Рыцари без страха, но не без упрека - Галахова Галина Алексеевна. Страница 26

БРАТ И СЕСТРА

С пирамидой сыщиков всё-таки вышла осечка: не вся она развалилась тогда – рассыпалась только одна её половина, из первого «б». Вторая же половина, из первого «а», продолжала существовать и, мало того, действовать.

Итак, не сорок, а двадцать сыщиков принялись теперь за дело.

Но Рите от этого было ничуть не легче, поскольку везде и всюду ей на пути встречались хитрые глаза. И до того эти сыщики своими глазищами замучали её, что однажды она не выдержала и взмолилась:

– Отстаньте вы от меня, ну честное слово! Что вы ещё опять придумали?!

Но никто от неё, конечно, и не подумал отстать. А раз так, то по Ритиной просьбе пришлось в игру вмешаться Андрюшке. Андрюшка вмешался, но успеха не достиг. Да чтобы канцлер Коретты командовал и распоряжался Псами-рыцарями из Сабаккио! Да никогда в жизни!

Тогда за дело взялся Влад. Влад, он сразу всех утихомирил. Он им быстро объяснил, что на этот раз они затеяли и впрямь дурацкую игру.

Во всяком случае, он как бывший Гаскон Неповторимый, император Лабрадорской империи ни за что не вступил бы в неё: шпионить, следить, подглядывать? Да никогда в жизни! И все ему, конечно, поверили – ведь это говорил им сам Влад.

Но двое всё-таки не поверили даже Владу – Верблюжонов и Димка. Они рассудили так.

– Если бы Рита, – сказал Димка, – была бы чья-нибудь чужая сестра, а не моя, тогда было бы другое дело. Я бы сразу отпал. Но раз Рита своя, то есть моя собственная родная сестра, хочу – за ней слежу, хочу – нет. А давай, вообще, будем даже не следить, а просто наблюдать.

– Ну и верно же ты говоришь! – восхитился Верблюжонов. – А если бы я был тоже не твой, а чей-нибудь чужой друг, то я бы тоже отпал. Но раз я твой собственный друг, то, значит, буду как ты.

При этом они стали наблюдать не только за Ритой, но заодно за Андрюшкой и за Владом, поскольку те зачастили к Рите в гости. Уроки у неё делали, а потом, разложив на столе какие-то клочки, о чём-то шептались и клеили эти клочки на большой лист бумаги.

Димка попробовал однажды сунуть нос в ту бумагу, но Рита его быстро прогнала. Он и без того ей страшно надоел. Он стал просто невыносим. Его было не узнать: он подслушивал, подглядывал, колотил кулаками в дверь. А когда к нему присоединялся Верблюжонов, то они вообще поднимали вверх дном весь дом. Куда там поросёнок и петух! Даже они такого не устраивали.

Рита очень сердилась на Диму.

А Димка, встретившись в школе с Верблюжоновым, рассказывал ему новости, сам в свою очередь рассерженный на Риту.

Она у него просто невозможная стала. Брата родного из комнаты в три шеи выталкивает, секреты от брата какие-то скрывает. Такое стерпеть нельзя!

– Ну ничего! – сказал ему как-то Верблюжонов. – Всё равно узнаем и разведаем, то есть пронаблюдаем. Давай, когда я к тебе теперь приду, то сразу залезу под кровать, как будто меня нет. А когда они, Влад с Андрюшкой, придут, ты выйдешь из комнаты. А я буду слушать всё, что они будут говорить. Потом тебе расскажу.

Димка заколебался, но в конце концов всё-таки согласился.

Уж очень хотелось узнать секрет.

И вот когда в очередной раз к Рите пришли Влад с Андрюшкой, Верблюжонов залез незаметно под кровать и ушки у него были на макушке.

Но как он ни распахивал свои ушки, разобраться в разговоре не смог. Сначала они вообще какую-то географию проходили, а потом вообще какую-то формулу разбирали, а после склонились над этим самым листом бумаги и давай выкрикивать:

– А у меня РОГ, а у меня ДОР!

И такое непонятное они выкрикивали, так над этим всем смеялись, что Верблюжонов решил, что они вообще уже НЕ ТОГО.

Он так и заявил Димке, вылезая из-под кровати, когда Рита ушла провожать Влада и Андрюшку.

– Ты знаешь, они уже НЕ ТОГО. Всё время смеются, всё время у них какой-то РОГ и ДОР и всякое другое. Прямо смех. Может, ты сам туда заползёшь? Учительница ведь говорила, что ты тоже способный на бездумные поступки. Там тебе как раз и думать ничего не надо. Лежи и лежи себе, словно бревно. Только слушай.

Димка согласился с Верблюжоновым и при первом удобном случае залез под кровать, но и нескольких минут там не пролежал, как Рита его оттуда вытащила при своих гостях, да как следует ещё отругала.

Если бы она отругала его без свидетелей, Димка бы это, может быть, и стерпел. Но она отшлёпала его при больших мальчишках, отшлёпала так, словно он был какой-нибудь маленький шкет. Димка ей этого не простил. И Верблюжонов ей этого не простил тоже.

– Ну ладно! – сказал Верблюжонов решительно. – Мы ей за это, то есть за тебя, навредим. Будет нас знать!

Димка сразу согласился. Но как навредить-то?

– А очень просто, – подсказал ему друг, – ты найди эти все мелкие бумажки. Найди, куда она их прячет. А потом мы их возьмём и ещё мельче разорвём или вообще выбросим. Нет, лучше сначала узнаем, что в них написано.

При втором удобном случае Димка вытащил из стола у Риты конверт с какими-то клочками и принёс его в школу Верблюжонову. Они долго те бумажки рассматривали, читали всякие ДИ, КОГ, ЧУ и всякое такое прочее.

– Да чепуха это всё! – рассердился Верблюжонов. – Было бы чего им от нас прятать. Надо выбросить это всё, Димка. Это никакой не секрет, а одни бумажки бессмысленные!

Димка и вправду этот конверт с бумажками выбросил. Он вместе с Верблюжоновым выбросил его в мусорный бачок. А когда он пришёл в тот день домой, Рита встретила его у порога. Она плакала и говорила, что потеряла конверт с важными документами.

Димка тут же сознался, что залез к ней нечаянно в стол и взял тот конверт.

– Да ничего там важного и не было! Одни какие-то РОГ и ДОР всякие, – стал успокаивать он Риту. – Было бы тебе о чём реветь! Я эти бумажки в мусорный бачок в школе высыпал.

– Болван, болван, болван! – заплакала Рита ещё сильнее. – Мы чуть про «Вальс» не узнали, куда он делся. Это была яхта человека, у которого в груди осколки с войны остались. А ты всё испортил, навредил. Теперь мы никогда не узнаем, кто он такой и где живёт. Мы полписьма только разобрали…

– Я же ничего такого не знал, – стал оправдываться Димка. – Я же не хотел навредить! И тем более человеку, у которого в груди с войны осколки. Я даже не думал об этом…

– А ты всегда думай. Думай! Ты всегда совершаешь одни бездумные поступки! Бездумный – вот ты кто после этого.

– Не бездумный я, – тихо и обиженно ответил Димка. – Просто я ещё маленький, по сравнению с тобой.

– Он маленький! Посмотрите на этого маленького! А как следить за мной, за Андрюшкой и Владом, так он не маленький! Думаешь, это красиво?

– Я не следил, – сказал Димка и вдруг заплакал. – Я наблюдал. Это совсем другое. Это такая игра, Рита. Мы с Олежкой в неё играли. Что же теперь будет с тем человеком, у которого в груди осколки? Рита, у нас нечаянно так вышло. Ты прости меня, прости.

– Я-то тебя прощу. А ты, милый мой, не бросай слов на ветер. Это у тебя уже тысячное «прости».

– А вот и не тысячное, – заупрямился Димка. – Всего-то двести первое. Ну, Рита, ну не сердись. Ну скажи: что для тебя сделать? Я всё-превсё для тебя сделаю.

– Сделаешь? Ну так и быть, прощаю, – обрадовалась Рита. – Если хочешь нам помочь, разузнай у Васи, пожалуйста… Он один читал то письмо до конца, а потом разорвал его на мелкие части. И ни в какую не говорит, что там было написано.

– А как я разузнаю, если даже вы не можете?

– Нам он нипочём не скажет: мы в ссоре. А к тебе он очень хорошо относится. Он тебя и твоего Верблюжонова больше всех уважает – что я, не вижу?

Димка напыжился. Ему было приятно это слышать. Он любил, чтобы его уважали, но всё-таки больше всего он любил, чтобы его любили.

– А ты меня тогда за то, что я конверт в мусорный бачок выбросил, не разлюбишь? Дай честное слово!

– Если узнаешь у Васи, что было в письме, не разлюблю. Даю честное слово.

– Ура! – закричал Димка. – Да ради тебя… Я ведь, Рита, сам тебя уважаю и люблю. Ты же моя единственная сестра. Ты – мой шеф, правда?