Рыцарь и ведьма - Дэвис Мэгги. Страница 46

Он должен был поговорить с нею, как только они доберутся до Дамфриза и он устроит тамплиера в ближайший монастырь и расплатится с цыганами.

Магнус перепрыгнул через изгородь и направился к лагерю. Прежде всего они должны собрать разбросанные по всему полю вещи, а потом запрячь лошадей и мулов в телеги. Зная нравы цыган, он не сомневался, что они провозятся до заката.

В течение нескольких следующих часов Магнус приложил немало усилий, чтобы добраться до дороги. При этом Тайрос и все его домочадцы все время громко причитали и жаловались, что не хотят расставаться с Магнусом, Идэйн и тамплиером, хотя и знали, что в конце совместного путешествия получат свои денежки.

Наконец Магнусу удалось добиться желаемого: повозки двигались в нужном направлении. Овцы, привязанные к задкам телег, следовали за ними, но, пройдя несколько футов, принялись блеять. А некоторые просто упали на дороге и отказались вставать. Цыганские псы кружили возле них, лаяли и хватали их за ноги.

Повозки остановились.

Магнус, щедро рассыпая проклятья, проехал верхом вдоль них. Чертовы овцы! Дамфриз был так близко и все же так далеко. Если бы не эти проклятые цыгане с их вечной суматохой, они прибыли бы туда к ночи. Он видел, как Идэйн, сняв с лица покрывало, вышла посидеть вместе с Милой на подножке повозки. Посреди дороги Тайрос связывал ноги овце, чтобы бросить ее на дно повозки. Налетел порывистый ветер. Магнус поднял глаза на серое сумрачное небо. Похоже, скоро пойдет снег.

В это время колонна рыцарей, следовавших из Дамфриза, доскакала до перекрестка. Передние всадники в латах неслись галопом бок о бок со знаменосцем на лошади, державшим зелено-белый штандарт, трепетавший на ветру, и рыцарь протрубил в рог, требуя освободить дорогу.

За рыцарями двигался отряд человек в сто в сверкавших доспехах и зелено-белых плащах. На горизонте показались солдаты с пиками, а дальше виднелись нескончаемые телеги, по-видимому груженные припасами.

– Повозки! Уберите с дороги повозки! – закричал Магнус.

Он поддал пятками своему коню, стараясь заставить его убраться с дороги, где цыгане спешили на помощь Тайросу обуздать жирную и упрямо барахтавшуюся овцу. При этом с его головы слетела широкополая шляпа.

Делать было нечего. Все видели это.

Передние всадники как вихрь налетели на стоявшие на дороге цыганские повозки. Попытка замедлить галоп дорого обошлась им. Один из рыцарей, пытавшийся осадить свою лошадь, чуть не вылетел из седла.

Высокий и мощный всадник осадил своего белого жеребца, и тот встал на дыбы. Показывая завидную сноровку, рыцарь прижался к его шее, пока тот молотил копытами воздух. Жеребец приплясывал на дороге, а из его рта и ноздрей хлопьями падала пена. Всадник старался успокоить его, пока не добился успеха. Другие рыцари оказались менее удачливыми. Некоторым пришлось промчаться на своих возбужденных лошадях по полю, прежде чем удалось успокоить их.

Передовой – красивый мужчина лет сорока с небольшим, с лицом, будто высеченным из гранита, – перегнулся с седла, чтобы разглядеть цыганские повозки, овец, лающих собак и кричащих женщин, помешавших движению его колонны.

Увидев Магнуса, пытавшегося оттащить блеющую овцу на обочину дороги, с руками и лицом, окрашенными соком грецкого ореха, с непокрытой головой и рыжими, развевающимися на ветру волоса-Ми, он еще более посуровел, и лицо его приняло еще более непроницаемое выражение.

Благородный рыцарь не мог отвести глаз от его смуглого лица и рыжих волос.

– Магнус! – воскликнул он в величайшем изумлении. – Благодатная Мария! Ты не цыган! Ты – мой сын Магнус!

17

Наступил февраль, когда король Генрих Второй прибыл в Честер.

Со святок Идэйн держали в заключении в башенной комнате, предназначенной для важных узников, в замке Бистон, расположенном за городом. Отсюда леди Друсилла, приставленная к Идэйн, и увидела движение королевских войск.

– А теперь, благословение божие, ты дождалась того, чего хотела? – спросила Идэйн жена коменданта замка. – Ты должна радоваться. Теперь, когда король приехал, мы узнаем, почему все эти месяцы он заставил нас ждать.

Идэйн высунулась из окна, чтобы посмотреть, как рыцари графа Лестера въезжают во двор замка под звуки труб и рогов, осененные развевающимися на ветру знаменами. Среди них она пыталась разглядеть знамя Плантагенетов.

– Короля здесь нет, – сказала разочарованная Идэйн. – Ведь его флаг всегда несут впереди? Леопарды Анжуйского Дома?

– Король едет, – ответила ее старшая собеседница. – Я это знаю, потому что мой муж, сэр Максим, присутствовал при том, как кастелян сэр Генри принимал гонца короля всего семь суток назад.

Леди Друсилла свернула в узел простыни, починкой которых они занимались. Все это время, пока стояли январские холода и шел дождь, они переделывали старые придворные платья леди Друсиллы, чтобы Идэйн было что надеть. Когда с этим было покончено, оказалось, что она располагает вполне приличным гардеробом, как и было приказано королем, а потом мы было велено заняться починкой постельного и иного белья, столь необходимого в хозяйстве.

– Не сетуй, дорогая, – сказала жена коменданта, – теперь, когда король прибыл, у тебя будет немного больше свободы. Ты больше не будешь сидеть здесь взаперти. Смею предположить, что ты будешь ездить на охоту с придворными дамами, танцевать и носить красивые платья, которые мы переделали для тебя. И жизнь тебе покажется много веселее.

Жена коменданта и все остальные в замке немало судачили о том, почему в ожидании короля Генриха Идэйн держат в башне. Идэйн не могла не слышать их болтовни, когда они подметали лестницы или убирали в гардеробной. Говорили, что ее держат в замке Бистон для утехи короля. В конце концов, рассуждали горничные и молодые солдаты, она молода и красива, а у короля Генриха была дурная репутация по женщин. Одна из любовниц короля, прекрасная Розамунда, только недавно умерла после непродолжительной болезни, а король уже окружил себя привлекательными молодыми женщинами и утешался с ними. Ходили слухи, что в услужении у короля Генриха появились женщины, сновавшие по улицам Лондона в поисках новых жертв и ставшие его штатными сводницами.

– Да, – ответила Идэйн, помогая уложить стопку постельного белья в корзинку, принесенную леди Друсиллой, – хорошо, что король приезжает. Теперь не придется коротать время за переделкой одежды и починкой постельного белья. Это великая радость и утешение.

Леди Друсилла бросила на девушку острый проницательный взгляд.

– Судьба, девушка, – изрекла она, – это божий промысел, не забывай об этом! – И похлопала Идэйн по плечу. – Помни, он король, великий человек, на которого мир смотрит снизу вверх, а не какой-нибудь обыкновенный нищий проходимец, которому вздумалось поваляться с тобой на сеновале и тотчас же забыть и уйти, не оставив тебе даже краюшки хлеба. Говорят…

Она осторожно оглянулась вокруг, хотя подслушать их было некому.

– Говорят, король Генрих – сама доброта к тем прелестным девицам, которые ему приглянутся, – сообщила она громким шепотом, – и присматривает за ними лучше некуда. Точно, как его дед, да упокоит господь его душу! Король Генрих Горячая Шпора похвалялся, что у него в Англии незаконных детей больше, чем у любого другого жителя этой страны, и о каждом из них он позаботился, как и об их матерях.

Идэйн заставила себя улыбнуться. Большую часть зимы она провела в обществе жены коменданта, приставленной к ней то ли в качестве компаньонки, толи тюремщицы, и за это время привязалась к ней. Спокойные манеры леди Друсиллы напоминали ей монахинь монастыря Сен-Сюльпис. Жена коменданта была добра к ней, когда Идэйн привезли в город Честер и она не знала, что с ней станется дальше.

Почти сразу же по ее прибытии сэр Генри, кастелян замка Бистон, предъявил рыцарю из свиты графа де Морлэ, препроводившему ее сюда, указ короля, гласивший, чтобы означенная Идэйн, послушница монастыря Сен-Сюльпис, считалась отныне подопечной короля, чтобы обращались с нею хорошо и устроили ее с удобствами в башне Бистонского замка, в помещении для узников.