Хозяин черной жемчужины - Гусев Валерий Борисович. Страница 17

И я почувствовал, что всему классу стало скучно. Таким нудным тоном она это сказала.

Я почему все это вспомнил? Я это вспомнил потому, что через пару дней Алешка мне заявил:

– Дим! Сегодня два первых урока прогуливаем. У тебя что?

– Биология. – Сказав это, я почувствовал, что прогуляю эти два урока с большим удовольствием. – А у тебя?

– Физкультура.

Тут сложнее. Учитель физкультуры в младших классах – Валентина Ивановна – строга. Она считает свой предмет самым главным в школе. По принципу: можно быть дураком, но дураком здоровым. Физически развитым.

– Она тебя достанет, – сказал я.

– Она меня отпустит, – сказал Алешка. – Как миленькая.

Тут только я догадался спросить у него, а зачем нам, собственно, прогуливать два первых урока?

– Подежурить надо, – туманно объяснил он.

– Где подежурить? – не понял я.

– Ну... Возле Вадькиного дома.

– Это еще зачем?

– Ну... Там его опасность будет подстерегать.

Это мило, как говорит наша мама.

– Какая еще опасность? – Мне уже прогуливать уроки не хотелось.

– Я еще не знаю, Дим. – Алешка, по-моему, соврал. Все он знал. И решительно добавил: – А то я один пойду. А ты переживать будешь.

Что я мог сказать? Что оставалось делать? Трудна судьба старшего брата... под командой младшего. И мы договорились встретиться в подвале, в наших школьных мастерских.

Я не стал отпрашиваться у Королевы Марго с уроков. Во-первых, не отпустит, а во-вторых – пара пропущенных уроков мне вреда не принесет. Моих пятерок, полученных у Вадика, запросто хватит до конца полугодия. Так что я просто спустился в мастерские, дожидаться Алешку. Ему-то было посложнее с физкультуры оторваться. Но он с этим блестяще справился.

Когда Валентина Ивановна построила их класс в спортзале и дала команду: «Бегом, марш!», Алешка побежал, сильно прихрамывая и наморщив «от боли» мордашку.

– Оболенский! Что с тобой?

– Растяжение сухих жил. Наверное. – Очень озабоченно это прозвучало.

– Сухожилий, ты хочешь сказать. А что случилось?

– Да бабушка...

– Какая бабушка?

– Неизвестная. Я ей помогал сумку через улицу перенести...

– И что? – Валентина Ивановна слушала его с явным недоверием. Весь класс – с интересом и завистью. – Помог?

– Помог, – Алешка тяжело вздохнул и, морщась, потер коленку. – А она мне за это...

– На мороженое дала?

– На ногу наступила. Буду до пенсии хромать.

– Не будешь, – пообещала Валентина Ивановна. – До свадьбы заживет. Иди в медпункт и принеси мне освобождение.

– А там никого нет, – легко соврал Алешка.

– Тогда садись и не порть мне картину. Своей хромотой.

Алешка присел на скамейку у стенки и стал жалобно растирать коленку. Кстати, слабое место в его «легенде» (в его вранье) – на коленку чужая бабушка никак не могла ему наступить. Да и наша собственная – тоже. Но Валентина Ивановна этой тонкости не заметила.

Алешка тем временем вел свою партию дальше. Он вовсю демонстрировал свое желание быть полезным и заниматься вместе со всеми. (Можно быть дураком, но нельзя быть хиляком.) Он, прихрамывая, бегал за откатившимся мячом, жалобно постанывая, помогал сдвинуть маты, и Валентина Ивановна не выдержала:

– Иди в класс, Оболенский! Ты мне все настроение своим кислым лицом портишь!

Алешка взмолится:

– Ну я еще с вами побуду! Я так физкультуру люблю!

– Иди в класс!

Прихрамывая и оборачиваясь, Алешка под завистливыми взглядами пошел к двери. А за дверью подпрыгнул козленком и поскакал по ступеням вниз.

Я уже ждал его в мастерской. Дело в том, что выйти из школы обычным путем было непросто. Наш директор посадил у дверей своего бывшего полкового старшину, человека дисциплинированного и въедливого. Этот старшина завел специальную тетрадь и назвал ее «Журнал прихода и ухода личного состава школы № 875». И тщательно фиксировал в ней не только каждого, кто приходил и уходил в «неположенное время», но и причины прихода и ухода. Например, так: «Оболенский Алексей, отделение 3-й кл. „А“. Отлучался по личной надобности с 10.30 до 11.00 по моск. времени. Примечание: для личной надобности в помещении имеются туалетные комнаты, как-то: „М“ и „Ж“.

Нам с Алешкой попадать в эту тетрадку не хотелось. Объясняйся потом с директором, почему мы не воспользовались спецкомнатой «М», а выбегали по «личной надобности» на школьный двор. С 10.30 до 11.00 по моск. времени. Все, кому это было нужно, поступали проще.

Дело в том, что наша любимая школа уже много лет шефствует над подмосковным детским домом. Мы приезжаем туда с концертами, с подарками. А в нашей мастерской ремонтируем детдомовскую мебель. Ее привозят два раза в месяц и сгружают на заднем дворе, где есть отдельный вход в мастерскую. Вот и все. И не требуется никакая тетрадь прихода и ухода по личной нужде.

Когда мы вышли из метро, погода была хорошая. Солнце сияло в голубом небе. Местами под ногами поскрипывал довольно свежий снег. Повсюду щебетали птицы, осадив всевозможные кормушки – из бутылок, из коробок, из молочных пакетов; у одного дома даже висел на дереве старенький телевизор, пустой, конечно. И синички весело суетились внутри, как на экране «В мире животных». В общем, совсем не было похоже, что кому-то в такой ясный день грозит какая-то опасность. Не гремел гром, не лил «дождепад», не завывала пурга в печных трубах. Совсем наоборот: светило солнце и щебетали и каркали птицы.

Примерно такая же картина была и возле дома Вадика. Даже еще веселее. Как раз напротив его подъезда, возле безводного фонтана, была детская площадка. Со всякими качелями и снежными горками. И с хоккейной коробкой. И там вовсю шла оживленная общественная жизнь младшего поколения окрестных мест.

– Дим, – сказал Алешка, настороженно оглядевшись по сторонам, – я смешаюсь с населением, а ты садись на лавочку и наблюдай.

Я ничего не ответил. Лешка объяснил:

– Кое-кто меня здесь уже приметил. А тебя еще нет. На, спрячься. – И он достал из кармана сложенную многократно рекламную газету.

Алешка смешался с младшим населением, а я послушно уселся на скамейку и «спрятался» за газету. Скамейка была холодная, и сидеть на ней было не очень уютно. Но что делать, раз уж кому-то грозит какая-то опасность. Хорошо, что сидеть пришлось не очень долго.

Сначала у подъезда остановилась легковая машина, желтый «жигуленок». Но из нее никто не вышел. Только водитель приспустил стекло и закурил, выпуская на свежий воздух не очень свежий сигаретный дым. Так он и сидел, поглядывая на подъезд.

Потом из подъезда вышел Вадик (в одинаковых ботинках, но с разными шнурками) и пошел в сторону метро.

– Сиди спокойно, – сказал кто-то у меня за спиной. Алешка, конечно. – Терпи. Он сразу в квартиру не полезет. На всякий случай подождет.

Я пошелестел газетой и спросил:

– Откуда сведения?

– Они же знают, что Вадик очень рассеянный. И он может неожиданно вернуться от метро.

– Почему? – тупо спросил я.

– Потому. Вспомнит, что утюг не выключил. Или воду на кухне.

Алешка оказался прав. Через пять минут показался Вадик. Он торопливо шмыгнул в подъезд. И так же торопливо из него вышмыгнул. Наверное, выключил утюг и закрыл кран на кухне. А вот шнурки не поменял.

А дальше все пошло, как и предполагал Алешка. Курящий водитель проводил Вадика внимательным взглядом, выщелкнул в окошко окурок и вышел из машины.

У подъезда он без всякого труда справился с домофоном и исчез внутри. Мне стало совсем неуютно.

– Лех, – сказал я, не оборачиваясь, – пульни в его машину снежком.

– Зачем? – удивился Алешка.

– Сигнализация сработает. И он выскочит. И в квартиру не полезет.

Алешка хмыкнул.

– Еще чего! Нам как раз и надо, чтоб он полез.

Я сердито скомкал газету. Ну зачем, скажите, нам надо, чтобы какой-то жулик ограбил хорошего человека? Да еще почти профессора!