Тайна заброшенной часовни - Брошкевич Ежи. Страница 48

— Ты что, спятил? — возмутился Брошек.

Но Пацулкино замечание вовсе не было лишено смысла.

В ВОСКРЕСЕНЬЕ — СОЛНЦЕ!

В доме на холме в то утро никого не потребовалось будить, хотя только мама накануне легла рано; кстати, лишь они с Пацулкой спали крепко и ничего плохого во сне не видели.

Остальные же вначале долго не могли заснуть. Потом их всю ночь терзали кошмары: погони, преследования, опасности… Даже отца (который отправился спать только на рассвете, начертав на последней странице рукописи слово «КОНЕЦ!») мучили страшные сны. Он сдавал вступительные экзамены в лицей, и препротивная преподавательница физкультуры заявила, что ему не удастся открыть теорию относительности и посему придется стать оперной певицей и выступить на ближайшем фестивале в Сопоте. Затем она велела ему спеть песню «Зачем ты уходишь в синюю даль», а он никак не мог вспомнить мелодию этого известного шлягера.

Ика дважды пронзительным криком будила Катажину, однако объяснить, почему она визжала «ай-яй-яй!», так и не сумела.

А Влодеку снился кулачный бой с огромным и полосатым, как тигр, утенком Дональдом, завершившийся тем, что Влодек изо всех сил саданул кулаком по стене, и это было вовсе не так забавно, как могло бы показаться со стороны.

Ночь вообще была очень неспокойной. В долине бушевал прилетевший с Великих Гор ветер, и каждая минута без сна была заполнена его ревом и хохотом. Это еще больше усугубляло тревогу и мучительное ощущение потерянности. Правда, незадолго до рассвета ветер стих.

Рассвет занялся туманный, но постепенно туман начал рассеиваться, сползать по склонам холмов и веткам деревьев на влажные луга и наконец погрузился в волны реки, чтобы спокойно в них утонуть.

И над миром засияло солнце!

Утреннее огромное ясное солнце. Было пять часов утра.

Не прошло и часа, как солнечные лучи проникли сперва в спальню мальчиков, а потом и девочек. Пацулка, почувствовав на лице их теплое прикосновение, мгновенно проснулся, радостно засопел и спустил ноги на пол. Потом в спальне раздалось звонкое чиханье. Так прореагировал на солнце Влодек. Чих прозвучал как выстрел. Брошек подскочил на кровати и завопил:

— Руки вверх!

А когда понял, что произошло, завопил еще громче:

— Да здравствует солнце!

Было еще только без двадцати шесть, но кто в такое утро мог долго валяться в кровати! На лугу возле дома ансамбль кузнечиков и шмелей исполнял воскресную утреннюю увертюру. В лесу с самого рассвета гремела мощная птичья оратория. Закружились в утреннем танце белки, а по большой изумрудной поляне на вершине противоположного холма прошествовало небольшое оленье стадо под водительством рогача с серебристой шерстью.

Купанье у колодца на таком солнце доставляло истинное наслаждение, хотя вода была еще обжигающе холодна. Тем не менее возле колодца появились и девочки в купальниках, и в течение последующих пяти минут на обливание, обрызгивание и т. п. было израсходовано не меньше двадцати ведер воды.

Водные процедуры, естественно, сопровождались приглушенными восклицаниями и смехом. Все ночные призраки при свете солнца немедленно сгинули, и несмотря на то, что день предстоял трудный, а быть может, даже опасный, такое утро вселило во все сердца веру в победу.

Потом ребята на скорую руку позавтракали, оставив родителям на столе все, что им причиталось, а также написанную Икой записку, гласившую, что компания спозаранку отправилась по грибы, которые необходимы для улучшения вкусовых качеств Пацулкиного окорока в сметане.

После завтрака (то есть в шесть тридцать) вся пятерка собралась на веранде, чтобы в последний раз обсудить детали предстоящего сражения.

Тут уж было не до смешков, поддразниваний, подначек и прочих развлечений солнечного воскресного утра. Даже Пацулка сидел с серьезным, если не сказать суровым, видом. Больше того: он решил (для блага общего дела) нарушить один из своих нерушимых принципов. И заговорил.

— Что ж, дети! — сказал он. — Игра закончилась. Нам предстоит горячий денек.

Остальные молча на него уставились; никому даже в голову не пришло поинтересоваться, где он увидел детей.

Первой пришла в себя Альберт.

— Пацулка прав, — заявила она. — Сегодня или никогда!

— Ой ли? — усомнился Брошек. — Правда, многое указывает на то, что сегодня все решится. Но стопроцентной уверенности нет. Предлагаю набраться терпения…

— Ты это хорошо обдумал? — спросил Влодек.

— Представь себе! — огрызнулся Брошек.

— Только не ссориться! — оборвал их Пацулка, и мальчики немедленно прикусили языки. Тем более что Пацулкуу дружно поддержали девочки.

На протяжении последующих тридцати минут был окончательно выверен план действий, и обсуждены различные его варианты (на случай непредвиденного поворота событий).

В семь у колодца появился отец, во все горло распевая «Зачем ты уходишь в синюю даль» в манере итальянских оперных певцов конца прошлого века.

Немудрено, что мама тут же вскочила с кровати и выбежала во двор в цветастом халатике. Воспользовавшись тем, что ее муж занят исключительно собственной персоной, она надела ему на голову ведро

— Талант прорезался? — крикнула она. — Получай же за это, сушеница песчаная!

В обычное время подобная сцена вызвала бы на веранде бурю восторга. Однако в то утро ребятам было не до шуток. Как спаведливо заметил Пацулка, «игра закончилась». Поэтому поступок матери был встречен лишь непродолжительными аплодисментами, а поскольку времени было в обрез, пятерка приступила к выполнению заранее намеченного плана действий.

Тут необходимо пояснить, что действия эти выглядели совершенно невинными и не могли привлечь внимания окружающих.

А именно: Пацулка отправился в Соколицу за газетами. Правда, газеты приходили в киоск только в восемь утра, но, видимо, Пацулка по какой-то причине спешил и вышел из дому раньше обычного.

Ика с Альбертом поднялись на пригорок, усыпанный яркими июльскими цветами. Цель их прогулки ни у кого не могла вызвать сомнений: девочки хотели нарвать цветов, чтобы составить несколько букетов. Прежде всего, один букет надлежало преподнести отцу по случаю завершения им своего труда. О матери тоже не следовало забывать. Ну, а на случай, если пан Адольф поправится, и обитатели домика под красной черепичной крышей соберутся в обратный путь, надо было припасти третий букет — прощальный.

Влодек с Брошеком тем временем направились за реку к пани Вевюрчак, которая по субботам пекла для своих дачников превосходный домашний хлеб.

Заодно они заглянули в домик, крытый красной черепицей, где их весело приветствовал сам пан Адольф; он совершенно оправился и старательно мыл выведенную во двор машину.

Пан Адольф сообщил мальчикам, что надеется уехать еще засветло, поскольку пан Ендрусь уже проснулся, а панна Эвита успела подкрасить левый глаз.

Обремененные тяжелыми сумками с хлебом, ребята не стали задерживаться, только осведомились, когда можно зайти попрощаться, чем явно очень обрадовали пана Адольфа.

Условились на десять часов; пан Адольф выразил надежду, что к тому времени Ендрусь успеет побриться, а Эвита справится со вторым глазом.

Проходя мимо луга, на котором девочки собирали цветы, Влодек и Брошек напомнили им про особый, прощальный букет.

— Мы таких вещей не забываем! — обиженно крикнула Ика, а горы, небо и лес передразнили ее протяжным эхом.

Хлеб был доставлен по назначению, и делать стало вроде как нечего. И вдруг Влодек, сунув руку в карман, забренчал ключами Толстого. Лицо его при этом ровным счетом ничего не выражало, однако Брошек насторожился.

— Ты так считаешь? — спросил он.

— Не худо бы… — пробормотал Влодек.

— Зачем?

— На всякий случай. Проверить, там ли она.

— Скульптура?

— Скульптура.

Брошек задумался. Идея Влодека показалась ему чересчур рискованной. Что будет, если Толстый вернется раньше времени? Либо издали увидит, как они заходят в сарай?