Мандат - Власов Александр Ефимович. Страница 16
— Предположим, на Невском!
Не нравился Глебке этот стройный, с нежным лицом мальчишка. Не понравился и его ответ. Невский проспект представлялся Глебке обиталищем буржуев, и он выпалил:
— Ты буржуй, значит?
— Мой папа — жрец искусства! — гордо произнес Юрий и иронически добавил: — Если художники буржуи, то и мы с папой буржуи.
Этот ответ поставил Глебку в тупик. Он не знал, куда надо зачислить художников, — к друзьям или врагам.
— Смотря что рисует! — буркнул Глебка, испытующе глядя на Юрия. — Может, он царей и генералов малюет?
Пренебрежительное «малюет» резануло по самолюбию Юрия.
— Отгадал! — сказал он. — И царей, и генералов!
— Контра! — рявкнул Глебка. — Изрешечу!
Видя, что ссора разгорается, Глаша выдвинулась вперед и заслонила собой Юрия.
— Не стыдно? — рассудительно произнесла она и вдруг пошла в атаку: — Изрешечу!.. Да я сама тебе решето на голову надену и плясать заставлю!.. Ты, коль спрашиваешь, так разберись!.. Дядя Павел их потешными рисует, чтобы смешно было: кого собакой, кого крысой, а кого и гадюкой!
Глебка заморгал глазами. Он пропустил мимо ушей колкие слова Глаши, потому что припомнил плакаты, которыми пестрели дома и заборы в Петрограде.
— Цепные псы капитализма? — спросил Глебка. — А Юденич вроде бульдога?
— Такие рисунки называются карикатурами, — поучительно произнес Юрий. — Мой папа — известный карикатурист!
— Что ж ты сразу не сказал! — воскликнул Глебка и протянул Юрию руку. — Вылезай!.. Я этому самому Юденичу всю морду на заборе расцарапал!
— Глупо! — холодно сказал Юрий. — Карикатура — произведение искусства, а ты… просто варвар. С Юденичем надо на фронте воевать, а не на заборе!
Повезло Юрию, что Глебка не знал слова «варвар» и не обратил на него внимания, а насчет остального Глебке было что сказать. Он по-отцовски похлопал по маузеру.
— Я из него сегодня ночью двух бандитов уложил! Понял?.. А батя с отрядом доколачивать банду остался!
Глебка так твердо произнес эту фразу, что сам поверил в нее, и с жаром принялся рассказывать про бой с бандитами. Приврал он лишь самую малость — в двух местах. Стрелять-то он стрелял из маузера, а вот попал или нет — неизвестно. Ну и в отношении «доколачиванья» банды — здесь Глебка тоже выдал желаемое за действительность.
— А теперь чего будешь делать? — сочувственно спросила Глаша.
— Хлеб караулить и ждать! — ответил Глебка. — Как с бандой разделаются, так батя меня на дрезине догонит! А то, может, поезд пойдет, тогда я прицеплю теплушки и доеду до станции, а там — прямо на телеграф, сообщу в отряд, где вагоны с хлебом!.. Далеко до станции?
— Верст пять, — сказала Глаша.
— Так близко? — воскликнул Глебка, и новая, еще не совсем ясная, но волнующая мысль пришла ему в голову. — Пять верст! — задумчиво произнес он. — Это… Если взяться дружно, руками дотянуть можно. А?
Юрий и Глаша не поняли.
— Я говорю, — заторопился Глебка, — теплушки можно руками, без паровоза, дотащить до станции!
— Чепуха! — скептически заявил Юрий.
— Знаешь что! — сказала Глаша. — Мы быстренько доедем до Узловой и скажем, что ты застрял тут с вагонами!
— Да-а-а! — насмешливо протянул Глебка. — Нашла дурака!.. Один поехал с паровозом, да шиш вернулся!.. Я ученый! Так я вас и отпустил!
— То есть как это? — опешил Юрии.
— А вот так — не отпущу, и все!
— Тогда поедем с нами! — предложила Глаша, которой очень хотелось хоть как-нибудь помочь Глебке.
— Хлеб без охраны оставить? — спросил Глебка и смерил ее негодующим взглядом. — Он ценней, чем золото! — Глебка посмотрел на Юрия. — Вот ты… Приедешь в Питер, что ты есть там будешь?
— Я с собой везу! — сказал Юрий. — У меня два мешка!
— Выходит, ты спекулянт! — ехидно спросил Глебка.
— Никакой он не спекулянт! — заступилась Глаша. — Это мы ему муки и картошки дали!
— Выходит, ты кулачиха?
Глаше нравился напористый, смелый паренек. Но сколько же оскорблений можно вытерпеть? Она рассердилась и, когда Юрий, дернув ее за рукав, сказал: «Поедем! Некогда нам с этим грубияном пререкаться!» — Глаша отвернулась от Глебки и, не ответив, пошла к телеге.
Но симпатия оказалась сильнее обиды. Девочка повернула голову, улыбнулась и пообещала:
— Ладно! Не бойся! Мы скажем на станции про тебя!.. Жди!
Глебка колебался недолго. Он понимал, что Глашино предложение самое разумное. На Узловой находился штаб продотрядов. Когда там узнают о случившемся, то обязательно пришлют паровоз или бойцов для охраны теплушек. Но опять оставаться одному!.. Это было сверх сил. Холодные мурашки побежали у Глебки между лопаток. Бросился он за Юрием и Глашей, обогнал их и, широко расставив руки, крикнул:
— Стой! Не пущу!
Юрий не почувствовал, а Глаша уловила в этом крике нотки отчаянья и мольбы.
— Он еще приказывает! — с возмущением воскликнул Юрий. — Мне приказывать может только…
— Ленин может? — почти шепотом спросил Глебка.
Это было так неожиданно, что Юрий не закончил фразу и забыл закрыть рот.
— Говори! Может или нет? — тем же страстным шепотом произнес Глебка и придвинулся к Юрию вплотную.
— М-м-может…
— Читай! — Глебка бережно вынул мандат, сам развернул его и, не выпуская из своих рук, показал Юрию. — По этому документу мне каждый человек подчиняться должен: и ты, и она, и всякий, кого увижу!
Юрий не слушал. В первую очередь он посмотрел на подпись. Ему ли не знать ее! В прошлом году одна из типографий обратилась к отцу Юрия с просьбой воспроизвести подпись Ленина для праздничного плаката. Две недели работал отец над одной буквой, двумя словами и двумя скобками. Юрий на всю жизнь запомнил их:
Глядя на подпись, он улыбнулся буквам, как старым добрым знакомым.
— Подпись подлинная! — воскликнул он.
— А ты читай, читай! — торжествующе сказал Глебка. — И ты — тоже — добавил он Глаше.
— Не умею! — созналась та. — А карточку я уже посмотрела. Это твой отец?
— Ну и что! — недовольным голосом возразил Глебка. — Я тоже в Кремле был, когда Ленин мандат подписывал! Ясно?.. Что отец, что я — никакой разницы!.. Все должны оказывать мне полное содействие!
— Не тебе, а отряду! — уточнил Юрий. — Чем мы можем тебе помочь?
— Никуда вы от теплушек не уедете! Это раз! — начал перечислять Глебка свои требования. — А два — будем толкать теплушки!
Юрий посмотрел на Глашу. Он опасался, что сестра не согласится, и поторопился повлиять на нее.
— Ты знаешь, кто такой Ленин? — многозначительно спросил он Глашу.
— Еще бы!
— Нет, не знаешь! — возразил Юрий. — Мой папа сказал мне как-то: «Напишу портрет Владимира Ильича — и буду считать цель своей жизни достигнутой!» А папа мой слов на ветер не бросает! — и, помолчав, он торжественно добавил: — Идем по приказу Ильича толкать теплушки!
— Пошли! — деловито ответила Глаша.
Глебка не удивился. После того как мандат с подписью Ленина усмирил целую толпу мужиков, он поверил в чудесную силу документа. Мальчишка пожалел, что не догадался сразу показать мандат ребятам и потратил столько дорогого времени на пустые разговоры.
Все трое вернулись к теплушкам.
— Главное — стронуть их с места! — уверенно объяснял Глебка, раскручивая рукоятку тормоза. — А потом они покатятся, только держись!
Соскочив с площадки, он весело скомандовал:
— Взялись!
Ребята уперлись руками в железную раму вагона, а ногами — в шпалы. У Глебки от напряжения побелели пальцы.
— Рад-два, дружно! — натужно крикнул он.
Теплушки не шелохнулись.
Снова и снова ребята упирались в железную раму, налегали на нее и плечами, и грудью, но колеса будто примерзли к рельсам.
— Тю-у! — устало произнесла Глаша. — Скаженные!
— А почему у тебя искры из-под колес летели? — спросил Юрий, тщательно вытирая платком испачканные ржавчиной пальцы.