Тайна заброшенной часовни - Брошкевич Ежи. Страница 12

Итак, хотя появление заметки сразу в двух газетах должно было всех воодушевить, домой друзья возвращались в дурном настроении, злясь на самих себя и друг на друга.

Пацулка утратил присущее ему безмятежное спокойствие при виде записки «Уехала за товаром». Ика сердилась на Влодека, на Брошека, а также на себя, поскольку не сумела скрыть ревности и обиды. И, наконец, Влодек мысленно корил себя, что только сейчас начал беспокоиться о Катажине.

Один Брошек, хотя и дулся на Ику, испытывал душевный подъем, если не сказать, что был счастлив.

Он даже немного отстал, чтобы еще раз заглянуть в газету. Правда, в редакции, как водится, сильно сократили и подправили первоначальный текст, но ведь напечатали же!

— Меня напечатали, — шепнул сам себе Брошек.

И перечитал заметку в пятый раз.

«НЕОБЫЧАЙНОЕ ОТКРЫТИЕ!» — как мы помним, гласил заголовок. А дальше мелким, но четким газетным шрифтом было напечатано:

Как нам стало известно, в районе Соколицы, на хуторе Черный Камень, сделано необычайное открытие. Известный историк искусств, доцент Ягеллонского университета д-р М. З., осматривая давно заброшенную часовенку, обнаружил в ней настоящее сокровище — творение, несомненно вышедшее из мастерской одного из интереснейших народных художников-примитивистов. Специальная комиссия, состоящая из историков искусств и этнографов, намерена в ближайшее время определить его происхождение, а также обезопасить от непрошеных «коллекционеров». Мы надеемся, что вскоре собрание одного из наших музеев пополнится новым, весьма ценным экспонатом. Совершенное д-ром М. З. открытие подтверждает наше предположение о том, что на территории южных воеводств ждет своего часа еще множество творений искусства, являющихся подлинными шедеврами национальной культуры.

«Да, — подумал Брошек, — хорошо написано. Все как нужно: сокровище обнаружено, но меры безопасности еще не приняты; экспонат представляет несомненную ценность, но еще не изучен комиссией; его необходимо охранять от непрошеных коллекционеров, но пока охрана не установлена. Надо думать, такая заметка сразу привлечет этих самых непрошеных коллекционеров».

И тут Брошек с громким всплеском вернулся к действительности. Заглядевшись на текст заметки (такой хитроумной и, главное, напечатанной!), он не заметил, как сошел с шоссе на обочину, а с обочины шагнул прямо в полную глинистого жидкого месива и лягушек канаву.

— Над кем смеетесь? — рявкнул он, карабкаясь по скользкому склону. — Над собой надо смеяться!

— А нам приятнее над тобой! — заливалась Ика; по лицу ее, смешиваясь с каплями дождя, текли слезы.

Тем не менее она протянула Брошеку руку таким грациозным и милым движением, что вся его злость немедленно улетучилась и вокруг словно немного посветлело, хотя на самом деле новый порыв северного ветра принес тяжелый вал свинцовых дождевых туч.

С моста, на который ребята теперь вступили, уже были видны дом и веранда, а на веранде — синий свитер Катажины.

Влодек с облегчением вздохнул: приветственный взмах Катажининой руки означал, что все в порядке. Значит, в окрестностях часовни пока еще никто не появился, а Толстый, вопреки ожиданиям, ничего плохого не сделал.

— Все в порядке, — пробормотал Брошек и помахал Катажине пачкой газет. Она поняла: потрясла сплетенными над головой руками.

— Мне с самого начала было ясно, — сказал Брошек, останавливаясь и глядя на побуревшие, как всегда перед наводнением, волны, — что Толстый не имеет к этому отношения. У него слишком глупый, слишком неотесанный вид.

— Э-э, — тихо засмеялся Пацулка, и Брошек, конечно же, немедленно заткнулся.

— И все равно он ужасно противный, — сказала Ика. — Достаточно посмотреть на его ручищи. А лицо! А глаза! Сущий бандит! Ой, вода-то как поднялась. Еще, не дай Бог, сорвет мост…

В этот момент до ребят донеслись какие-то смешные звуки. Это пыхтел, фыркал, давился от кашля, но тем не менее упорно катил вперед на своих тонких колесах мопед.

— Чего это он так пыхтит? — удивилась Ика. — Захирел с голодухи?

— Какая же ты жестокая, — неодобрительно сказал Брошек. — Нехорошо издеваться ни над животными, ни над машинами.

Мопед между тем приближался. Теперь уже было ясно, что хрипит, задыхается и кашляет он не от недокорма и не от старости, а от того, что его замучили. Перегрузили. Заставили тащить на себе двойную ношу.

— Тут и верблюд бы взбунтовался! — воскликнула Ика.

В самом деле: закутанный в брезентовый дождевик седок был просто огромного роста; такой мог бы и битюгу переломить хребет. Да еще сзади, за его спиной, на маленьком багажнике высился узел, место которому было не на хилом мопеде, а на грузовике.

— Сумасшедший или садист! — пробормотал Влодек, а Пацулка убежденно кивнул.

Всадник приблизился к мосту. Бедный загнанный мопедик пыхтел из последних сил. Въезжая на мост, он закашлялся в последний раз и сдох. Всадник принялся нажимать на педали, но не сдвинулся с места. Тогда он опустил на землю ноги и выпрямился во весь свой великанский рост.

— Какая мерзкая жердь, — пробормотала Ика, не заботясь о том, услышит ее незнакомец или нет.

Должно быть, он не услышал, поскольку был всецело поглощен странным и необычайно комичным занятием. А именно: пытался перебросить ноги через раму и слезть с седла, в чем ему мешал огромный мокрый плащ. Хуже того: находящийся под плащом рюкзак тянул долговязого назад, в результате чего он зашатался, стоя на одной ноге, тогда как другая, зацепившись за седло, судорожно подергивалась.

— Справедливая месть неодушевленных предметов, — засмеялась Ика.

Влодек и Брошек на это раз ее не оборвали: они сами не без удовольствия наблюдали за журавлиным танцем великана.

Один Пацулка, который, как многие (и заурядные, и выдающиеся) личности, любил совершать благородные (желательно не требующие больших усилий) поступки, подошел к незнакомцу и помог ему высвободить ногу. Остальным стало немного стыдно, но признаваться в этом не хотелось.

— Нашел себе занятие, дурачок! — холодно бросила Ика.

— Да уж, — согласился Брошек.

— А я только могу повторить, — подражая собственному дедушке, проворчал Влодек, — что щенок он и есть щенок.

И в бешенстве умолк, потому что дал очередного петуха; звук был ничуть не менее противным, чем сигнал системы «Д».

На его счастье на шоссе зазвучала новая мелодия.

Эта мелодия ничуть не была похожа на грустную песню мопедика. Из-за поворота вынырнул роскошный автомобиль. Работающий на высоких оборотах мотор ворчал веселым баритоном, а мокрый темно-серый кузов лоснился и поблескивал.

— Это уже интересно, — сказала Ика.

Через несколько секунд машина остановилась прямо рядом с ней.

В окне появилось мужественное улыбающееся лицо.

— Будьте любезны, скажите, пожалуйста, — обратился к Ике водитель, — как проехать в Вятрув?

Но Ика на мгновение потеряла дар речи. Во-первых, ее потрясла изысканно-вежливая форма обращения; во-вторых, обаятельная белозубая улыбка; в-третьих, она загляделась на сидевшую рядом с водителем ослепительную блондинку с лицом торжествующего ангела.

— Может, эта крошка глухонемая? — прохрипел с заднего сиденья остряк с огромным пузом, круглой физиономией и поросячьими глазками.

Сидевшая возле него красивая шатенка хихикнула.

Ика чуть не подпрыгнула от возмущения.

— Я бы предпочла быть глухонемой, чем беседовать с этой бочкой сала, — сладким голосом сказала она. — Что же касается Вятрува, у вас есть выбор. За мостом начинается дорога второй категории с первоклассным асфальтом, только перед Очайдушей придется с полкилометра потрястись. А вдоль реки идет дорога первой категории с первоклассными ухабами. Учитывая перегрузку задней оси, советую ехать через мост и Очайдушу.

Остряк на заднем сиденье разинул рот, а водитель и шатенка громко расхохотались. Только торжествующий ангел ничего не расслышал или не пожелал расслышать. Он продолжал сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой, и лицо у него оставалось совершенно равнодушным и необыкновенно прекрасным.