Нож великого летчика - Биргер Алексей Борисович. Страница 18

Седой быстро сориентировался и повел нас к нужному выходу. Мы вышли на Ленинские горы и пошли по утоптанной дорожке между зеленых холмов над Москвой-рекой и над приречными прогулочными аллеями, с их лавочками и красивыми оградами. По мере того, как мы шли, народу становилось все больше, народ оживленно переговаривался, рассматривал что-то, передаваемое из рук в руки.

К нам подскочил мальчишка с ищущими глазами - приблизительно нашего возраста, ну, может, чуть постарше.

- Жвачка не нужна? - быстро спросил он, протягивая упаковку мятной жевательной резинки.

- Сколько? - на ходу прищурился Седой.

- Пять рублей пачка, - и торопливо добавил. - Но можно отдельными пластинками, по рублю пластинка.

Мы, что называется, "тихо прибалдели". Пять рублей! Да это ж больше двух недель школьных обедов!

Но Седой не смутился.

- Возьму, пожалуй, - сказал он, доставая пять рублевых бумажек. Кстати, - осведомился он, когда парень вручил ему жвачку, - ты Пучеглазого, случайно, не видел?

- Кого-кого? - недопонял парень.

- Пучеглазого. Неужели не знаешь, кто это такой?

Парень моргнул, задумался.

- Погоди... - проговорил он наконец. - Это такой толстомордый, с пузом? Ну, и глаза навыкате, все точно...

Седой небрежно кивнул. Парень поглядел на него с каким-то новым уважением.

- Вообще-то... Вообще-то он так не вертится, как другие. Ты вон у того спроси, у Кривого, они ж с Пучеглазым по одному и тому же товару спецы. Он, наверно, знает, появился Пучеглазый или ещё нет. А если появился, то в каком пивняке с покупателем переговоры ведет.

- Угу, - кивнул Седой и направился в сторону того, кого парень назвал Кривым. Мы пошли за ним, несколько оробело оглядываясь вокруг и держась метрах в двух позади: мы так поняли, Седому надо пока действовать самостоятельно, чтобы мы не висели на нем лишним грузом.

Да, мы попали на одну из крупнейших "толкучек" - или "черных рынков" Москвы, в одно из тех мест, где правили свои законы. Не могу передать, как мы были ошеломлены этим первым свиданием с совершенно неведомым нам миром. Мы, вроде, и не так спешили, тащась вслед за Седым, но, казалось, все проносится мимо нас на огромной скорости и вертится бешеной каруселью, сливается в огромный калейдоскоп, где не успеваешь схватывать целое, привлеченный то одним, то другим цветным осколком, меняющим весь узор.

Вот пристроился чуть в стороне от основного движения инвалид, на тряпице разложивший ценные значки и медали - и, кажется, даже ордена. Рядом с ним стояла сумка, из которой он извлекал пиво, бутылку за бутылкой, и потихоньку потягивал. Вот мужик в застегнутом наглухо пиджаке, он двигался навстречу главному потоку, с каким-то почти болезненным тщанием шаря по лицам - пытался угадать покупателей. Время от времени - видимо, решив, что именно этот человек может клюнуть - он быстро отгибал полу пиджака, показывал товар, что-то бормотал, а то и просто вскидывал вверх несколько пальцев, и, убедившись, что опять промашка, двигался дальше.

Мы, из любопытства, стали подбираться поближе к нему, и только успели разглядеть брелки в виде черепов, гробиков и скелетов, как рядом с нами возник другой тип и протянул нам кляссеры:

- Марки, пацаны! Танзания по тридцать копеек штука!

А наше внимание уже привлек другой мужик, державший под мышкой стопку новеньких книг. Одну из книг - "Марсианские хроники" Рея Бредбери - держал в руках покупатель и внимательно просматривал.

Нам и это было интересно, но Седой уже исчезал вдалеке. Он успел перехватить Кривого - насколько мы поняли, Кривого прозвали Кривым не из-за того, что у него не было одного глаза или что его глаза косили (оба глаза у него были на месте, и смотрели вроде бы нормально), а из-за того, что вся его худая высокая фигура была какой-то искривленной, будто кочерга - и теперь Седой и Кривой удалялись на одну из боковых аллеек, беседуя о чем-то.

- Скорей! - поторопил я друзей. - Нам нельзя их потерять!

И мы заторопились мимо всего, что ошарашивало изобилием и казалось сказкой, пещерой Али-Бабы: мимо потрясающих "дисков" - по-моему, и у Юрки, со всеми его "битлами" и "роллингами", таких не было - мимо американских сигарет, японских магнитофонов, ярких целлофановых пакетов с эмблемами иностранных фирм, женской косметики, футболок и водолазок с иностранными надписями, цветастых журналов, продавцы которых предпочитали свой товар показывать очень исподтишка, лишь порой, на уголке журнала, специально выставленном из-под полы, можно было различить обнаженную женскую грудь, мимо "объемных" открыток, мимо шариковых ручек с фигурками - паровозиками и русалками - плавающими в прозрачном корпусе ручки вверх и вниз, мимо всего, о чем мы только слышали, но никогда не видели.

Седой и его собеседник свернули на боковую аллейку и вели напряженный разговор. При нашем приближении Седой сделал нам незаметный его собеседнику знак: мол, не очень высовывайтесь. Мы покорно остановились в начале аллейки.

- Выходит, Клим сдал нож барыгам? - пробормотал Юрка.

- А чего ещё от него ждать? - отозвался Димка.

- Как вы думаете, Седой сможет отобрать нож у барыг? - спросил я.

На это ни у кого ответа не было. Мы очень верили в Седого, но понимали, что барыги, вцепившиеся в свой товар - это будет в сто раз похлеще Клима и всей его шпаны.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

АРЕСТ

Здесь, наверно, надо сделать небольшое отступление, чтобы вы лучше почувствовали вкус той эпохи, в которую прошло мое детство. Нам потом не раз доводилось бывать на "черных рынках", и опыт общения с публикой на них годам к пятнадцати-шестнадцати усваивался крепко.

Да, все эти спекулянты... "форца", как ещё их тогда называли. Люди, которые могли предложить нам если не то, о чем мы мечтали, то хотя бы хорошую подделку под мечту. Потому что мечтали мы о дальних странах, о поисках сокровищ, о том, как пальмы шелестят или о том, как кровь запекается на губах в безводной пустыне, когда последними патронами отстреливаешься от дикарей-людоедов. Или, наоборот, о полюсе холода, о собачьих упряжках, о плевках, замерзающих, не долетев до земли. Или - о прокопченных кварталах Лондона и Берлина, где великий сыщик, вроде Шерлока Холмса, глядит, задумавшись, в окно, а где-то в полуподвале корпит изобретатель, и пахнет у него магнитной стружкой, и через обмотки его реле и трансформаторов проходит заряд электричества, и от этого заряда аппарат испускает синеватый луч, обладающий волшебными, доселе не виданными, свойствами. Или, еще, мечталось увидеть боксерский поединок настоящих профессионалов, о профессиональном боксе тогда ходили легенды, которые, в итоге, оказались намного красивее действительности. А может, это мы устали ждать, и, когда спустя двадцать лет впервые увидели профессиональный бокс, со всем его антуражем, то были уже не те. Словом, мы мечтали о распахнутом мире, а на "черных рынках" мир немного приоткрывался, потому что туда стекались товары со всего света, и можно было ходить и глазеть, и сами слова "Это сделано в Малайзии", "Это сделано в Мексике" звучали совсем иначе, чем сейчас. Сейчас мы, чаще всего, понимаем это только в одном смысле: товар - барахло, который долго не проживет, а тогда даже потрогать было приятно, потому что от одного прикосновения на твоих руках, казалось, навеки остается колдовская пыль неимоверно далекой и неимоверно прекрасной страны, будто радужная пыльца с крыльев бабочки.

Собственно, обо всем этом и писал Сент-Экзюпери - почему в те годы, годы самых первых его изданий, в него так и влюбилась вся страна.

Разумеется, люди, предлагавшие нам все эти чудеса, были совсем не похожи на волшебников. Они играли в свою игру - в игру, которые предлагали условия нашей жизни, нашего существования, и не было бы этих игроков, пришли бы другие, и игра эта была достаточно грязной, но грязь тоже входила в правила. Точнее, правило было одно: делай, что хочешь и что можешь ради того, чтобы получить несколько лишних монет. И основным атрибутом этой игры были звенящие монетки и шелестящие бумажные деньги, их холодный неживой блеск, их равнодушное позвякивание и шуршание в разных ладонях. Казалось, что и в жилах тех, кто правили бал на "черных рынках", не кровь, а металл, жидкий металл, наподобие перекатывающихся шариков ртути. И стальной блеск был в их глазах, а потертые черные шляпы и кепки не первой свежести, застегнутые черные пиджаки или (смотря по погоде) пальто напоминали закрытые футляры дешевых кошельков из тусклой искусственной кожи. Нередко от них можно было уловить запах перегара, и это тоже входило в условия игры: холодный блеск монет преображался в холодный блеск бесцветных бутылок водки. Эти люди обладали колоссальной изворотливостью. Они так и вились, так и кружились вокруг каждого нового человека, и вечная ненадежность их положения - сегодня ты здесь, а завтра в тюрьме за спекуляцию - и к тому же, наверно, сама мелочность их бизнеса превращали их характеры в странную смесь злости, наглости, и трусости, и все это было спаяно между собой, переварено в единый сплав, если хотите, глумливым азартом нелегальных сделок, сделок исподтишка и с оглядкой, и при этом с вечной мыслишкой, как бы облапошить покупателя. Они бывали и назойливыми, и пугливыми, при первом обвинении в мошенничестве они выставляли руки вперед ладонями: мол, вы не так поняли, не надо шума, сейчас все уладим. Но в их глазах читалась готовность, если шума будет слишком много или если покупателя "обули" на такую сумму, что можно и рискнуть, начать орать, что их самих обидели... А подвернется случай - и нанести удар ножом в спину. Их злили любые вопросы, не касающиеся цены и качества. Один вопрос "А где вы это достали?" задаваемый всего лишь с намерением прикупить еще, если ещё можно достать доводил их чуть не до белого каления. "Где достали - там нет!" - вот самое мягкое, что они могли ответить. Случалось, сделки заключались не на самом "черном рынке", а в "более приятной" обстановке - в ближайшем пивбаре-"стояке", где опилки на полу, как будто впитывают в себя пивной угар, запах креветок, запах втихую добавленной в кружки с пивом водки и дым табака и потом потихоньку отдают все это в мутный, тяжелый воздух... В воздух, затоптанный голосами, сказал бы я, если вы поймете, что я хочу сказать. Народу полно, всяк талдычит о своем, и каждый старается перекричать других.