Тельняшка — моряцкая рубашка. Повести - Ефетов Марк Симович. Страница 52

Он говорил:

— По древним предметам можно узнать, чем люди занимались, чем питались, во что одевались, какими владели орудиями…

Когда он кончил говорить, учительница протянула руку к столу. Здесь лежали какие-то странные предметы, которые в начале урока она вынула из своего портфеля.

— А что ты можешь сказать, Сахаров, об этих предметах?

Костя потёр лоб и с минуту подумал.

— Кожа, — сказал он. — В новгородских раскопках часто находят кожаную обувь. Это потому, что места заболоченные и здесь нельзя было ходить в лаптях, и потому ещё, что город называли Господин Великий Новгород. Город был очень богатый. А это голосники. — Он протянул руку к глиняной чашечке. — Такие вроде бы свистульки попы вставляли в стены церквей, и голоса слышались как бы с потолка, с неба… Вот и получалось: бог-громовержец… Правильно я говорю, Ираида Андреевна?

— Правильно, Сахаров, правильно. Расскажи нам теперь и об этом костяном наконечнике. Ведь не одним только чтением учён человек, — сказала учительница. Она протянула сидящим на первой парте наконечник. — Передайте по ряду!

Наконечник поплыл из рук в руки по ряду, и в классе заохали:

— Каменный!

— Нет, посмотри — кремень!

— Здорово! А я думал, железный…

Когда наконечник вернулся к Ираиде Андреевне, она сказала:

— Этот кремнёвый наконечник стрелы нашёл на берегу Ильменя ученик нашей школы, только он чуть постарше вас. Костя Сахаров подробно знает историю этой находки… Сиди, Костя, сиди, я расскажу. Этот наконечник — простая, казалось бы, штучка. А вот после находки школьника археологи обследовали эти места на берегу Ильменя и обнаружили там остатки поселения первобытного человека каменного века. Вот что дала находка школьника. Выходит, что не только по книгам можно узнать многое. Вот, например, Костя Сахаров, оказывается, хорошо подготовлен — отлично знает предмет, хотя в табеле у него по истории, кажется, не очень хорошая отметка. И если бы Костя, обладая такими знаниями, пошёл бы с нами на раскопки, позанимался в нашем кружке, он ещё больше расширил бы и углубил свои знания. Как ты считаешь, Сахаров?

Костя молчал. Он молчал от неожиданности. То, к чему он так стремился, свершилось само собой. Теперь он считал, что дорога к Перуну открыта.

— Так как же, Костя, пойдёшь ты завтра с нами на раскопки? — спросила Ираида Андреевна.

Костя встал. Где-то у него внутри сцепились два спорщика. «Не ходи, — требовал один, — пропустишь Перуна». — «Обязательно пойди, — говорил второй. — Сам добивался этого кружка, а сам же и отказываешься от первой экскурсии. Нельзя так…» А первый опять своё: «Можно отказаться, раз нужно. Главное для тебя — найти Перуна».

— Что же ты, Сахаров, — спросила учительница, — идёшь или не идёшь с нами? Неужели так трудно решить эту задачу? Ты же только на днях говорил, что для тебя нет предмета интереснее истории. И не только говорил, но и доказал. Что же ты?

— Пойду, — сказал Костя и подумал: «Прозеваю Перуна. Его же будут поднимать со дна озера, а я буду на раскопках земли».

В ГЛУБЬ ВЕКОВ

Кто не побывал на археологических раскопках, вряд ли может понять всю прелесть путешествия в глубь веков.

Здесь люди работают с осторожностью и точностью сапёров, разминировающих поле войны. У археологов нет бульдозеров и многих других машин, которые здорово помогли бы работе, избавили бы от тяжёлого физического труда. Но здесь машины часто неприменимы. Слои земли снимаются вручную, чтобы не повредить возможные находки.

Вы спускаетесь в котлован по узкой стремянке и проходите одно столетие за другим. Первая ступенька — и вы видите, как из среза земли торчит пучок бронзовых проволочек. Это двадцатый век. Здесь проходил телефонный кабель к командному пункту в Великую Отечественную войну. Вы опускаетесь ниже, ещё ниже и вдруг обнаруживаете, что земля совсем другого цвета. Она не чёрная, не сырая, не блестящая. Загребаете пальцами в ладонь серую землю, растираете её и видите — зола. Целый пласт золы. Смотрите в летопись и читаете: «И бысть пожар великий, и погоре вся улица».

Ещё ниже — брёвна мостовой и остатки дубильного чана, где вымачивали кожу.

Слой за слоем, век за веком.

Вы спускаетесь десять, пятнадцать минут, даже двигаясь очень медленно, а проходите тысячелетие. По чану, в котором вымачивали кожу, и по оставшимся сапожным инструментам вы узнаёте, что в этом месте, где сейчас к вашему ботинку прилип комочек земли, жил четыреста лет назад кожевник, который не только сам обрабатывал кожу, но и шил обувь.

Ещё ступенькой ниже — и вы как бы пронизываете улицы кузнецов, торговцев воском, гончаров.

Вот обломок деревянного колеса. Он лежит на брезентовой ленте транспортёра. Шумит электрический мотор. Гудят огромные самосвалы. Наверху, куда отброшена тщательно проверенная земля, работает техника двадцатого века. А вскрыли уже далёкий пятнадцатый век, когда полтысячи лет назад на этом же месте в весеннюю или осеннюю распутицу сломалось колесо в телеге нашего бородатого прапра и ещё пять раз прадеда. Обломок колеса так и засох в грязи. Его покрыли брёвна мостовой, уложенные на лаги (так назывались длинные толстые жерди). И только сегодня откопали свидетельство этой неудачной поездки новгородца. Кто знает, может быть, он торопился на сборище новгородской рати, выступавшей против врагов. Или вёз на пристань товар, чтоб погрузить новгородские ладьи — «бусы-кораблики».

Стремянка спускается ещё ниже, к самому дну котлована.

— Смотри, Сахаров!

Ираида Андреевна спускается первой. Она в непривычном для седой женщины костюме — в широких брюках и куртке.

Вот уже, придерживая пальцем пенсне на переносице, учительница спрыгнула с последней перекладины на землю. Рядом с ней — почерневшие лаги мостовой. За ними земля более светлая — серая, будто и не земля это, а порошок. Тут же широкий меч, копьё, черепа и кости.

— Сахаров, Костик, где же ты?

— Прыгаю! — Костя отрывается от последней перекладины и прыгает на мягкую землю. Она сохранила за много сотен лет остатки построек, заботливо сберегла свидетельства событий, которые здесь произошли.

Черепа немного пугают Костю. В котловане сумрачно и сыро.

— Что это? — шёпотом спрашивает он Ираиду Андреевну.

— Погоди, — говорит учительница. — Другие спустятся — расскажу…

Ираида Андреевна стояла на краю почерневшей лаги. Она видела детей как никогда близко. Вот они сгрудились возле неё. Костя мотал головой и чуть откидывался назад.

— Эй вы там, не напирайте!

Но всем хотелось посмотреть, что лежит на дне раскопа.

— Шире круг, шире! — Ираида Андреевна разводила руками, словно плавала. — Так лучше? Лучше! Ну, слушайте. Тут, дети, много веков назад был бой. Вот видите: враги напали на этот дом. Он стоял здесь, где сейчас стою я. Врагов было семеро против одного новгородца. Он погиб у порога сожжённого дома, но дом так и не сдал врагам — перебил всех их до одного и погиб сам. Погиб, но не сдался. Учёные зарисовали всё: как лежали копья, топоры и мечи, где найдены черепа и кости. А в пепле сгоревшего дома — горшки и камни очага. И теперь ясна вся картина событий, которые произошли здесь много веков назад. Ясно?

— Угу, — ответил Костя и подумал: «Ох, и дал же он им, этот новгородец!»

Костя стоял ниже учительницы, и она видела его чуть курчавые волосы и очки, а в них удивлённо-восторженные и в то же время чуть испуганные глаза. И ей вспомнились такие же детски-наивные глаза одного из её сыновей и курчавые волосы другого.

Ираида Андреевна почувствовала сухость во рту — язык стал шершавым, губы стянуло, словно их опалило солнце. И дышать стало труднее, и веки стали набухать.

Кто-то из школьников с визгом прыгал со стремянки в котлован, кто-то бегал взапуски и смеялся.

Возле Ираиды Андреевны стояли теперь только Костя и девочка из его же класса, но такая маленькая, что её можно было принять за дошкольницу. Костя медленно стянул с головы фуражку, а девочка, осторожно ступая, подошла к полоске земли, за которой был серый пепел пожарища. Она опустилась на колено и постояла так, опустив голову. Потом вынула из волос синий полевой цветок и положила его на серую кромку пепла. Здесь был порог дома, хозяин которого отдал свою жизнь, но не пустил врагов на родную землю.