Дон Карлос. Том 2 - Борн Георг Фюльборн. Страница 61

Конечно, войска правительства были лучше обмундированы, обучены и вооружены, чем карлисты, но дон Карлос говорил себе, что зато они могут взять отвагой. Дошло наконец до горячей, кровавой схватки между авангардом Конхо и одним из карлистских отрядов, карлисты были отбиты, но войска правительства заплатили за свою победу слишком большим числом убитых и такой невыгодной, со всех сторон открытой позицией, что победа не радовала.

Дон Карлос между тем полностью подготовился к сражению, которое хотел дать маршалу Конхо, он был твердо уверен в успехе.

Выдвинув вперед правый фланг, он укрепил центр, а командование поручил своему брату Альфонсу и Бланке, этой кровожадной гиене, личным примером подстрекавшей и без того жестоких карлистов к новым жестокостям по отношению к неприятельским солдатам и мирным жителям.

Стоило возникнуть подозрению, что жители какого-нибудь селения стоят на стороне правительства или чем-нибудь поддерживают его, тотчас Бланка отдавала приказ предать селение огню и убивать всех жителей без разбора. Перед ней дрожали больше, чем перед доном Карлосом и доном Альфонсом. Она была кровожадней их обоих.

Ей чужда была жалость! Она всюду рыскала со своими зуавами и уничтожала все, что ей сопротивлялось. Даже там, где из страха перед ней смирялись и шли на всякие жертвы, она не имела жалости, позволяя своим солдатам делать все, что им вздумается. Этим донья Бланка надеялась добиться их преданности и готовности не останавливаться ни перед чем.

Однажды, вскоре после бегства графини Инес из разбойничьего замка Глориозо, в лагерь дона Альфонса въехала какая-то странная повозка. Это была крестьянская телега, лошадью правил карлист. В телеге на маисовой соломе лежал укутанный одеялом, по-видимому, тяжело раненный предводитель какого-то карлистского отряда. Похоже было, однако, что он уже начинал поправляться, потому что, когда повозка остановилась, он поднялся с помощью карлиста и пошел, опираясь на него, правда, при каждом шаге лицо его подергивалось и зубы крепко сжимались. Рука у него была на перевязи, и, видимо, болело плечо. Он был страшно бледен и худ и походил на живого покойника.

— К донье Бланке! — приказал он глухим голосом. — Туда, к палатке с красным знаменем.

Карлист повел его. Встретившиеся солдаты кланялись и провожали его глазами.

Подойдя к палатке, раненый велел дежурному зуаву доложить и через минуту стоял перед доньей Бланкой. Она была одна.

— Как! Это вы, капитан Тристани?

— Я сделался неузнаваем после того выстрела, — отвечал он.

— Слышала о вашей ране, но не поняла, как это случилось, ведь в ту местность бунтовщики еще не проникли. У вас был, верно, какой-нибудь враг среди окрестных басков или выстрел предназначался не вам.

— Мне, ваше сиятельство! Изидор хорошо знает, кому обязан своей раной.

— Не графиня ли Инес, бежавшая в ту ночь, указала вас какому-нибудь скрытому в засаде врагу?

Изидор медленно покачал головой.

— Нет, ваше сиятельство, не с этой стороны была направлена пуля! Но довольно об этом.

— Вы на себя не похожи, Тристани!

— На волоске висел, ваше сиятельство! Ни за какие сокровища в мире не хотел бы выдержать еще раз такие муки, я готов был лишить себя жизни, меня поддерживала только мысль о мести.

— Вам вынули пулю?

— Вырезали, ваше сиятельство! Доктор в поисках ее ковырялся во мне зондом. Пресвятой Бенито! Я точно жарился на вертеле! Это продолжалось целых четыре дня. Сеньор доктор думал, вероятно, что у нас лошадиные натуры. Я стал наконец биться, как безумный, меня связали и чем-то одурманили, не знаю, что было дальше, после мне показывали сплюснутую пулю, засевшую глубоко в плече. Эти мучения усиливались еще мыслью о бегстве моей пленницы. Ах, ваше сиятельство, я предпочел бы чувствовать пулю у себя в плече, чем потерпеть такую неудачу!

— Нетрудно представить, Изидор, что я почувствовала, узнав об этом! Вам приказано было стеречь пленницу.

— И я исполнил приказание, ваше сиятельство.

— Дав ей убежать?

— Вы правы, ваше сиятельство, конечно, я виноват, — отвечал Изидор, останавливаясь на каждом слове, так прерывисто было его дыхание, — но на самом деле я не сидел сложа руки. Я отравил питье пленницы, но или она его не пила, или выпила недостаточно!

— Может быть, оно подействовало на нее позже, и она уже мертва?

— Нет, ваше сиятельство, она жива и благополучно добралась до Пуисерды.

— До Пуисерды? — быстро повторила Бланка Мария, и лицо ее приняло вдруг демоническое выражение. — Вы это точно знаете, Тристани, она в Пуисерде?

— Так мне передали мои агенты.

— Так, теперь я все понимаю! У вас хорошие шпионы. В Пуисерде!

— Там живет дядя графини Кортециллы.

— Да, да! Она нашла у него приют. Вчера мне сообщили, что генерал Мануэль Павиа воспользовался коротким затишьем и поехал в Пуисерду. Я думала, захотел осмотреть крепость, ха-ха-ха! — засмеялась Бланка с такой злобой, что даже Изидор с ужасом взглянул на нее. — Теперь все понятно! — продолжала Бланка. — Маркиз Павиа де Албукерке поехал в Пуисерду искать свою прекрасную возлюбленную! Добрый дядюшка выступит сводником, и молодая чета отпразднует там свою свадьбу! О, это приводит меня в бешенство!

— Дон Мануэль в Пуисерде! — сказал с усмешкой Изидор. — Черт возьми! А я хотел с помощью вашего сиятельства дойти до генерала. Теперь приходится расстаться с этими мечтами.

— Они теперь торжествуют в Пуисерде, — продолжала Бланка Мария. — Ну, Тристани, поблагодарила бы я вас за такую услугу, если бы не вспомнила…

— Вы приказали бы повесить меня, ваше сиятельство, я догадываюсь и на вашем месте сделал бы то же самое! Но я могу поправить дело, и тогда вы смените гнев на милость, ваше сиятельство.

— Вы — калека! — презрительно воскликнула Бланка.

— И калеке может прийти умная мысль, даже иногда умнее, чем геркулесу, ваше сиятельство, — отвечал Изидор, сдерживая досаду. — Во всяком случае, я ведь и калекой сделался, служа вашему сиятельству…

— Вы должны были сделать свое дело получше, а вы позволили выстрелить в себя и стали в результате совершенно бесполезны.

— Это я тоже понимаю, ваше сиятельство, — отвечал Изидор, едва сдерживаясь, — но надеюсь скоро выздороветь и снова стать полезным. Конечно, с моим назначением теперь придется повременить, я вижу, что мне нечего ждать от вашего сиятельства. Есть люди, напоминающие муху, попавшую в миску с супом, — она все старается выползти оттуда, но всякий раз снова соскальзывает в суп. Как только я подхожу к самой цели — вдруг словно что-то толкает меня назад. Черт возьми! Это, впрочем, не моя вина, ваше сиятельство. Меня приводит в ярость мысль о том, что враги мои теперь торжествуют, а я должен опять все начинать сначала. Мне это так же досадно, как вашему сиятельству досадна мысль о маркизе Павиа, обнимающем графиню Инес. Ваше сиятельство, если бы мы опять стали действовать заодно…

— Могу ли я рассчитывать на вас, если вы не сумели справиться с поручением, когда были здоровы!

— Я скоро выздоровею, ваше сиятельство!

— А события в Пуисерде будут ждать этого? — холодно спросила Бланка Мария. — У вас голова тоже, кажется, пострадала во время болезни. Между нами больше нет ничего общего.

— Это жестоко сказано, ваше сиятельство! Я пришел сюда в надежде поправить дело… Что бы вы сказали, если бы я предложил вам окружить Пуисерду и поймать птицу в клетке? Пуисерда — крепость, которую нужно взять…

— Его величество, дон Карлос, не хочет делать этого сейчас.

— Крепость нужно взять в осаду и захватить рано или поздно, ваше сиятельство; нельзя иметь с тыла защищенную неприятельскую местность.

— Повторяю вам, что король Карл против этого плана! Ничто не заставит его пойти сейчас на Пуисерду!

— Скажите прежде всего, ваше сиятельство, хотите ли вы, чтобы крепость была взята? Ведь тогда, во всяком случае, хоть одна птица будет в наших руках.

— Я бы прямо сейчас взяла Пуисерду в осаду и приказала обстрелять ее из пушек! — вскричала Бланка Мария, и глаза ее сверкнули мрачно и грозно. — Я бы разрушила эту крепость, сровняла ее с землей, но, увы! Это желание никогда не исполнится.