Тайна знатных картежников - Биргер Алексей Борисович. Страница 16

— Призрак был настоящим, — угрюмо повторил Ванька и наклонился, чтобы забрать ружье. — Смотри!!! — заорал он таким благим матом, что я подпрыгнул. — Что я тебе говорил?

Он таким дерганым движением ткнул в направлении чего-то на полу, как будто хотел проткнуть пальцем спертый воздух, чтобы впустить немного свежего. Я подошел поближе. В густой пыли был отпечаток подошвы ботинка, сильно смазанный, но все-таки различимый. Доказывать, что это Ванькин собственный отпечаток, было нельзя — он вполне очевидно принадлежал взрослому мужчине.

— Перестань кривляться! — Раздраженно сказал я. Мой братец наконец меня достал. — Это отпечаток отца, чего тут непонятного?

— Отец никогда не носит такую обувь, — сказал Ванька. — Погляди, какой она формы!

Отпечаток казался длинным и узким, такая форма подошв бывает у модных летних полуботинок. Но, во первых, эти особенности были не слишком яркими, и, во-вторых, я не видел в них ничего необычного, потому что отец часто использовал какие-нибудь старые изношенные ботинки, некогда бывшие очень модными и надевавшиеся по торжественным случаям, как свою рабочую обувь.

— А ты погляди получше в отцовском ящике для старой обуви! — сказал я. — Наверняка ты найдешь в нем пару старых ботинок, совпадающих с этим отпечатком! И, кстати, от отпечатка осталось не так уж много, чтобы точно сказать, какой он был формы. Может быть, он кажется вытянутым и узким просто потому, что отец слегка поскользнулся или подвернул ногу, слезая со стула, на который вставал, чтобы ввинтить лампочку! Перестань спорить против очевидного, это кого угодно выведет из себя! Пожалуйста, верь в своих драгоценных призраков, если тебе так хочется, но не лезь с ним к другим! У нас есть вещи поважнее, над которыми стоит подумать!

Вид у моего братца сделался такой мрачный и обиженный, что я испугался, как бы он не набросился на меня, ослепнув от ярости и молотя кулаками как ветряная мельница. С ним такое случалось, и даже ребята постарше предпочитали брать ноги в руки и держаться подальше от него, когда на него накатывал такой приступ бешенства.

Поэтому я быстро сказал:

— Да ладно, мы будем внимательно следить за этой комнатой и, если в ней есть призрак, то очень скоро об этом узнаем. Я-то сейчас больше всего думаю о разговоре отца со Степановым и обо всем, с этим связанном.

Ванька понемногу остывал.

— Да, разговорчик был ещё тот! — согласился он. — Прямо не знаю, что меня больше напугало, призрак или весь этот треп про поджог и прочее. По-твоему, могут найтись такие, кто всерьез попробуют поджечь наш дом?

— Не думаю, что это серьезно, — ответил я. — Ты ведь слышал все, что отец сказал Степанову. Отец все уладил как надо. Если народ лишится лодок он этих Чумовых на части разорвет, и даже Чумовы должны это понимать. Нет, если б опасность была действительно реальной, отец не отказался бы так с ходу от предложения Степанова. Вопрос в том, почему Степанов так настойчиво лез с этим предложением — и почему отец так настойчиво отказывался принять его хотя бы ради того, чтобы Степанова ублажить и утихомирить.

— Отец не хотел, чтобы в нашем доме ошивались незнакомые люди, — сказал Ванька.

— И это тоже, — согласился я. Я сел на стол, небрежно покачивая ногой в воздухе и небрежно сложив руки на груди, на манер Шерлока Холмса. — Мы вполне можем предположить, что, навязываясь со своим предложением охранять нас, Степанов рассчитывал на большее, нежели он признавал на словах, и отец отлично это понял. Он не хотел предоставлять Степанову шанс что-то сделать. Что-то очень важное для Степанова, потому что отец пошел на то, на что обычно не идет: он разрешил Степанову поохотиться в заповеднике, не давая отцу отчета, сколько и каких зверей будет застрелено. То есть, Степанов может устроить своим гостям даже охоту на кабана, хотя в это время года охота на кабанов в заповеднике ещё не дозволяется. Разумеется, Степанов не станет этим злоупотреблять, чтобы не испортить отношений с отцом. Убьют не больше одного-двух кабанов, одного двух лосей и дюжины зайцев. И все равно… Отец словно считал необходимым погладить нашего гангстера по шерстке, после того, как отказался принять его помощь. Так сказать, отец уплатил выкуп в виде двух-трех диких зверей, чтобы Степанов ему больше не докучал. Мы знаем, как строго отец следит за соблюдением правил охоты в заповеднике, мы знаем, что он не боится никаких мафиози и никакого начальства — наоборот, это они боятся его! Попробуй у него кто важничать и считать, что правила заповедника не про него писаны… — я пожал плечами. — Вот и пораскинь мозгами, почему сегодня отец отступил от своих принципов?

— По-моему… — Ванька задумался. — Ну, отец ведь не мог просто сказать Степанову, чтобы тот проваливал. Степанов приехал, желая помочь, и взять да послать его куда подальше, это не годилось. Но отец ведь понимал, что, когда мордовороты Степанова схватят поджигателя — если к нам полезет поджигатель — то они его просто убьют, их ничто не остановит, а отец, естественно, не хотел хоть как-то спутываться с убийством. Вот он и схитрил — отделался от помощи Степанова так, чтобы Степанов не обиделся и не превратился из друга во врага. И тут нельзя было обойтись без игры в «ты мне, я — тебе». Вот так.

— Я тут вижу ещё одно, — сказал я. — Почему Степанов так рвался в первую очередь пристроить головорезов в наши подвалы? За сегодня он уже третий человек, который интересуется нашими подвалами!

— Ага! — сразу ухватил Ванька. — Конечно! По-твоему, Степанов тоже узнал о подвалах нечто необычное? И все разговоры, что он хочет нас охранять, были предлогом, были… — он на секунду задумался, ища подходящее слово. — этаким сюсюканьем, чтобы мы лишний раз поверили, какой он хороший и пустили его в подвалы на два-три дня?

Я кивнул.

— Как в сказке: «Козлятушки, ребятушки, отворитеся, отопритеся…» Во всяком случае, так это выглядит. Слишком много людей разом заинтересовались нашими подвалами, и мне не верится, что это чистое совпадение.

— Но ведь это значит, что, наверно, в наших подвалах спрятано что-то очень ценное! — воскликнул мой брат.

— Я к этому и веду, — сообщил я. — И, я так понимаю, отец тоже что-то про это узнал, то ли от отца Василия, то ли от Пижона. По крайней мере, кто-то из них непроизвольно подкинул отцу какую-то очень красноречивую подсказку, которая требует тщательной проверки. И отец твердо решил, что ни один посторонний не войдет в подвалы, пока он сам не разберется в происходящем и не узнает окончательно всю правду! То есть, пока не найдет в подвалах то, за чем сейчас гонится куча народу, или не убедится, что все это — глупая ошибка и ничего ценного в подвалах нет! Вот почему он хитрил со Степановым! И ему надо было предложить Степанову взамен что-то очень мощное, просто убойное, чтобы Степанов на время и думать забыл о подвалах, придя в восторг от отцовского подарка. Ведь теперь он сможет хвастать, что отец ему единственному разрешил охотиться в заповеднике без лицензии на отстрел животных — а значит, все ещё раз убедятся, что Степанов самый могучий и уважаемый человек в наших краях, особый человек, к которому даже лесник относится по-особому… И отцу надо было сделать этот подарок так, чтобы Степанов не заподозрил, что отец подозревает его в том, что он заподозрил о подвалах то же самое, что уже заподозрил отец… — я осекся. Так сказать, безнадежно запутался во всех этих подозрениях, которые взял и наворотил в одной фразе. Опять собравшись с мыслями, я продолжил. — Вопрос в том, откуда Степанов что-то узнал? Вполне очевидно, он знает очень немного, иначе бы он так наехал на нас с предложением своей «помощи», что отцу и всем нам пришлось бы туговато. Но ведь это бы означало испортить отношения с отцом, с которым лучше отношения не портить никому, даже Степанову. Степанов, конечно, рискнул бы наехать, если бы был твердо уверен, что в подвалах его ждет какое-то сокровище, но рисковать ради журавля в небе, который к тому же может оказаться не журавлем, а воздушным замком… Он навестил нас, чтобы прощупать отца: вдруг отцу тоже что-то известно о странных движениях вокруг подвалов? И отец просто здорово напустил ему пыли в глаза… Но это подводит нас ко второму вопросу: откуда и сколько известно самому отцу? Что ты об этом думаешь?