то находилась его бородка.

– А как же?.. Кто заходил в лабораторию, кроме вас?

– Никто. Ключи же у вас.

– А кто тогда?..

«Сейчас начнется, – подумал я – „Кто сидел на моем стуле и сломал его?“

– А кто же тогда сидел за моим столом и трогал мои записи?

– Не знаю. – Лидочка, похоже, тоже встревожилась. – Сейчас я спрошу нашего коменданта.

– Спросите.

Лидочка, опять пожав плечиками, ушла, а Кореньков, сидя боком возле стола, нервно барабанил пальцами по его крышке.

Прибежал взволнованный комендант. Толстенький такой, краснощекий.

– Василий Михайлович, что за порядки у нас в здании? – напал на него Кореньков. – Почему в мое отсутствие мой кабинет посещают без моего ведома посторонние лица?

– Не было посторонних лиц! – комендант сказал это твердо, даже с некоторой обидой в голосе. – Не посещали!

– Вы уверены? А кто же тогда переложил мои бумаги?

– Может, сквозняк? Или крыса?

– Какая крыса, Василий Михалыч, дорогой? Что она понимает в моих работах? Она даже читать не умеет!

– Ну не знаю, – комендант развел руками, красные щеки его немного поблекли.

В это время дверь широко распахнулась и как-то шумно вошел тот самый настоящий профессор, с палкой, бородой и лысиной, который пытался вступиться на вахте за Коренькова.

– Вадим Иваныч, батенька мой, что случилось? На вас лица нет!

– Да вот, Юрий Николаевич, кто-то хозяйничал на моем рабочем столе. Вот этот отчет, я хорошо помню, лежал слева внизу, а теперь он – справа вверху!

– Ай-ай-ай! Безобразие! Наш научный центр превратился в какой-то вертеп. В восточный базар! Постоянно шмыгают какие-то люди, с сумками. Ай-ай-ай! А вы, батенька мой, – повернулся он к расстроенному коменданту, – плохо исполняете свои обязанности. Я буду вынужден поставить вопрос перед руководством о вашем несоответствии занимаемой должности! Так-с, батенька мой. Очень решительно поставлю! – И он стукнул своей толстой витой палкой в пол.

Комендант ушел, растерянный и расстроенный. Настоящий профессор уселся, поставил свою грозную палку между колен. Обернулся к нам:

– А! Юная смена?

– Ага, – кивнул Алешка. – Батеньки мои.

Профессор зычно рассмеялся, встал, важным шагом пошел к двери, обернулся:

– Вадим Иваныч, коллега, сменили бы вы замок дверной. У меня хороший есть, японский. Возьмете?

– Я, Юрий Николаевич, лучше материалы домой заберу, спокойнее будет.

– Да, батенька мой, ваша синяя папка дороже клада морского. Берегите ее.

И он ушел, важно постукивая палкой. Но очень скоро вернулся с небольшой коробкой в руке.

– Вот, батенька мой, – он положил коробку на стол. – Все-таки возьмите и поставьте этот замок в своей квартире. Замок очень надежный. К нему ключ подобрать невозможно. И никакая отмычка его не возьмет. И ваша бесценная папка будет в полной безопасности. Тут два ключа, видите, какие сложные бородки? Поставьте его прямо сегодня. – И он опять ушел, важно постукивая палкой.

– А он кто? – спросил Алешка, когда за профессором закрылась дверь и затих в конце коридора увесистый стук. – Он ваш начальник?