Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 40
В страхе повернулась я лицом к лесу, и тут же жалобный крик вырвался из моей груди. Я увидела две яркие светящиеся точки, которые приближались со странной быстротой по снежному полю прямо ко мне. Точки ярко-ярко горели во тьме. Я не сомневалась теперь, что это были глаза волка. Он, казалось, со всех ног несся по дороге.
Я снова вскочила на ноги, пробуя бежать, и снова бессильно опустилась в сугроб.
И странное дело: несмотря на приближающиеся ко мне с каждой секундой глаза волка, несмотря на ужасный вой, который гулко разливался по всей поляне, я уже не чувствовала того страха, который охватил меня за минуту до того. Снова непонятная сонливость наполнила все мое существо. Сон подкрался ко мне неслышным шагом, осторожно опустил мою голову на мягкую постель из снежного сугроба, насильно закрыл мне глаза отяжелевшими веками — и в тот же миг приятная теплота разлилась по всему моему телу. Точно кто-то заботливо опустил меня в теплую-теплую ванну, от которой боль в ногах и руках разом исчезла, прошла. Я не боялась теперь ни волков, ни их горящих глаз, ни громкого воя…
— Только бы уснуть… Только бы уснуть! — произнесла я чуть слышно. — Больше мне ничего не надо!
— Неужели не надо? — послышался надо мной веселый звонкий смех.
Я открыла глаза, испуганная, удивленная.
— Кто здесь? Кто смеется?
— Разве ты не видишь? Вот смешная девчурка! Гляди!
Я быстро обернулась.
— Ах!
Передо мною девочка… Прелестная белокурая девочка… Она смеется так, точно серебряные колокольчики дрожат в воздухе. И какая она вся хорошенькая! Чудо! Нежненькая, беленькая, как сахар, а за спиною у нее прозрачные крылышки, которые так и блестят-переливаются в лучах месяца.
— Кто ты? — спрашиваю я девочку, которая ужасно нравится мне.
— Разве ты меня не знаешь? — смеется она. И снова серебряные колокольчики поют-заливаются в воздухе. — Я царевна Снежинка, — говорит девочка. — Я летаю в воздухе, поднимаюсь на облака и спускаюсь на землю. Хочешь, будем летать вместе со мною?
— Хочу! Хочу! Ах, как это должно быть весело! Полетим, Снежинка! Скорей! Скорей! — радостно кричу я и протягиваю к ней руки.
Колокольчики снова звенят. Девочка смеется.
— Летим! Летим! — говорит она и, схватив меня за руку, поднимается на воздух.
Я — за нею.
Ах, как хорошо лететь так высоко-высоко над землею, над белым снежным полем, над черным лесом.
— В город! В город! Летим в город, Снежинка! — прошу я.
— В город, в город! — смеется девочка своим колокольчиком-голоском, и мы летим туда, где сияют бесчисленные огоньки, где стоят высокие дома и ярко освещенные магазины.
— Что ты хочешь видеть? — спрашивает Снежинка, повернув ко мне свое прелестное личико.
— Нюрочку и ее папу! — вырывается у меня взволнованный крик.
— Отлично, — говорит мне моя спутница, — ты увидишь их сейчас!
— Разве он здоров, Нюрин папа? — спрашиваю я Снежинку и в страхе ожидаю ответа.
— Сама увидишь! Сейчас увидишь! — звенят колокольчики, и мы поворачиваем в сторону от шумных светлых улиц и летим к темной окраине большого города.
Вот и кладбище… Вот и церковь, и маленький домик в стороне от нее на краю дороги. Там светло, огонь. Видно, никто не спит.
— Смотри в окно! — звенит Снежинка, и в одну минуту мы спускаемся с нашей высоты к маленькому оконцу.
Я вижу всю семью моего друга и его самого, здорового, невредимого, сидящего в кругу своей семьи. Он рассказывает что-то жене и детям, а те улыбаются, а у самого слезы стоят в глазах. Слезы умиленья и счастья.
— Ну, что же, узнала ты, что хотела? — спрашивает царевна Снежинка.
— Все! Все узнала! — говорю я радостно. — Теперь летим в другое место, в дом моих родных! Я хочу видеть, что они там делают после моего отъезда.
— Хорошо! Изволь! — звенит моя спутница. — Сегодня я в твоем распоряжении. Проси чего хочешь!
И мы снова поднимаемся с нею на воздух и летим с быстротою стрелы.
Передо мною высокое четырехэтажное здание с массою ярко освещенных окон. Я сразу узнаю его. В нем живет дядя Мишель и его семья.
Быстро подлетаем мы с царевной Снежинкой к окну столовой, и я заглядываю туда.
Вся семья сидит за вечерним чаем. Но никто не притрагивается к нему. Стенные часы бьют десять.
Входит Федор, быстро и неслышно, как всегда.
— Что барышня? Еще не возвращалась? — спрашивает дядя.
— Никак нет, — отвечает лакей.
Дядя бледнеет и хватается за голову. На его лице такое страдание, что жутко делается смотреть на него.
— Успокойся, Мишель, — говорит тетя Нелли, — я заявила в полицию, и Лена найдется!
— Ах, что ты говоришь, — в тоске восклицает дядя, — пока полиция отыщет ее, она может замерзнуть в какой-нибудь трущобе! Бедная девочка! Бедная малютка! Какой ответ я дам твоей покойной матери! — И дядя тихо, беззвучно рыдает, охватив руками голову.
— А все из-за Баварии! Все из-за нее! — слышится чей-то злобный шепот на конце стола.
— Что такое? Кто смеет? — так и подпрыгивает на своем стуле Матильда Францевна, сидевшая тут же. — Как вы смели сказать?
И, вскочив со своего места, она подбегает к Жюли, поместившейся подле Толи на противоположном конце стола.
— Конечно, из-за вас! Из-за вас все это случилось, — смело говорит девочка, и большие черные глаза ее зло сверкают из-под темных бровей. — Не обращались бы так худо с Леной, не обижали бы ее поминутно — не случилось бы ничего такого!
— Молчать! — возвышает голос Бавария.
— Правда! Правда, Жюли! — пищит за сестрою мой милый Пятница, и слезы ручьем текут из его глаз. — Килька ревельская! Лягушка! Злючка! Крыса! Клетчатая вешалка! Ненавижу вас за Лену, ненавижу! Бррр!
И он плачет на весь дом, громко всхлипывая и утирая глаза кулаками.
Я не могу больше выносить этого зрелища и шепчу моей спутнице:
— Летим скорее! Летим отсюда!
— Охотно! Но куда? Я жду твоего указания, — слышится ее колокольчик-голосок.
Я задумываюсь на минуту. Потом быстрая мысль вихрем проносится в моей голове.
— Я хочу видеть маму! Покажи мне мою маму, царевна Снежинка! Ты говоришь, что все можешь, лети со мной к ней.
На этот раз колокольчики не звенели и воздушная девочка не рассмеялась своим звонким смехом. Лицо у нее стало серьезное, даже печальное, и она сильнее сжала мою руку своею.
Мы медленно стали подниматься вверх.
Но чем выше летели мы, тем взмах крыльев Снежинки становился все медленнее и слабее… И личико у нее побледнело, и губки раскрылись. Видно было, что она дышала с трудом.
Еще один взмах, одно усилие — и внезапно моя спутница заколебалась в воздухе.
— Что с тобою? Ты устала, Снежинка? — вскричала я.
— Нет! Нет! — услышала я слабый голосок у самого моего уха. — Но ты просишь невозможного. Такой услуги я тебе оказать не могу. Я слишком понадеялась на свои силы и этим погубила и тебя и себя. Мы падаем… смотри!
В ту же минуту я почувствовала, как моя спутница выпустила мои пальцы из своей руки, потом все закружилось, завертелось и заплясало перед моими глазами…
Ужас охватил меня…
— Снежинка, где ты? Где ты, Снежинка? Не оставляй меня одну! Мне страшно, мне страшно! — вскричала я диким голосом и, несколько раз перевернувшись в воздухе, быстро-быстро полетела со своей заоблачной высоты прямо на землю…
— Снежинка! Где ты? Где ты? — кричу я еще раз и с усилием открываю глаза…
Где я? Кто это?
Передо мною Снежинка. На ней белое платье, но лучезарных крыльев я не вижу у нее за спиной. И звонкого смеха ее не слышно больше.
Она заботливо склоняется надо мною. Я не вижу хорошо ее лица, потому что лампа заслонила его зеленым абажуром и стоит Снежинка спиной к свету. Но я рада, что она снова подле меня. Мне хочется утешить ее, успокоить. Мне самой так хорошо и тепло в широкой, мягкой постели под стеганым шелковым одеялом, на мягкой подушке, от которой так чудесно пахнет.