Том 20. Дом шалунов - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 30

И Гога припал к образу и забился у ног Его в рыданиях.

Чья-то нежная рука легла на его плечо, нежные губы коснулись его лба. Гога оглянулся.

— Мама! — вскрикнул мальчик.

— Мамочка! Мама! — и Гога осыпал руки и лицо молодой женщины поцелуями.

Мама отвечала ему тем же. Она не узнавала своего Гогу в этом странно изменившемся мальчике. Прежнее капризно-надменное выражение исчезло с его лица. Глаза не смотрели на всех с суровой неприязнью. Они были печальны и тоскливы, эти глаза, полные слез. Гога точно переродился.

— Мамочка, как ты приехала? Так неожиданно! И ничего не написала! — забросал Гога вопросами мать.

— Я получила письмо от твоего директора, где он написал о страшном происшествии с быком и о том, что один мужественный, смелый и благородный мальчик спас тебя от верной гибели. Я и приехала поблагодарить этого мальчика и повидать тебя и его, — отвечала госпожа Владина.

— Ах, мама, он, Котя, он умирает. Мы пришли сюда молиться за него, — прошептал Гога.

— Да, он умирает, — хором повторили пансионеры, окружая госпожу Владину и ее сына.

— Бедный ребенок. Неужели ему суждено погибнуть за его великодушный поступок, — печально проговорила молодая женщина и потом тихо спросила у окружающих ее детей:

— А мне позволено будет повидать его?

— Ну, конечно, — отвечал Алек, — ведь он все равно лежит без чувств. Вы его не можете потревожить. Позвольте, я проведу вас туда.

— Пожалуйста, милый Гога, не пойдешь ли и ты взглянуть на твоего спасителя? — предложила она сыну.

— Александр Васильевич нам запрещает в лазарет, — отвечал ей кто-то из мальчиков.

— В таком случае я пойду одна. Ты подождешь меня, хорошо, мой мальчик?

— Хорошо, мама!

Госпожу Владину проводили до дверей комнаты больного.

У порога ее встретил директор и горячо пожал ей руку.

— Я знал, что вы чуткая, отзывчивая и захотите непременно повидать того, кто спас вашего Гогу, — произнес он тихо. — Он очень плох, несчастный мальчик. Впрочем, сейчас ему чуточку лучше, нежели было утром.

От этих слов на лице г-жи Владиной и на лицах сопровождавших ее мальчиков отразилась улыбка надежды.

Потом вновь прибывшая вошла за директором в комнату больного. Толпа маленьких пансионеров притаилась у дверей.

Попав из светлой комнаты в полутьму спальни лазарета, госпожа Владина ничего не могла разобрать в первую минуту. К тому же острый запах лекарства, царивший здесь, ударил ей в голову. Ей сделалось почти дурно, и она едва устояла на ногах. Мало-помалу глаза молодой женщины привыкли к темноте, и она различила большую кровать в углу, кресло и столик с лекарствами подле постели, директора, сидевшего в кресле, и что-то маленькое, круглое, обложенное пузырями со льдом посередине подушки.

Госпожа Владина приблизилась к постели, наклонилась и поцеловала маленькую худенькую ручку, выбившуюся из-под одеяла.

— Спасибо тебе, смелый, отважный мальчик, спасибо, что спас моего Гогу, — произнесла она и поспешно отошла от постели.

— Вы видели его близко, сударыня? — спросил ее директор.

— Нет.

— Я вам покажу его сейчас. Мы приподнимем штору. Все равно придется давать ему лекарство и потревожить его. Удивительный мальчик, я вам скажу. Я редко встречал таких детей. Во время болезни он сильно изменился. Пришлось срезать ему волосы. Они были как чистое золото.

— Как золото, говорите вы? — рассеянно проронила молодая женщина и снова наклонилась над постелью больного.

Александр Васильевич осторожно поднял штору. Луч солнца ворвался в комнату и осветил Котю. Этот свет потревожил его. Его веки слабо затрепетали. Черные глаза широко раскрылись и странным взглядом окинули незнакомую даму, стоявшую у его постели. Он пошевелил головою, и тяжелый мешок со льдом свалился с его темени и лба.

Молодая женщина наклонилась над больным мальчиком.

Котя увидел склоненное над ним ласковое лицо. Он чувствовал себя как во сне, как в том сне, когда то же ласковое, то же милое женское лицо склонялось над ним и слышалась нежная песня.

И Котя чуть слышно, слабым голоском попытался спеть:

Котя, будучи не в силах, забылся в обмороке.

Глаза Владиной впились в бледное, изнуренное болезнью лицо Коти. Странная судорога прошла по всему ее телу. Она продолжила песню:

И с легким криком: "Он, это он!" Екатерина Александровна Владина упала на руки подоспевшего директора.

В комнате было светло. Окно открыто. За окном видны были целые сугробы снега, покрытые белым инеем деревья в саду и тучи галок, сидевших на крыше.

— Как я долго спал, однако! — подумал мальчик. — Уже снег выпал, значит зима! Неужели же я проспал целую осень!

И это показалось ему таким смешным и забавным, что он слабо рассмеялся.

Его смех разбудил старушку, спавшую подле его постели в широком кресле.

Лицо старушки показалось Коте ужасно знакомым. Но где он видел его — он не мог припомнить.

— Скажи, бабушка, — произнес он слабым нежным голоском, — неужели же я проспал всю осень?

— Нет, ты проболел всю осень, дружочек, — радостно встрепенувшись, произнесла старушка, — а теперь ты поправился, слава Богу, батюшка ты мой!

— Ах, да, — вспомнил Котя. — Бык, кажется, подбросил меня на рога. Не так ли?

— Да, милый! И ты заболел от этого.

— Потому что я стукнулся обо что-то, да? — припомнил мальчик.

— Значит, ты помнишь все? — удивилась старушка.

— Все! А вы чья же, бабушка, будете? — спросил он ее снова.

— Я — ничья, милый. Я просто няня…

— А чья няня?

— Одного мальчика, которого зовут Гогой.

— А у него нет мамы и папы, у вашего Гоги?

— Мама есть. Она приехала сюда, чтобы повидать Гогу и тебя поблагодарить за то, что…

— Меня? Зачем же? Ах, да! — снова вспомнил Котя. — Верно, за то, что я отогнал от него быка. Только ведь в этом нет никакой особой важности.

— Как, голубчик ты мой, нет! Да ты чуть не умер! — так и всполошилась старушка.

— Так что же! Лучше я бы умер, нежели Гога. У Гоги есть мама, говорите вы, а у меня никого. Я ведь сиротка.

И, повернувшись к стене, Котя тут же уснул крепким сильным сном выздоравливающего ребенка.

Котя поправлялся теперь с каждым днем, с каждым часом. Силы его все прибывали и прибывали. Доктор, лечивший его, уже не приезжал ежедневно, а только раз в неделю, и уезжал с веселым видом, говоря одну и ту же фразу на прощанье директору:

— Все идет отлично! Скоро мальчик у вас будет танцевать!

Гогина няня неотлучно находилась при больном. Чаще всего тут же у его постели был и сам Гога. Он занимал больного, играл с ним, всячески стараясь его развлечь.

Раза три в день навещали Котю и остальные пансионеры. Но Александр Васильевич не особенно радовался их приходу. Они так шумно изъявляли свою радость больному по поводу его выздоровления, что добрый директор очень опасался, чтобы мальчики не испортили под конец дела и своим шумом не надорвали слабого еще здоровья Коти. Но доктор успокаивал его, что страшный исход миновал, и что больше нечего было опасаться, а потому присутствие мальчиков у кровати больного не может принести вреда.