Повести об отважных - Попов Василий Алексеевич. Страница 13

— Следы! — тихо проговорил Ганс Вернер, указывая на серый пыльный пол.

На светлом камне ясно были заметны кое-где размазанные и затоптанные пятна автола, имевшие форму подошвы сапог.

— Пошли, товарищи, по следам! — сказал подполковник.

Ход был высокий, но такой узкий, что приходилось идти гуськом.

Через полсотню шагов оказалась крутая лестница из двадцати пяти ступеней. В конце ее находилась такая же, как и внизу, камера кубической формы. Здесь ход поворачивал вправо.

— Следы пропадают, — отметил Ганс Вернер.

Действительно, отпечатки сапог в этой камере опять упирались в стену и исчезали.

— Очевидно, здесь ответвление хода, — решил подполковник, — но как его отыскать?

Вокруг были только голые, шероховатые стены из темного гранита. На них ни выступа, ни рычага, ни орнамента — ничего, что могло бы маскировать механизм, открывающий боковой ход.

— Пошли дальше! — сказал подполковник Смирнов, сворачивая в правый ход.

Они прошли шагов тридцать, когда впереди послышались голоса и замерцал свет.

— Приготовиться! — зазвучал напряженный голос лейтенанта Серкова. — Никифоров! По моему сигналу вы опускаете этот рычаг. Он должен открывать выход.

— Подождите нас, лейтенант! — негромко проговорил подполковник.

Через несколько секунд он и его спутники оказались в третьей камере, как две капли воды, похожей на первую. Но здесь был только один массивный железный рычаг.

— Пропустите, лейтенант! — сказал подполковник. — Я пойду первым.

— Но, товарищ подполковник, — пытался возражать лейтенант Серков.

— Не будем спорить, — подполковник достал пистолет и отвел предохранитель. — Никифоров! Опускайте вниз рычаг.

Послышался негромкий скрежет. Тяжелая каменная плита медленно поплыла вверх. Дневной свет, показавшийся после темноты нестерпимо ярким, ударил в глаза. Откуда-то доносилось странное потрескивание, и чей-то высокий голос монотонно тянул песню.

Подполковник осторожно шагнул вперед. Спиной к нему на чурбаке сидел худой человек в советской солдатской форме и пел. Человек брал из ведра картошку, ловко чистил ее и бросал в таз.

— Не бросайте, пожалуйста, в меня тушонкой, Искендеров, — тихо сказал подполковник. — Я не люблю этого… — и сунул пистолет в кобуру.

Искендеров, точно подброшенный пружиной, вскочил с чурбака. Нож выпал из его рук. Он ошалело округлил темные глаза, щелкнул каблуками сапог и отрапортовал:

— Товарищ подполковник! За время… мой происшествий… никаких дежурств не случился…

От испуга и растерянности Искендеров переврал рапорт и говорил с сильным акцентом.

— Вот и хорошо, товарищ Искендеров. Продолжайте работу! — Подполковник посмотрел на удивленные лица своих спутников, неожиданно оказавшихся в кухне замка. — Пошли тем же путем назад, товарищи! Не забывайте, что в первом каменном мешке не один рычаг, а два. Один закрывает вход в склеп. А второй? Не подскажет ли этот рычаг, куда девался старшина Ничипуренко?

Все направились за подполковником.

В маленьком склепе было темно и тихо.

— Ну, Никифоров, опускайте рычаг! — приказал подполковник.

Снова послышался скрежет.

Сбоку от саркофага, в полу, открылось большое прямоугольное отверстие. Снизу, из темноты, пахнуло тяжелым смрадом, донесся непонятный грохот и хриплый бас:

— Шоб вам провалиться, фашистские злыдни! Шоб вам подохнуть собачьей смертью!

— Дядя Петя! Ур-ра! Дядя-Петя! — заорал Коля.

— Шо? Кто там? — откликнулся снизу голос Ничипуренко. — Ой, товарищи! Тягайте меня отсюда швыдче! Задыхаюсь!

Подполковник направил в отверстие луч фонаря. Внизу было мрачное подземелье, вырубленное в толще скалы. Оно скупо освещалось крошечным окошком, забранным толстой двойной решеткой.

Когда Ничипуренко вытащили из каменной ямы, он прежде всего попросил закурить. А потом рассказал, что схватил диверсанта за белый балахон, но тот вырвался, оставив в его руках клок одежды. Старшина попытался догнать фашиста, но пол ушел из-под ног, и он с пятиметровой высоты упал на полусгнившую солому темницы. Как только Ничипуренко немного оправился от падения, то сразу же принялся раскачивать и выламывать решетку в окне. Но это крошечное оконце было прорублено в толще скалы и выходило на море.

В подземелье обнаружили девять трупов. Трое из них оказались одетыми в обмундирование советских солдат, а остальные — в штатские костюмы.

Очевидно, это были жертвы гестапо, которое размещалось в замке Железного Рыцаря.

Этот день, такой тяжелый для Ничипуренко в начале, запомнился ему как один из самых радостных в жизни. Как приятно, когда все товарищи по-настоящему любят и уважают тебя. А Петр Захарович сразу ощутил тепло всеобщей любви.

Еще в склепе, когда он попросил закурить, к нему со всех сторон протянулись руки с кисетами и портсигарами. Товарищи-разведчики под руки вывели его во двор, ярко освещенный весенним солнцем. А когда он стоял во дворе, жадно вдыхая свежий солоноватый воздух, из замка стремительно выскочила Наташа и повисла на шее у старшины.

— Дядечка Петя! Миленький!

— Наталочка! Сэрденько мое! — растрогался старшина, поднимая девочку.

Когда он в сопровождении друзей вошел в замок, медсестра Катя — строгая, застенчивая девушка, вдруг вскочила из-за стола и тоже расцеловала Ничипуренко, а выздоравливающие раненые встретили его аплодисментами.

Растроганный старшина прошел в свою комнату.

— Всем выйти! — приказал лейтенант Серков. — Старшине и Коле надо отдохнуть.

— Давай всхрапнем минуток триста, Николай! — предложил Ничипуренко.

Они разулись и стали стягивать с себя гимнастерки. И тут распахнулись двери, в комнату вошел улыбающийся повар Дмитрий Иванович с котелками и мисками. За ним шагал длинный Искендеров с чайником, флягой и кружками.

— Приказано накормить от пуза! — прогудел Дмитрий Иванович и открыл котелки.

Сытно пообедав, Петр Захарович и Коля улеглись в постели. Они сразу уснули, сломленные усталостью…

Ничипуренко проснулся от какого-то шороха. В комнате было темно. Но Петр Захарович все же разглядел движущуюся у стола фигуру.

— Стой! Кто такой? — грозно выкрикнул старшина, вскакивая с кровати.

— Свои, свои, Петр Захарович! — ответил знакомый голос лейтенанта Серкова. — Не сверни мне шею ненароком, старшина! Я хотел лампу зажечь и выронил спички… Уже девятый час, пора поужинать, наверное? А тут медсестры и санитарки приготовили для вас, так сказать, особый, фирменный ужин.

В большой комнате нижнего этажа, где жили медсестры и санитарки, были составлены вместе два длинных стола. Их застелили простынями и сервировали фарфоровой посудой, обнаруженной в одной из комнат замка.

Девушки постарались на славу, приготовив кушанья, напоминавшие мирное время. На столе стоял винегрет, жареная рыба, отварная картошка.

Старшину Ничипуренко и Колю усадили на почетном месте — во главе стола.

Затем раскрылись двери и вошла медсестра Катя с огромным супником в руках. Этот супник, над которым клубился парок, торжественно водрузили посредине стола. А в это время девушки расставили по столу чашки с густой белой жидкостью.

— Сметана? Вот это да! — выкрикнул Коля.

Катя сняла крышку супника.

— Вареники! — удивленно воскликнул Ничипуренко. — Настоящие вареники! Да я ж их с июня сорок первого не ел!

— Откуда, девушки, вся эта благодать? — спросил лейтенант Серков.

— От товарища Ганса Вернера! — пояснила Катя. — Он рассказывал, что немецкие товарищи, патрулирующие берег моря, решили осмотреть телегу, которая показалась им подозрительной. Ехала эта телега к мысу, на котором стоит замок. Там никто не живет. Возница, когда его окликнули, удрал и спрятался где-то среди скал. А в телеге оказалось свежее масло, сметана, мясо, творог, рыба. Бургомистр Ганс Вернер распорядился передать продукты нашему госпиталю. Ну, а товарищ начальник госпиталя разрешила использовать для праздника…