Рыцарь и ведьма - Дэвис Мэгги. Страница 39

Деньги, которые были в кошельке, который Магнус срезал с пояса раненого тамплиера, были частью выкупа за Идэйн. Насколько ей запомнилось, когда она слушала торг в башне-форте клана Санах Дху, его вождь Константин получил не все деньги. Идэйн прекрасно понимала, что только серебро удерживало с ними цыган. Большая часть табора бежала, заявив, что они получат больше, если отправятся на восток, потому что как раз поспеют к рождественской ярмарке, чем если последуют за Магнусом на юг. При них остались четыре повозки, в основном с женщинами и детьми, а из мужчин только Тайрос и еще один цыган, которые не особенно утруждали себя работой, но зато каждый день требовали денег.

А Магнус нещадно торопил их. Единственное, что могло им помочь более-менее без помех продвигаться на юг, была разразившаяся наконец война между Уильямом Львом и английским королем Генрихом, известия о которой дошли и до них. К югу от деревушки Пенкулик Магнус приказал цыганам увернуть с большой дороги на извивавшуюся среди полей проселочную, чтобы не оказаться в гуще военных действий.

Идэйн смотрела на склоненную голову Магнуса. Прикрывшись плащом, он считал серебряные и медные монеты из кошелька Асгарда. Они и в самом деле нуждались в деньгах. Платить приходилось не только цыганам. В Шотландии мало постоялых дворов, и даже на юге им приходилось покупать еду у крестьян и пастухов. Наступали святки, и в бедной сельской было трудно добывать достаточно еды, даже если за нее платили серебром.

После того как Магнус забрал деньги тамплиера, он приказал цыганам выбросить Астарда из телеги и оставить лежать на обочине.

– Он же умирает! – крикнула Идэйн. Она сидела в телеге, не позволяя цыганам дотронуться до раненого.

– О сладчайший младенец Иисус! – воскликнул Магнус. – Ну и пусть себе умирает!

На голове Магнуса все еще красовалась пропитанная кровью тряпица, которой ему перевязали рану, полученную во время поединка с Асгардом.

– Тамплиеры заплатили цыганам за то, чтобы они увезли тебя подальше от войск короля, в Эдинбург, а остальную часть пути ты должна была проделать с де ля Гершем. Потому что именно он выкупил тебя у Санаха и увез из его логова в Лох-Этиве.

Даже цыгане были согласны с Магнусом. Умирающий тамплиер внушал им страх, они считали, что везти его – дурной знак. Что было бы, если бы их остановили на дороге? Их обвинили бы в том, что он находится в столь плачевном состоянии. И никто не стад бы допытываться, что произошло на самом деле.

Но Идэйн закрывала Асгарда своим телом и не позволяла к нему притронуться. Если ему суждено умереть, он должен умереть в их повозке. И тогда его нужно похоронить по-христиански!

Магнуса бесило ее упрямство. Он носился по лагерю и кричал, чтобы цыгане бросили Асгарда на дороге. Когда их грубые руки прикасались к тамплиеру, тот кричал от боли. Идэйн вторила ему, ицытане в конце концов отступили.

И с тех пор Идэйн не покидала тамплиера, держала его за руку, когда он горел в жару, и помогала Миле ухаживать за ним и менять ему повязки, находя относительно чистые тряпки, а также смазывая его рану какой-то мазью, которую раздобыли цыганки.

Это был не самый лучший уход за раненым, но большего они сделать не могли. Когда повозки двигались, все, кто был в состоянии идти, шли пешком, потому что тряска была невыносимой. Идэйн и Мила всеми возможными способами старались уменьшить тряску, чтобы не тревожить раненого, подкладывали под него овчины и одеяла, но он все равно тяжко страдал. Рана, нанесенная ему Магнусом, кровоточила, и Идэйн опасалась, что Асгард умрет от потери крови. И лихорадка трясла его по-прежнему. Мила и жена Тайроса осмотрели его живот и грудь и обнаружили сломанное ребро, но, к счастью, острый конец его не повредил легкое. А иначе у Асгарда к кровотечению из раны добавилось бы кровохарканье.

Дни стояли холодные и туманные, и так продолжалось все время, пока они продвигались к южному побережью Шотландии, и время от времени, если Асгард бодрствовал, Идэйн и цыганка давали ему попить, когда не опасались, что он задохнется, пытаясь проглотить воду. Полузакрыв глаза, почти не видя Идэйн, Асгард глотал молоко и похлебку, которыми она поила его из ложки. Ночью под ревнивым взглядом Милы Идэйн ложилась на дно повозки рядом с ним и накрывала их обоих своим подбитым мехом плащом, под которым двоим было на диво тепло. В конце концов, раз уж Идэйн пострадала от рук тамплиеров, этот подарок командора вполне справедливо рассматривать в качестве выплаты ей своего рода компенсации.

Магнус сообщил цыганам, что они направляются в Дамфриз, порт на юге Шотландии, где можно было нанять судно и добраться до Честера.

Он ничего не стал говорить об этом Идэйн, но она все равно узнала. И боялась сказать Магнусу, чьи окрики постоянно слышались в лагере и чье дурное настроение не проходило, что ей вовсе не хочется ехать в Дамфриз, потому что не желает плыть с ним в Честер, чтобы свидетельствовать перед его сюзереном в его пользу. У Идэйн было достаточно времени поразмыслить, пока цыганские повозки колесили по холмам, и теперь она все больше склонялась к тому, чтобы вернуться к мирной и спокойной жизни в монастыре Сен-Сюльпис.

Она не могла не жалеть об этой жизни. С младенчества монахини пестовали ее. Она была их радостью и любимицей, потом послушницей, которой доверили попечение сирот. С монахинями Идэйн всегда чувствовала себя любимой и в безопасности. К тому же монахини давно перестали судачить о ее необычном даре и происхождении. Они принимали ее такой, какая она есть.

Мир же, в который вовлек ее Айво де Бриз, был полон опасностей и горьких разочарований, которые нанесли душе Идэйн тяжелые раны. Как она убедилась, люди боролись, чтобы только овладеть и воспользоваться ею, прибегая при этом к насилию, поэтому Идэйн частенько опасалась за свою жизнь.

И вдобавок ко всему с ней стали твориться какие-то странные вещи.

Она не могла сказать об этом Магнусу во время их поспешного бегства, да еще когда он все время был не в духе. Но, когда она была до паники напугана в подземелье тамйяиеров и обвалился сводчатый потолок, рыцари ухитрились выбраться из-под обломков невредимыми.

Из того, что сказал Асгард, она поняла, что тамплиеры сочли это знамением ее силы. Если это правда, с содроганием думала Идэйн, то она обладает силой, которой вовсе не хочет обладать.

К тому же рядом постоянно был Магнус.

Иногда, лежа в темной повозке рядом с мечущимся в жару и бреду Асгардом, Идэйн пыталась убедить себя, что Магнус прекрасен и отважен и что если бы не он, то она наверняка погибла бы. Не могла она забыть и тех божественных часов, что провела в его объятиях.

Но у нее все больше крепла уверенность, что его усилия спасти ее и это отчаянное бегство из Шотландии с риском оказаться между двумя сражающимися армиями означали, что Магнус на самом деле преследует только свою цель.

Разве не говорил он ей прежде, что хотел прибыть с нею ко двору своего сюзерена, чтобы она свидетельствовала в его пользу? И в сердцах Идэйн убеждала себя, что этой причины для него более чем достаточно, чтобы совершить все то, что он совершил.

Она начинала опасаться, что ее чувства к нему ослепили ее и что Магнус был таким же, как все. Он тоже был склонен к насилию, вспыльчив и груб. Его яростный поединок с Асгардом у ворот замка тамплиеров не шел у нее из головы. А также то, как он обращался с раненым, как желал попросту выбросить его в придорожную канаву.

Единственное, в чем Идэйн была уверена, – это то, что Магнус желал ее. Забираясь на ночь в повозку, она ловила на себе его взгляд. Он пожирал ее глазами, но глаза эти были мрачными. Ему тошно было видеть ее рядом с другим мужчиной, пусть даже раненым. Однажды он заворчал на нее:

– Клянусь распятием Христа, не спи там! Иди и ложись в другой повозке, со мной!

Эти слова слышал весь цыганский табор, потому что он хотел, чтобы его слышали. Идэйн сделала вид, будто не поняла его, и легла рядом с Асгардом, натянув на обоих плащ.