Граница в роще Сосновой - Дьяконов Юрий Александрович. Страница 9

ИГРАЕТ СОЛНЦЕ

Сережка, Арка и Боб выскользнули из лагеря, когда все вокруг еще спало. Чуть начало светлеть на востоке. Туман стлался по дороге, обволакивал все вокруг белесой кисеей. Спать им пришлось не больше пяти чесов. После вчерашних приключений болели мышцы рук, ног, спины. Голова тяжелая. Ужасно хотелось спать.

Пришли к ручью. Сергей первым скинул с себя рубашку и, вздрагивая всем телом от каждого всплеска, умылся до пояса. Вытерлись одним жестким, как наждачная бумага, Сережкиным холщовым полотенцем. Вразнобой, каждый свое, сделали несколько упражнений, чтобы разогреться. И только тогда проснулись по-настоящему.

— Ну, братцы, в путь, — коротко приказал Сергей. — Нам нужно быть раньше их. Боб, возьми рюкзак с маскосетями…

Шли, прижимаясь к обочине дороги, к кустам. Открытые места перебегали по одному. У подножия горы Сестра перебрались через «линию фронта» — овраг Пологий. Тут уже начинались владения «синих». Противника еще нигде не видно. Вступили в лес.

Островками и в одиночку стоят молодые и взрослые дубы, стройные краснокорые сосны, развесистые дикие яблони и груши, полоски кустов кизила, непролазные чащобы ежевики… Перебегали от ствола к стволу, готовые в любую минуту затаиться, исчезнуть. Пройдя метров триста от развалин бойни, забрались в кусты. Проползли, плотно прижимаясь к мокрой от росы траве, под ветками и оказались на крохотной полянке. Теперь осталось только набраться терпения и ждать…

Солнечный луч коснулся верхушки одинокой гледичии, спустился ниже. Большие прошлогодние коричневые стручки дерева, смоченные росой, блестели, как лакированные. А отдельные капли сверкали разноцветными искрами.

— Красота! — шепнул Сережка Бобу. — Как бриллианты.

— Да-а, вот у нас в Белоруссии летом…

— Что-то долго нет, — шипел Арка в другое ухо. — Не вляпалась?

— Потерпи. Скоро…

Боб и Арка еще что-то шептали, но Сергей уже не слышал их. Он только улыбался и смотрел, не отрываясь, на лучи солнца, играющие в каплях росы. И видел уже не лес в летнем убранстве, не раскидистую гледичию. В воображении вставал зимний заснеженный город в первое утро этого нового года…

Сергей проснулся, когда за окном было еще совсем темно. Но спать больше нельзя. Это он точно знал. А вот почему? Быстро и бесшумно одеваясь, чтобы не разбудить отца, который только что, в новогоднюю ночь, вернулся из командировки, Сергей вспоминал: куда ему нужно так рано? Что-то важное. Самое важное… Самое нужное… И вдруг, точно во всплеске молнии, всплыло в сознании это великое слово — ХЛЕБ!.. Нужно бежать к магазину и занять очередь за хлебом.

Оставив отцу записку, Сергей вышел на заснеженную январскую улицу. Да, уже январскую. Сегодня первый день нового года. Ветра не было. Морозец небольшой: чуть слышно поскрипывает под валенками снег. Улицы тихие. Вдоль дороги редкая цепочка чуть тлеющих, уставших светить к утру фонарей. Пять часов.

Сергей надеялся, что будет одним из первых. Но когда подошел к магазину, увидел большую толпу. Пометавшись из стороны в сторону, нашел хвост очереди и усатого знакомого дядьку, вагоновожатого, следившего за порядком. Когда усатый сказал, какой у Сергея номер в очереди, тот ахнул. 2232!

— Так это ж и до вечера не достоишься!

— Достоишься, сынок! Мы вот, как посветлеет, пересчитаем. Сразу втрое уменьшится. Тут, я вижу, спекулянтов затесалось порядком. По три-пять номеров захватили.

Толпа вокруг тихо шевелилась, передвигалась, сдержанно гудела сотнями голосов, потопывала сотнями ног и, чем меньше времени оставалось до открытия магазина, все больше густела.

Вокруг разговор только о хлебе. О чем бы ни начинали рассказывать, все сводилось к хлебу. В словах, в самом тоне разговоров сплетались радость, надежда и неуверенность, боязнь разочароваться.

— И штой-то не открывают Может, и хлеба нету… Чевой-то не везуть. Может, и стоим даром — слышится брюзжащий голос.

На тетку набрасываются сразу несколько молодых:

— Чего каркаешь!.. Тебе же объясняли: хлеб с вечера по магазинам завезли… А стоять не хочешь — скатертью дорога.

Сергей пробрался к закрытому ставней окну, потянул носом воздух и закричал:

— Давайте эту тетку сюда! Пусть понюхает.

Бабы, стоявшие рядом, прижались к щелям в окнах, лица их посветлели.

— Гляди-ка, пострел! Учуял!.. И правда, пахнет хлебушком!.. Свеженький, родимый!.. Хлеб… Хлебец… Хлебушко…

— Да и как, милые, не сумлеваться, — оправдывалась тетка. — Ить как с тридцатого-то году стали давать хлеб по карточкам, так уж и пять лет минуло… Четыреста грамм! Что это — фунт! Гам-гам, и нет яво! Рази с яво сыт будешь?.. А какой приварок? Приварка-то нету. Скажем, мясо… не купишь — кусается! А чево кушать-то?..

— А ежели у меня шестеро, — забеспокоилась маленькая старушка в громадных рыжих сапогах. — И все работают. Разве мне буханки хватит…

— Ничего, Даниловна. Мы же тебя знаем. Через десять человек вторую буханку возьмешь…

В восемь часов сквозь почтительно расступившуюся толпу прошли продавцы. Загремели запоры. И наконец распахнулись двери хлебного магазина.

Усатый трамвайщик сказал правду: стоять долго не пришлось. В одни руки давали два килограмма, ровно буханку. Деньги люди готовили заранее, под расчет. И отпускали сразу шесть продавцов.

Через час Сергей вышел из магазина с драгоценной ношей в руках. Впервые за пять лет он получил хлеб не по карточкам, а так, просто, в вольной продаже. И сколько! Два килограмма!.. Мог бы снова стать в очередь и взять вторую буханку. Но зачем! Им с отцом на двоих хватит.

Сергей оглядел все счастливыми глазами. Красота-то вокруг какая! Над головами веселых улыбающихся людей, над заснеженной улицей города встало солнце. Яркое, слепящее. Люди счастливо жмурятся и идут, идут, идут из дверей магазина, прижимая к себе еще чуть теплые буханки хлеба. Растекаются по улицам, несут радость в дома. С карточками покончено! Навсегда! Теперь можно есть сколько хочешь хлеба. Как хорошо…

А над головами людей, под крышами, украшенными затейливыми снежными карнизами и частоколом прозрачных хрустальных сосулек, солнце высекает искры: красные, синие, голубые…

И теперь, хотя уже минуло полгода, увидев утром, как солнце играет в капле, Сергей каждый раз вспоминает тот счастливый день…

Послышалось блеянье козы. Сергей полез под куст.

На тропинке показалась девочка в коричневой длинной юбке и в такой же кофте. Впереди нее, натягивая веревку, шла большая рыжая коза.

— Лаура, — тихо позвал Сергей.

— Где вы? — девочка оглянулась по сторонам, сделала несколько неуверенных шагов и вдруг почти у самых ног увидела Сережкину голову, торчащую из-под куста. Она радостно вскрикнула и присела на корточки.

Сергей глянул на ее измазанное лицо, грязные руки, ноги и тихонько засмеялся:

— Здорово. Настоящая оборванка.

— Это еще что! — усмехнулась Лаура. — Смотри, как я с ними разговаривала. — Она перекосила рот, вытаращила один глаз и прижмурила другой. Замычала что-то, махая руками.

Сергей фыркнул.

— Амиго, я похожа это… на ненормальную, правда?

— Как две капли воды. Говори же, что узнала?

— Точно, Сережа, как вы думали. Самая большая сосна на поляне Треугольной. Помнишь, мы ежевику там собирали? Только высоко-о! Как без лестницы?

— Ладно. Залезем как-нибудь. А охрана?

— Слышала, придет целый полк. По тропинке не ходите — в кустах дозорные.

— Спасибо. Молодец, Лаура… А теперь иди, а то засекут.

— Сережа, а может, и я с вами?.. Я быстро отведу Зойку.

— Нет, Лаура. Тебя же командиром полка выбрали! Иди, командуй, — он улыбнулся ей, пожал руку и исчез.