И невозможное вожможно - Завьялов Валерий Иванович. Страница 1

И невозможное возможно

Представляю записки Валерия Завьялова

Повествование простых людей о событиях своей жизни с давних пор привлекало вдумчивого читателя безыскусностью рассказа, правдой виденного и пережитого. Одно требуется от таких записок: они не должны повторять то, что уже известно читателю. Их призвание — открыть новые грани жизни, новые ее стороны, новые черты характеров. Тогда, даже если авторы записок и не обладают мастерством писателя, произведения эти тем не менее всегда читаются с интересом, а порой и более того, пользуются успехом.

Вот почему, на мой взгляд, заслуживают внимания записки Валерия Завьялова «И невозможное возможно».

Слишком много пишется теперь воспоминаний, мало чем отличающихся друг от друга, повторяющих то, что уже известно широкому кругу читателей. Но записки Завьялова тем и примечательны, что открывают новую сторону жизни — тему людей, сраженных недугом в день их появления на свет.

Валерий Завьялов рассказывает о тех скромных, не бросающихся в глаза людях, которые творят добро в любом месте, в любой должности сверх того, что от них требуется по долгу службы.

И поступают они так не из жалости, не из тщеславия; дескать, вот я какой хороший, а потому, что уже очень много людей так воспитаны нашим общественным строем, что, сами того не замечая, являются новыми людьми.

Вместе с тем мы видим в этих записках не одного Валерия, рожденного с тяжелым физическим недугом, а целую галерею таких, как он, исполненных человеческого достоинства, доказывающих, что они могут жить всеми радостями человеческого бытия: радостью труда, любви, человеческого общения, духовного развития.

Это право на счастье, отнятое у них в момент появления на свет, возвращено им нашим образом жизни. И потому записки Завьялова, в которых ничего не выдумано, где сохранены все имена и фамилии, приобретают ту нравственную силу, которая всегда являлась важным признаком произведения, достойного печати.

Все, о чем рассказывает Валерий Завьялов, происходит в Подмосковье и Москве, но география записок шире. Это наша Советская Отчизна, где стали живой реальностью слова «И невозможное возможно!».

Марк Колосов

Часть I

Через «не могу»

Глава 1

В январе 1942 года поездом Пермь — Москва мы возвращались из эвакуации домой. Нижние места достались нам с пятилетним братом. Одну верхнюю полку заняла мать, другую — красноармеец. Он ехал из госпиталя в свою часть.

На одной из станций началась проверка документов.

— Куда едете?— спросил начальник военного патруля.

— В Загорск,— ответила мать.

— Ваши документы недействительны.

— Но мне их в милиции выдали,— пояснила мать.

— В местной,— последовал ответ.— Москва на военном положении, и въезд туда запрещен.

— Я же до Загорска...

— От Загорска до Москвы рукой подать,— прервал ее проверяющий документы,— да и поезд в Загорске не остановится. Советую сойти в Ярославле или в Александрове.

— Что же мне теперь делать?— растерялась мать.

— Дяденька, не ссаживайте нас!— пришел я ей на помощь. Моя невнятная речь привлекла внимание начальника патруля.

— Сын-то давно болен?— спросил он.

— С рождения...

Еще раз внимательно посмотрев на меня, он что-то сказал сопровождающим его военным и вышел из купе. Те последовали за ним.

По рассказам матери, я заболел, еще не родившись. В шесть лет сделал свои первые шаги. Тогда же появились первые признаки более или менее внятной речи. К каким только врачам не обращались мои родители! Те только беспомощно разводили руками.

А я между тем рос, с каждым годом становился крепче, но следы тяжелой болезни — шаткая походка и дефект речи — сохранились и в тринадцать лет.

В школу меня не отдали, и первым моим учителем был отец. До сих пор помню тот счастливый день, когда он показал мне первые буквы.

Потом со мной стала заниматься наша соседка по квартире, Евгения Павловна Киселева, в прошлом учительница. Она-то и научила меня читать и считать. Но все ее попытки заставить мои непослушные пальцы держать ручку с пером и писать чернилами окончились неудачей. Пришлось пользоваться только карандашом.

Теперь в этом вагоне, после того как военный патруль ушел, я сидел и думал, чем бы помочь матери. Поезд, замедлив ход, поравнялся с небольшой станцией, и я увидел мальчишку, шагавшего по перрону с чемоданом в руке. «А я не могу нести такой чемодан!» — позавидовал я моему счастливому сверстнику.

— Что же теперь с нами будет?— снова послышался тяжелый вздох матери.

— Главное, не робеть!— подал голос с верхней полки наш попутчик.— Езжайте до Александрова. Там у меня родня. Дом большой. Места хватит! Я записку напишу. Привет от меня передадите. Ну а оттуда вызовете телеграммой своих и доберетесь домой. Дом-то ваш где?

— В Звенигороде. А едем в Загорский район. В село Константинове. К бабушке. Отец наш на фронте...— объяснила мать.

— Ясно!— сказал красноармеец, слезая с полки.— Все будет хорошо!— решительно проговорил он и, вынув из кармана блокнот, начал писать записку.

Прошло несколько месяцев, как мы приехали в Константиново. Промелькнуло лето, наступила осень. Ранним сентябрьским утром к школе потянулась приодетая детвора с большими букетами разноцветных георгинов.

Я сидел на завалинке и провожал ребят глазами: «А что, если пойти и мне?! Ведь не выгонят же!..»

Вот и школа. В длинном коридоре остановился и растерянно огляделся. Куда идти? Направо? А может, налево? Прошелся в один конец коридора, в другой и очутился перед приоткрытой дверью второго класса. Там шел урок. Постояв, еще раз огляделся и прильнул к щели: у окна стояла учительница и что-то рассказывала детям. Мне показалось, что она увидела меня. От испуга я даже отпрянул.

Прозвенел звонок, и мне пришлось спрятаться за угол. Минуты через три дверь отворилась. Из класса вышла учительница, окруженная второклассниками. Я двинулся ей навстречу. Она остановилась и спросила;

— Ты что, мальчик? Ждешь кого-нибудь?

— Примите меня в школу!— вместо ответа невнятно произнес я.

Учительница, не разобрав мою речь, внимательно посмотрела на меня.

«Не понимает. Как же ей объяснить?»

— Александра Ивановна! А что он так говорит?.. Почему так чудно ходит?..— посыпались вопросы.

— Идите, ребята, играйте,— спровадила их Александра Ивановна и спросила меня: — Как тебя звать?

— Валерий Завьялов... Все меня сперва не понимают, а потом привыкают... Возьмите меня в школу!..

— В школу, Валерий, принимает директор!— помолчав, ответила учительница.— Сейчас его нет. Пусть вечером мама зайдет к нему.

— А если он н-не при-имет?— с трудом проговорил я.

— Тогда приходи ко мне,— после некоторого колебания решительно сказала она.

Директор школы, темноволосый плечистый мужчина, оглядев меня с ног до головы, перевел взгляд на мать и приглашающим жестом указал ей на стул.

— Слушаю вас!

— Пришла о нем вот поговорить,— кивнула мать на меня,— в школу просится.— И рассказала мою историю.

Директор долго молчал.

— Тяжелый случай,— наконец отозвался он.— А муж на фронте?

— С первых дней добровольцем ушел.

— Трудно вам с больным ребенком!— посочувствовал директор, искоса поглядывая на меня.— Скажу сразу: заниматься в общей школе он не сможет... Да и, откровенно говоря, ни один учитель не согласится учить его... Представьте себе, вызовут его отвечать, дети начнут смеяться. Что получится в классе?..— Директор встал, давая понять, что разговор окончен.