Путаный след - Давыдов Сергей Давыдович. Страница 15
Сверлилкин усмехнулся. Взять его, что ли, голубчика, как кошка берет поющего утреннего щеглёнка? Проще, чем сверло заточить, взять его! Нет, нет! Нечего и думать об этом. Хватятся, начнут погоню — и пропало дело. Вот пройти мимо него, пока он там заливается, ничего нет проще!
И он с чрезвычайной осторожностью, с той осторожностью, с той особой тщательностью, что отличает разведчиков и минеров, абсолютно бесшумно прошел мимо отводящего душу сердцещипательной песенкой немецкого часового.
Вскоре Сверлилкин был в кустах у развилки.
— Эй, — тихо окликнул его Митька. — Я жду, жду! Где были-то? Промок я тут.
— Дела. Это тебе не сверло заточить, — так же вполголоса сказал Сверлилкин. — Не нашёл я твою лазейку, еле пробрался!
— Я его все равно взорву! Волчина гадская! — вдруг всхлипнул Митька.
— Краснорожего?
— Шашкина! Сегодня к мамке приставал! Напился, боров, и заявился к нам. Я пришёл, а мамка плачет в углу, а он сидит, жирная харя, и смеется. «Никуда, — говорит, — от меня не уйдешь, ласточка».
— Негодяй! Все у него ласточки!
— Взорву я его всё одно! За мамку убью!
— Правильно. Я бы его сам ликвидировал, да уходить приходится.
— Куда это?! — всполошился Митька.
— Задание, — уклончиво сказал Сверлилкин и спросил: — Мина где?
— В лесу, в том погребе. Нельзя же нам ставить мины!
— Что? Уж сегодня-то я им на прощание…
— Нельзя, дяденька Сверлилкин, или не знаешь ничего про борону? Завтра же Игнашевым боронить, а потом Шашкину, а потом нашему Калине…
— Да при чём же тут твоя борона? Не пойму я тебя что-то! Я ему про мины, а он мне черт знает про что, — разозлился Сверлилкин.
— Так вы и верно не знаете. Дак я сейчас расскажу.
И Митька поведал Сверлилкину о комендантской хитрости.
— Вот почему сегодня взрыва не было! Нашла, значит, баба! Выходит, мы её неправильно поставили, если дождём размыло, — вслух думал Сверлилкин. — Вот о чём говорил Соколов, а я его слушать не стал! У коменданта на столе моя мина оказалась. Вот тебе и на! Башка у этого фашиста работает, однако! Эх, если бы мне не уходить, я бы такое завинтил, хоть три дня борони, все равно взорвешься! Да ладно. Пусть только достроят аэродром — тут уж рванет по-настоящему!
— Все равно я Шашкина-то жахну! Завтра Игнашевым, так ставить-то не надо, а послезавтра Шашкину, дак ужо…
— Что в селе говорят? Никого я два дня не видел.
— Партизаны, бают, объявились.
— Ругают? Ну, из-за бороны?
— Один Шашкин орет. А из Мальгина, ну, деревня-то за Безымянкой, трое мужиков к партизанам сегодня ушли, говорят. Да из Тимохова двое.
— Ага! — радостно проговорил Сверлилкин. — Вот это да! Я же знал. Ай да мы с тобой! Вот тебе и тихое место.
— Если б мы с мамкой знали, куда идти-то, дак давно б ушли.
— Я тебе скажу, куда идти. За Домовщину в леса. Только дойдите, а там партизаны вас сами найдут. Ну, Митька, мне пора!
— Дак вы впрямь уходите? — всполошился мальчишка. — Уже? И мы не увидимся боле?
— Увидимся, сынок. Обязательно, родной! Ты только берегись. В погреб к Шашкину не лезь и взрывать его не смей. Попадешься. Шашкин от нас никуда не уйдёт. Береги мамку. А лучше всего — уходите в партизаны. И другие пусть уходят. Тут скоро такие дела начнутся… Прощай, Митька! Я тебя не забуду!
И Сверлилкин исчез в темноте.
— Все равно я этого бугая подорву! — упрямо прошептал Митька.
Сверлилкин благополучно добрался до Домовщины. Переплыл реку, гребя одной рукой, а второй поднимая над водой книжку и пистолет. И сразу снова свернул к лесу. Не успел он дойти до него, как его кто-то тихо окликнул, и не успел он ответить, как на него навалились, связали, засунули в рот какую-то горько-соленую тряпку и, поставив на ноги, повели в глубь леса.
Вскоре он уже стоял в партизанской землянке перед невероятно бородатым партизанским командиром и докладывал ему обо всём, поминутно отплевываясь.
— Ты что тут расплевался? — спросил его строго командир.
— Кляп у вас больно соленый! Тьфу!
— Какой привередник нашелся! — ответил сзади от дверей приведший его здоровенный молодой партизан. — Сам виноват. Надо пароль знать! Да ты не брезгуй, дядя! У меня в этой тряпке каменная соль была. Для кобылы. Очень она её лизать любит. И не плюется!
— Тьфу! Ты не очень воображай со своей кобылой! Не гляди, что ростом с елку! Я бы тебя взял не так. Ты бы у меня и ботинок вместо кляпа съел бы, чёрт здоровенный! Тьфу, тьфу!
Бородатый партизанский командир, а за ним и молодой партизан, приведший Сверлилкина, громко расхохотались. Сверлилкин поскреб затылок и тоже весело рассмеялся.
— Эх, — вздохнул вдруг командир. — Плохо, значит, товарищу директору, — он с таким уважением произнес «товарищу директору», что Сверлилкин с ненавистью поглядел на свои цепкие пальцы, ведь чуть-чуть такого человека на тот свет не спровадил. — Уж если товарищ директор жалуется, то плохо… плохо дело! Со смертельной болезнью человек… а на такое пошел!
Сверлилкин замахал руками:
— Давайте я его сюда доставлю! Завтра же здесь будет! В абсолютной целостности. А? Ну давайте. Мне и людей никого не надо. Ну разве этого вон, — он показал головой назад, — бугая!
— Мы бы и без тебя давно… Да не пойдет он. Ни за что не пойдёт. До самой смерти, — с силой сказал командир. — Железный человек он. Уважаю! А ты, Сверлилкин, тоже. Спасибо. Давай, брат, руку. Орденов у нас здесь не имеется, но не волнуйся. Получишь. Будешь награжден, можешь мне поверить.
— Служу Советскому Союзу! — ответил Сверлилкин, вытянув руки по швам. — Спасибо. Товарищ командир, Митька там остался. С матерью. Они к вам хотят перейти. Там многие к вам хотят, да не знают, можно или нет. А Митьку взять обязательно надо. Боевой он! Мы ведь это с ним мины ставили.
— Ты со своими минами и нам переполоху наделал! — весело отозвался командир. — Мы уж подумывали, что там новый отряд объявился. Хлопцы сперва доложили, что кто-то на нашем складе в лесу побывал, а потом стали про взрывы докладывать. Только, по их докладам, там взрывов двадцать уже было. Да и народ к нам после твоих взрывов стал прибывать. На развилке-то, говорят, ба-атюшки, что творится: каждый день по сто немцев убивает! Видал! Уже легенды про тебя ходят!
— Так это ваш склад там в лесу? Плохо замаскирован!
— Дал я хлопцам уже за это. Но ладно. Дело у меня к тебе ещё есть, — сказал командир. — Можете идти, — отпустил он конвоира.
— Пока, дядя, — сказал конвоир Сверлилкину, уходя. — Не забывай мою кобылку!
— Тьфу! Не воображай. Между прочим, я ведь не сопротивлялся. И в плен к тебе сам пошёл, а то у меня от-личный пистолет был с собой. Взял бы ты меня! Тьфу!
— Сегодня уходит самолет, — сказал командир, когда дверь за конвоиром закрылась. — На Большую землю. Отдыхать тебе некогда. Полетишь с этим, — он бережно взял в руки записную книжку Соколова. — Учти, полет трудный. Могут сбить, но ты должен выжить, — повысил он голос. — Прыгать с парашютом умеешь?
— Всё я умею, — отозвался Сверлилкин с готовностью.
— Так вот. На самолете ли, пешком или под водой, но эта книжка должна быть доставлена. Ясно?!
— Да не волнуйтесь вы, — ответил Сверлилкин, принимая книжку. — Доставлю. Мне это проще, чем сверло заточить!