Рекреация - Борисенко Игорь Викторович. Страница 26

– Wohin willst du fahren? (Куда ты едешь? (нем.)). – спросила на ломаном немецком пожилая женщина, сидевшая за баранкой.

– Ich sprache madyar (Я говорю на венгерском (нем.))., – ответил Оскар, устроившись на жестком сидении, и добавил по-венгерски: – А еду я в Венгрию – и все тут.

Женщина хрипло рассмеялась.

– Венгрия большая! Я спрашиваю потому, что скоро сверну: мне нужно на 84-ую магистраль.

– Ну, если уточнить, то мне надо бы попасть в Веспрем, а с какой стороны – не так важно.

– Отлично! Я дотрясу тебя до Кёсега.

Оскар ничего не ответил – какая к черту разница, главное не идти пешком. Название города ему ни о чем не говорило. Женщина с невежливым интересом разглядывала попутчика.

– Если ты грабитель – говорю сразу: взять с меня нечего. Могу высадить, чтоб ты поискал себе кого побогаче.

– Оригинальные у вас тут отношения с грабителями. Милая моя, какой грабеж в такую погоду! И вообще, я хороший мальчик. А ты зачем подобрала меня? Неужели не боялась?

– Мне терять нечего! Таратайка не моя, денег кот наплакал, а ехать скучно, дождь такой-сякой, что же делать старой болтливой тетке?

– У, так значит, это я буду жертвой? – Оскар с улыбкой посмотрел сквозь пелену воды на лобовом стекле – унылая пузырящаяся дорога убегала за еле видные холмы.

– Нет ли у тебя покурить? – спросила женщина.

Энквист угостил ее корсиканскими папиросами, которые вез с собой специально для таких случаев. Она, окутавшись ароматным дымом, принялась болтать без умолку. Разговор сначала шел о том, как трудно ей, старой больной женщине, мотаться туда-сюда на полумертвой колымаге, отвозя в Вену ящики стреляных гильз. О чем она говорила дальше, Оскар уже не слышал. Он даже не думал ни о чем – просто разглядывал трещинки на стекле, выцветшую маленькую фотографию девочки с бантом на передней панели, качающего облезшей головой игрушечного бульдога над перчаточным отделением… Иногда собеседница выводила его из ступора, настойчиво задавая ничего не значащие вопросы. Тогда он односложно отвечал и снова погружался в транс.

Только одна мысль исподволь всплывала в мозгу. Он отгонял ее, она пряталась, чтобы вскоре вновь пробираться к вершинам сознания. Скоро он будет на месте. Что потом? Что? Как ему решить загадку, условия которой до конца не сформулированы? Как и с чего начинать? Болтовня Людвига о сотнях замученных насмерть или просто убитых агентов ничего не значила, но Женька тоже упоминал череду провалов. Страшно? Оскар не считал себя суперагентом. Сколько он себя помнил, всегда ему сопутствовал страх, который он держал в рамках, но не мог изничтожить до конца: когда-то это все кончится, и ОНИ схватят меня. Может быть, завтра? Он ехал в страну, ведущую войну на уничтожение с сильным и опасным противником. Загнанный в угол зверь кусает всех вокруг – и своих, и чужих. Умения избежать его отравленных смертью клыков здесь мало, нужно и немалое везение. Есть ли оно у Оскара Энквиста? Он не мог ответить на этот вопрос.

13. ВИЗИТ В ХАОС

Кёсег оказался крупным городишком, однако эта величина была нездоровой – как полнота больного ожирением человека. От небольшого старого центра в стороны расползались нескончаемые армейские склады, перемежаемые казармами. На востоке, в районе, словно в насмешку называемом «Чехени-парк», чадил трубами водородный завод. Северные пригороды образовывались громадным ремонтным заводом, принадлежащим вооруженным силам. Венцом всему был такой же гигантский, как все остальное, концентрационный лагерь, который находился сразу за южной окраиной.

Водительница, предварительно осведомившись о финансовых возможностях клиента, привезла его в «последний приличный отель в городе» с подозрительным названием «Иротткё». Это здание не претендовало на оригинальность форм – простая трехэтажная коробка с черепичной крышей и когда-то мягко-оранжевыми, а теперь грязно-коричневыми стенами. У двустворчатой, забитой пластиковыми щитами двери на двух деревянных столбиках крепился фанерный плакат, гласящий о том, что гостиница обслуживает своих клиентов уже более полувека. Рядом с плакатом стоял одноногий швейцар в бесформенной панамке, без глаза и с нереально ярким фиолетовым носом – сначала Оскар принял его за нищего. Однако в руках он держал не картонную коробку для подаяний, а тусклый и исцарапанный автомат фирмы «Беретта».

– Пшел вон, оборванец! – гнусаво прошипел сей потасканный цербер в адрес приблизившегося к дверям Энквиста. Через секунду он подпрыгнул на своей единственной ноге выше, чем Оскар смог бы на двух, потому что увидел блеск серебра в ладони пришельца. – Ой, тысяча извинений благородному господину!! Милости просим, милости просим!

Скрюченные пальцы мгновенно ухватили добычу, а вторая рука, с ловкостью фокусника убравшая за спину оружие, распахнула двери. Внутри Оскар немного растерялся, попав из серого дневного света во тьму. Привыкнув к ней, он разглядел высокую, заставленную пустыми и полупустыми бутылками стойку. На тихий оклик из-за нее высунулась маленькая головка. Человек чем-то щелкнул под крышкой, после чего на потолке зажглись тусклые лампы дневного света. На Оскара смотрело красное сморщенное личико, обрамленное копной мелких кудрявых седых волос.

– Дай-ка мне ключ от комнаты поприличней! – лениво сказал существу Оскар. У него после утомительной дороги и жестких сидений совершенно не было сил даже на минимум любезностей. Старушка была очень удивлена.

– У нас, – сказала она обиженно, – все комнаты приличные!

От того, что она строго нахмурилась, лицо ее сморщилось неимоверно – как тщательно смятый лист ватмана. Несмотря на невежливый характер беседы, Энквист очень скоро получил ключи за смешную цену. В новом жилище он не стал задерживаться надолго, только умылся в пыльной ванной. Его потрясло то, что вода в номере не стояла в тазике, как он привык видеть последнее время, а текла из крана! Давненько он не видел действующего водопровода.

У него теплилась одна смутная надежда. Обтерев какой-то старой засохшей тряпкой плащ и шляпу от воды, Энквист отправился на прогулку-разведку, чтобы эту надежду оправдать, но… В Кёсеге был вокзал, были переезды, маленькие насыпи, не было только самого главного – железной дороги на насыпях. Его мечта прокатиться до Будапешта в относительном комфорте растаяла вместе с рельсами в печах цехов ремонтного завода давным-давно, еще даже не родившись. Настроение еще более ухудшили патрули жандармерии, которые в течение часовой прогулки проверяли документы целых три раза!! Один из мрачных типов в форме, возвращая документы, буркнул что-то типа: «Иностранцам не место в Кёсеге!» Злой и мокрый (в разгар «прогулки» полил дождь) Энквист пришел в отель, забрался в свой номер и, не раздеваясь, уснул в огромной, двуспальной кровати.

Утро над площадью Кёзтарсасаг выдалось таким же отвратительным, как ее название. Оскар, с лицом мрачнее туч над головой, вышел в дождь, сильно хлопнув за собой дверью. Плохо прибитые листы пластика завибрировали, издавая жалобные дрожащие звуки, но они тут же пропали за спиной: их заглушило хрипение ярившегося на улицах ветра. Мощные порывы задирали полы плаща и пытались сорвать шляпу. Поля ее метались вверх и вниз, как крылья пытающейся вырваться из плена птицы. Прижимаясь к стенам, Оскар вышел на улицу Мункаши – полуоторванная табличка с названием болталась на стене одного из зданий. Навстречу ему попалась лишь повозка, запряженная тощим, дрожащим на ветру першероном. Попутно ехать никому не хотелось. Проклятия сами собой сорвались с губ и мгновенно исчезли в сумрачной хляби. Ни одна сволочь не желала выходить на улицу в столь ранний час и в столь мерзкую погоду, даже жандармы. «Вот как рождаются маньяки-убийцы! – думал Оскар. – Сейчас я готов перегрызть глотки всем людям в мире за то, что они сидят в квартирах, а мне надо тащиться сквозь ветер и грязь!» Может, умнее было вернуться и подождать солнца. Умнее – может быть. Он и так уже добирался слишком неторопливо, поэтому нужно поспешить, чтобы застать хоть какие-то события, если это вообще возможно. Нужно, нужно переставлять по грязи ноги в тяжелых ботинках, нужно идти на юг…