Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн. Страница 12

— В пятом часу утра.

— Хорошо, десять луидоров твои, если привезешь их не на набережную д'Орфевр, а в Сен-Жерменское предместье.

— Этого я не могу сделать, сеньор, как бы ни желал заработать деньги.

— Не дурачься, Коко, ведь это только карнавальная шутка. Я поеду за вами в экипаже, — проговорил Мефистофель и стал вертеть золото в руках.

Кучер посматривал то на Мефистофеля, который, без сомнения, был из посольства, то на дверь, откуда в любую минуту мог появиться Педро.

— Нельзя, сеньор, никак нельзя.

— И даже за двадцать луидоров? Образумься, Коко! Тебе нечего опасаться, я один отвечаю за шутку, когда догоню ваш экипаж и выиграю таким образом пари.

— Если бы даже я и хотел, — продолжал Коко, почесывая за ухом, — то и тогда нельзя: ведь Педро сидит подле меня на козлах и увидит, что я вместо набережной д'Орфевр поеду в Сен-Жерменское предместье. Он мне непременно помешает.

— Так не бери его с собой, пусть поспит. Приезжай без него в пятом часу. Вот тебе вперед половину, остальные десять луидоров получишь в предместье.

Мефистофель подал десять луидоров кучеру, который нерешительно, но с жадностью протянул руку.

— Я могу потерять место…

— Пустяки! Не беспокойся! Могу ли я рассчитывать на твою аккуратность?

— Можете, сеньор, — отвечал Коко, глядя на полученные золотые монеты, — но мое место?

В эту минуту показался лакей. Мефистофель отскочил в сторону, и, возвращаясь к сгорбленному Квазимодо, прошептал:

— Ты больше не нуждаешься в месте, Коко, у тебя теперь и без того много денег.

— Что, он приедет? — спросил Квазимодо.

— Так же, как и мы. Но где Пепи?

Мефистофель оглянулся и, увидев в тени человека в костюме крестьянина, махнул ему рукой.

— Пепи, в пятом часу утра ты приедешь за нами сюда с большим экипажем, чтобы отвезти нас. Остальные пусть отправятся в Сен-Жерменское предместье и ожидают нас. Понял? В пятом часу!

— Все, что ты приказываешь, благочестивый брат, будет исполнено.

— Поторапливайся и приготовь все, — приказал Мефистофель, — вот вам деньги, но не напивайтесь пьяными.

Пепи исчез в толпе. Мефистофель подошел к Квазимодо.

— Теперь войдем в бальный зал, — сказал он, — маленькое развлечение нам не помешает.

— Да, ты прав, — прошептал тот, улыбаясь под своей отвратительной маской, — я тоже иногда с удовольствием смотрю, как веселятся грешники.

Оба благочестивых брата, в которых читатель, вероятно, узнал Жозе и Кларета, прошли в зал, откуда звучала бравурная музыка.

Глаза Кларета заблестели, когда мимо него порхнули стройные сильфиды, затянутые в прозрачные трико. Надетые поверх юбочки были так коротки, что легкие очаровательные сильфиды казались живыми статуями (прибавьте к этому густые черные волосы, падающие на плечи, и игривые движения, вызванные чрезмерным употреблением шампанского). Набожный Кларет тотчас же постарался потерять в толпе своего брата, чтобы без помех наблюдать за грешным светом. Хитрый иезуит понимал, что ему не скоро выпадет такой счастливый случай.

Жозе, красный Мефистофель в испанском национальном плаще, остроконечной шляпе с красным пером и туго набитым кошельком в кармане, оказался около балерины, поразившей его своей изящной фигуркой. Красавица набросила на себя короткую шелковую юбочку и прозрачную тюлевую шаль явно не для того, чтобы скрыть свои прелести.

— Пойдем, черт, — улыбнулась она так кокетливо, как умеет только француженка, — пойдем, предадимся веселью!

— Хорошо, мой ангел, — прошептал Мефистофель и обвил рукой ее талию, чтобы закружиться в вихре вальса.

Мефистофель крепко прижал балерину к себе, и странная пара завертелась в танце.

— Довольно! Хватит, черт! — с трудом произнесла обессиленная балерина.

— Ты знаешь, ведь черт — тоже ангел, — шепнул ей на ухо Жозе, еще крепче прижимая к себе, — хотя и падший!

Тем временем по тускло освещенному боковому залу, все ниши которого были заняты парами, прохаживались венецианский дож и Ромео, любуясь пестрой толпой масок.

— Посмотрите, какая соблазнительная гречанка, — прошептал князь Аронта, показывая на прекрасно сложенную маску, — какой роскошный стан! Какая маленькая ножка в прелестном башмачке!

— Не углубляйтесь слишком в созерцание этих красавиц, князь, — сказал дон Олоцага, улыбаясь, — мне кажется, это цветки с подозрительным запахом.

— В маскараде все сойдет, — отвечал беспечно молодой князь, — будем веселиться, дон Олоцага.

— Помните, князь, что мы пришли сюда для того, чтобы понаблюдать за прекрасными графинями де Салиньон, придворными дамами императрицы.

— Кто знает? Может быть, они скрываются как раз под этими очаровательными масками. Подойдем к ним, они прекрасны, значит, мы могли ошибиться только относительно имени. Да и не важно, дон Олоцага, мы преклоняемся перед красотой, а не именем.

Гречанка и ее очаровательная подруга обернулись. К ним подошли молодой князь и дон Олоцага, взяли под руки и, весело болтая, вошли в зал.

Вдруг Олоцага почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся — позади него стоял Мефистофель.

Салюстиан уже хотел подойти к непонятной красной маске, как вдруг услышал неприятный хриплый смех, и с ужасом вспомнил монаха в парке Фонтенбло. Он хотел побежать вслед за ним, но маска уже исчезла в толпе. Олоцага был почти уверен, *гго этот Мефистофель и есть тот самый монах, подслушивавший его в парке. Разговаривая с молодым князем, он пытался подавить в себе неприятное впечатление, произведенное отвратительной маской, и не мог сдержать улыбки, узнав в маленькой гречанке графиню де Салиньон, хотя она отнекивалась и отрицательно качала головой, когда он нарисовал на ладони ее маленькой руки букву С.

— Это непростительно, прекрасная маска, — шутил он, — это преступление, которого не простят боги этого бала. Я нарисовал на твоей ладони первую букву фамилии, а ты отрицательно качаешь головкой.

— Какому же наказанию подвергнут меня боги за это преступление? — спросила очаровательная гречанка.

— Преступление искупится только десятью поцелуями.

— О гордый дож, какой ужасный приговор!

— Нет тебе пощады, нет снисхождения! Если ты признаешься, очаровательная гречанка, я уменьшу наказание наполовину, если же нет…

— Кто же, по-твоему, должен решить наш спор?

— Приподними немного маску, — продолжал дон Олоцага, — я убежден, что не ошибся.

— Какое же наказание ожидает тебя, если ошибешься?

— То же самое. Дожи справедливы. Если ты невиновна, то имеешь право потребовать от меня те же десять поцелуев!

— Ну, я снисходительна и согласна на половину, — смеясь, отвечала гречанка.

— Кто знает, прекрасная маска, тебе, может быть, придется раскаяться в своей снисходительности.

— Негодный!

— Может быть, и хуже, — прошептал Олоцага, — но не отвлекайся, прекрасная маска! Мне нужны доказательства.

Восхитительная француженка приподняла маску — на дона Олоцагу блеснули черные глаза графини де Салиньон.

— Выиграл! — воскликнул дон Олоцага, наклоняясь к прелестной гречанке и целуя ее в щеку.

— О дож, это против уговора: ведь не тебе платить, а мне. Раз срок платежа не назначен, тебе придется долго ждать, всемогущий властитель прекрасной Венеции.

— В таком случае я обманут.

Мимо них прошла необычная пара: очаровательная стройная сильфида с маленьким сгорбленным Квазимодо.

Кларет, а это был он, крепко держал красавицу за руку, направляясь в боковой зал. Исповедник государственных преступников Мадрида, желавший сделаться духовником королевы, блаженствовал. Роскошная сильфида успела полностью завладеть его сердцем и могла требовать от него все, что ей вздумается. Она, по-видимому, знала

это, иначе не стала бы весь вечер преследовать столь отвратительную маску. Кларет же таял при виде красавицы. Карман его был полон золота, а что может быть лучшей приманкой для соблазнительных сильфид и фей парижских маскарадов? Прекрасная Анж, услышав хорошо знакомый ей звон монет, тотчас приласкала маленького Квазимодо и охотно последовала за ним в нишу бокового зала. Он велел подать шампанского и устриц, так как Анж все это очень любила. Святой отец чувствовал себя прекрасно: сладкие звуки музыки, полумрак, мягкие диваны, пенящееся шампанское, а рядом с ним соблазнительная сильфида, которая сбросила с себя тюлевую шаль и осталась в— одном трико и коротенькой воздушной юбочке.