Том 14. Первые товарищи - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 16

— Вот она какая добрая! — слышалось в одном углу.

— А мы-то думали, что она злючка, — неслось из другого.

— Тише, тише! — унимал расходившихся пансионеров Василий Иванович.

— Братцы, — стараясь перекричать весь класс, воскликнул Принц, — даю торжественное слово, что с сегодняшнего дня буду стараться как можно меньше шалить и проказить!

— И я!

— И я!

— Вот и отлично, — подхватил Жучок, — идемте все сейчас же к Антонине Васильевне и скажем ей об этом.

— Да, да! Идем, сейчас же!

— Нет, лучше Василия Ивановича попросим, пусть он и передаст от нашего имени начальнице! — предложил Принц.

— Да, да! Василия Ивановича! — разом согласились мальчишки и, окружив воспитателя, стали его просить исполнить их поручение.

Василий Иванович, очень добрый от природы человек, не заставил себя долго упрашивать и пошел по поручению своих питомцев в комнату начальницы.

Едва только он скрылся за дверью, Принц вскочил на стул, оттуда на стол, со стола на кафедру и, взмахнув линейкой, заявил притихшим товарищам:

— Шалить мы больше не будем — это раз, и называть ее Пушкой тоже не будем — это два. Нехорошо обижать даже заглазно, если она оказалась такою хорошей. Слышите все? Пушки нет! Есть тетя Тоня! Это три!

И, соскочив с кафедры на пол под громкое ура всего класса, Принц окинул взором своих друзей и подтвердил:

— Тетя Тоня! Не забудьте же!

— Поняли, поняли! Все поняли! Молодец, Принц! Ура, Принц! — кричали мальчики.

Потом стали считать выручку от лотереи, высыпанную на кафедру из жестяной коробки.

В тот же вечер Принц вручил Мартику Миллеру целых десять рублей на лечение его матери.

Хотя мальчики дали торжественное обещание не шалить и вести себя вполне благопристойно, как подобает умным маленьким пансионерам, но сдержать его оказалось куда труднее, нежели они предполагали.

По крайней мере Принц совсем позабыл о нем, когда однажды в перемену между двумя уроками объяснил во всеуслышанье классу, что сегодня у них в спальне ночью будет дано большое представление цирка Чинизелли.

Надо же было случиться, что в этот день воспитатель уехал из города к своей заболевшей сестре, и мальчики знали, что он не вернется раньше следующего утра. Поэтому новая затея Принца была принята взрывом восторга.

Когда после ужина младшее отделение пришло в спальню, маленькие пансионеры скорее, чем когда-либо, разделись, умылись на ночь и юркнули в свои постели.

Дежуривший в этот день вместо отлучившегося Василия Ивановича Валерик не мог нахвалиться на малышей.

— Вот если бы вы всегда так вели себя! — произнес он, уходя из спальни и гася по дороге большую лампу.

— Спокойной ночи, господин Валерик, и счастливого пути! — пискнул Жучок ему вслед.

— Тсс! — прошипел испуганно Принц, — он догадается!

Но Валерик ни о чем не догадался и спокойно направился в спальню старшего отделения. Все двенадцать мальчиков собрались у кроватей Принца и Сережи.

— Прежде всего надо сдвинуть постели, чтобы образовалась площадка — это и будет арена цирка, — командовал Принц. — Кругом мы поставим зажженные огарки… Ты, Грушин, будешь лошадью, а я наездницей, Сережа пусть ходит по канату — он акробат. А Жучок и Петух будут клоуны. Остальные все садитесь на пол! Просят только почтенную публику не очень громко аплодировать, а то придет начальница и всем попадет на орехи.

Принц, с помощью Грушина, зажигал огарки свечей, вытащенные им из его ночного столика, невесть откуда приобретенные им. Зажженные огарки он расставил полукругом на полу, а затем наскоро надел коротенькую, как у наездниц, юбку из газетной бумаги и в то же время помогал Жучку и Петуху пудрить лица зубным порошком и мазать щеки золой из печи, как подобает настоящим клоунам. Остальные мальчики важно расселись на полу в два ряда, изображая из себя публику.

— Динь-динь-динь! — позвонил в воображаемый колокольчик Морозов, и в ту же минуту Жучок и Петух выскочили, перепрыгнув через горящие огарки свечей, на арену.

Они гримасничали, хохотали, награждали друг друга шлепками, как настоящие клоуны, которых не раз видели в цирке. Наконец, разошедшийся не в меру Жучок захотел поддать Петуха ногою сзади, чтобы он подпрыгнул, но вместо того, чтобы попасть в спину Петуху, попал ему в нос.

Из носа тотчас потекла алая струйка крови. Петух заревел во все горло, совсем уже не по-клоунски, а по-настоящему, да вдобавок еще так громко, точно ему совсем оторвали нос. Заревел и Жучок от страха, что сломал нос Петуху. Обоих пострадавших увели с арены под руки Сторк и Морозов, изображавшие капельдинеров цирка. Мальчики, стоя у медного рукомойника, еще долго кричали и бранились. Петух держался за свой распухший нос, а Жучок — старался доказать Петуху, что это только игра и что сердиться друг на друга даже и настоящие клоуны не смеют.

Потом Сторк и Морозов протянули между двумя кроватями толстую веревку и, придерживая ее за оба конца обеими руками, предложили акробату Сереже пройтись по "канату".

Однако Сережа, как ни боялся прослыть трусом в глазах товарищей, но идти по веревке не решался… К тому же, ржавший от нетерпения конь-Грушин с наездницей Принцем на спине так и порывался, став на четвереньки, прыгнуть на арену. И публика требовала скорейшего исполнения номера верховой езды гораздо громче, нежели акробатических штучек неумелого акробата, каким оказался Сережа. Поэтому он благоразумно уступил свое место Грушину и Принцу.

Грушин неуклюжими прыжками и с продолжительным ржанием выскочил на арену.

— Браво, Грушин! Принц, браво! — кричали мальчики и неистово хлопали в ладоши.

Принц, на голове которого высился в виде шляпы большой мешок из сахарной бумаги, любезно раскланивался на все четыре стороны со спины Грушина, где он сидел так же спокойно, как в кресле. Потом, желая, очевидно, подражать настоящей наезднице, он осторожно встал на ноги на спине Рыжего и, вытянувшись во весь рост, крикнул бесстрашно:

— В галоп! В галоп! Живо!

И Грушин помчался галопом, рискуя свалить Принца на пол.

Публика аплодировала неистово, выражая свое полное одобрение прыткому коню и храброй наезднице. И вдруг среди общего шума, раздался испуганный голосок Мартика Миллера:

— Принц! Принц! Ты горишь, Принц!

Действительно, воздушная бумажная юбочка Принца горела с одного бока. В пылу игры мальчик не заметил, как близко подъехал на спине своего воображаемого коня к одному из огарков, стоявших на полу, и задел его листом газетной бумаги.

Когда Мартик, увидевший пламя на юбке Принца, закричал, тут только остальные мальчики и сам Принц заметили несчастье.

Они бросились со всех ног к Принцу, стараясь потушить охватившее его пламя, как обыкновенно тушат горящую свечу. Но этим они только раздували огонь.

Если бы мальчики были немного постарше, они бы поняли, что движение благоприятствует огню, и постарались бы помочь Принцу более подходящим средством. Но они были еще очень малы и к тому же испуганы.

Огонь уничтожил уже бумажную юбочку и принялся теперь за длинную ночную рубашку мальчика, обжигая Принца. Один из огненных языков достиг кудрявой головки, и вмиг запылали чудесные белокурые локоны Принца. Он рыдал от боли и страха; мальчики метались, как безумные, не зная за что схватиться. Сережа и Мартик Миллер потеряли сознание и лежали без чувств посредине спальни. Но никто на них не обращал внимания, все были поглощены одною только мыслью, как бы потушить огонь и спасти Принца.

Крик и шум в спальне маленьких был ужасный.

В ту самую минуту, когда несчастный Принц был уже охвачен пламенем, в спальню неожиданно вбежала Антонина Васильевна, разбуженная криками.

Она схватила одеяла и подушки с ближайших постелей и, толкнув горящего Принца на пол, забросала его ими… Огонь сразу потух. Из-под груды вещей послышались стоны.