Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович. Страница 33
Прокопий прошёлся раза два по избе и остановился перед ребятами:
— Вот что, отпускать я вас отпускаю, но вы во всём должны слушаться Темира. Что скажет Темир, то и делайте. Самовольно никуда не отлучайтесь.
На следующий день рано утром Темир и ребята выехали из Тюдралы в село Каянчу, где жил лодочник Чагандай. Впереди всадников, весело помахивая хвостами, бежали Токшун и Мойнок.
Дорога шла шип по реке Урсулу. Проехав село Туэк-ту, всадники приблизились к старой Каянче.
Чагандая они нашли на берегу Катуни возле его лодки. Это был пожилой, лет пятидесяти, алтаец с многочисленными морщинами на лице — следами нелёгкой жизни таёжника. Чагандай согласился плыть с Темиром. Он пригласил гостей в аил. Выпив по чашке прохладного чегеня и передав хозяину в подарок две пачки листового табаку, наши путешественники направились на берег Катуни.
Течение реки здесь было спокойным. Слева виднелись небольшой мысок, покрытый пихтачом, и постройки новой Каянчи. Мальчики с любопытством смотрели на Катунь, которую знали лишь по рассказам старших. Шестьсот с лишним километров, начинаясь в ледниках Белухи, она стремительно катит волны среди горных круч и, сбавляя бег в среднем течении, уже спокойно впадает в многоводную Бию.
Столкнув лодку с отмели, Темир и Чагандай взялись за вёсла. Ребята устроились на середине лодки, положив рядом с собой ружья и вещевые мешки. Подхваченная течением лодка быстро поплыла мимо крутых берегов. Промелькнули мысок, избы новой Каянчи, луг, и перед взорами ребят открылась величественная картина тайги. Порой, когда каменистые берега суживались, лодка неслась среди брызг и пены в бурно клокочущих волнах, и у ребят от страха замирало сердце. Там, где берега раздвигались, течение реки становилось спокойным. Густые заросли черёмухи, жимолости, алтайского крыжовника и облепихи окаймляли берега. Выше шли лиственница и кедрач, блестели на солнце снеговые шапки белков. И чем ниже спускались наши пловцы по реке, тем разнообразнее становилась природа. Изредка попадался сосняк и редкий осинник.
В полдень достигли села Ороктоя. Вытащив лодку на берег и оставив её на попечение Чагандая, Темир решил показать ребятам знаменитый ороктойский мрамор, который залегал мощными пластами недалеко от села.
Поднялись вверх по небольшой речушке, и перед ними открылись скалы молочного, золотистого, розового и палевого мрамора. Это было так необычно, что ребята долго стояли, точно завороженные.
— Вот это да! — воскликнул в восхищении Янька. — Сроду я не видел такой штуки! Помнишь, Кирик, как ходили мы с тобой на Коргонскую каменоломню?
— К дедушке Журавею?
— Да, там тоже было много красивых камней, но не таких, как здесь. Смотри, тут целые глыбы — пудов, наверное, на тысячу каждая. Недаром Павел Иванович говорил, что ороктойский мрамор не уступает даже какому-то знаменитому мрамору в Италии. Вот какое у нас богатство, — с гордостью заключил Янька.
Выбрав два небольших розовых камня в подарок Печёрскому и учителю, вернулись к лодке. На следующий день рано утром впереди послышался отдалённый шум, напоминающий сильный ливень, к которому примешивались грохочущие звуки.
— Тельдекпенский порог, — заметно волнуясь, сообщил Темир. — Вам, ребята, придётся выйти на берег, плыть через Тельдекпень опасно. Когда мы с Чагандаем одолеем его, снова сядете в лодку. А сейчас вылазьте! — сильным взмахом вёсел охотник подогнал лодку к берегу.
Вслед за ребятами выскочили Токшун и Мойнок. Лодку вновь подхватило течением и понесло к порогу. Мрачные береговые скалы, постепенно суживаясь, образовали каменный коридор, по которому с бешеной скоростью мчался грозный моток. Грохот, каскады брызг, трепещущие клочья пены на чёрной кайме скал заставили ребят прибавить шагу. Они опасались за Темира и Чагандая. Но когда мальчики миновали скалы, Темир и Чагандай уже втаскивали лодку на береговую отмель. Вздох облегчения вырвался из груди друзей.
Охотник был бледен, на его щеке виднелась ссадина. Лодочник сидел молча, обхватив колени руками. Он всё ещё был под впечатлением рёва и грохота Тельдекпеня. Подбежавший Мойнок начал ласкаться к Темиру. Охотник отстранил собаку и, посмотрев на ребят, сказал с усмешкой:
— На этом пороге, должно быть, все черти Алтая собрались. Хорошо, что так дёшево отделались от них. Сломали одно лишь весло. Придётся делать новое. Вот что, пока мы займёмся этим делом, вычерпайте воду из лодки да подсушите сухари: они подмокли.
Ребята разостлали пиджаки и высыпали на них сухари. Вычерпав воду из лодки, развели костёр и, пока грелась вода, поймали на блесну небольшую щуку.
Весло было готово. После вкусной ухи Чагандай рассказал ребятам легенду о богатыре Сартыкпае.
— Когда-то давным-давно жил на свете богатырь Сартыкпай. Решил он построить мост через Катунь. День таскают камни с сыном, второй день таскают, но на третьи сутки сын ушёл к жене и не вернулся. Сартыкпай рассердился и разбросал камни, вот почему и образовался порог Тельдекпень. А вот на том камне — видите, на берегу — сидел Сартыкпай в тяжёлом раздумье, в обиде на сына…
Закончив легенду об алтайском богатыре, Чагандай сказал бодро:
— Поплывём, ребята, дальше. Нам нужно ещё одолеть Манжерокский порог.
Глубокая ночь. Спят возле костра уставшие за день люди. Тихо плещутся о борта лодки волны Катуни и, откатываясь от берега, торопливо бегут вниз по реке. Тишина. Лишь где— то далеко-далеко шумит Манжерокский порог. И точно убаюканные его песней, спят сосны, дремлют на полянах тёмно— синие фиалки, белеют примулы и, свернув свои бледно-лиловые лепестки, ждут солнца чудесные астры. Стоят, не шелохнувшись, в ночной тишине золотистые маки и белые ветреницы. Лёгкий, чуть уловимый аромат сосны и цветов наполняет парковый лес. Но вот в кустах недалеко от берега пискнула какая-то пичужка. Ей несмело ответила вторая. И алая полоска света, постепенно расширяясь, охватила полнеба. Качаясь на тонкой ветке жимолости, запела свою песню черноголовая славка. Ей нежно ответила золотистая иволга. Над Катунью пронеслась стая быстрокрылых крачек и, взметнувшись ввысь над потухшим костром, исчезла за лесом. Дробно застучал дятел, и склоны гор вспыхнули ярким пламенем восходящего солнца.
Проснулся Темир. Усевшись на траву, зевнул и, посмотрев на безмятежно спавших ребят, полез за трубкой. Недалеко от берега плеснулся таймень.
— Эй, рыбаки! Вставайте, проспали боль-шу-щую рыбину! — Темир развёл руками, показывая размер тайменя.
— Где ты его видел? — вскочил Янька.
— В Катуни.
— В реке рыбы много, — протянул разочарованно Янька. — Вот только как поймать?
Поднялись и Чагандай с Кириком.
На берегу запылал костёр. Подвесив на складной треноге котелок, ребята уселись ближе к огню.
А когда солнце поднялось над лесом, все четверо уселись в лодку и, оттолкнувшись от берега, поплыли вниз по Катуни.
Манжерокский порог приближался. Уже явственно слышался его шум, и в сиянии солнечного дня впереди, играя красками, виднелась радуга.
Ребятам очень хотелось увидеть страшные пороги — они упросили Темира оставить их в лодке.
С каждой минутой неслись всё быстрее и быстрее. Впереди виднелись острые выступы подводных камней, расположенные на расстоянии полутора метров друг от друга. Вокруг них вода бурлила, как в котле. От пловцов требовались большая выдержка и уменье, чтобы благополучно проскочить через узкое пространство между камнями. Подстерегала и вторая опасность. Стремительное течение Катуни образовало адесь огромные воронки, попасть в которые было равносильно гибели.
— Держи правее! — через грохот реки услышали они голос опытного лодочника, который не раз проезжал Манжерок. О борта уже бились вместе с волной первые седые клочья пены. Гривастые волны, налетая на камни, с рёвом взлетали вверх, образуя каскады брызг. Какая-то неотвратимая притягательная сила чувствовалась в мощном потоке воды, и, качалось, повинуясь ей, лодка неслась прямо на камни. Лицо Темира было бледно. Чагандай, работая вёслами, дышал тяжело. Не спуская широко раскрытых глаз с порога, Янька с замиранием сердца ждал, когда их лодка проскочит через кипящий проход. В одном месте лодка дала сильный крен, и ребят окатило холодной водой. Через её пелену они увидели, что за бортом мелькнул какой-то предмет и исчез в пучине. Ещё миг, и лодка, пролетев узкий проход, оказалась в полосе огромной воронки.