Фидель Кастро. Политическая биография - Леонов Николай Сергеевич. Страница 67

В конце 60-х — начале 70-х годов шла временами излишне горячая дискуссия на тему о том, какой путь ведет к победе революции: путь восстания и революционной войны или мирный путь парламентской борьбы. На какое-то время в Латинской Америке в наличии оказалось сразу два образца различных путей. Богатая в своем разнообразии жизнь представила политическим деятелям уникальную лабораторию для проверки некоторых теоретических концепций. Но главное — появление на континенте еще одной страны, руководители которой опирались на социалистическую программу, было огромной практической поддержкой всем революционным силам Латинской Америки, в частности Кубе. Одним из первых внешнеполитических актов правительства Народного единства было установление дипломатических отношений с Кубой, а от президента Чили последовало приглашение Фиделю Кастро приехать в их страну.

Обстановка в Чили была необычайно сложной. Крайне правые силы с первого дня прихода к власти Народного единства развязали против него ожесточенную борьбу, в которой применялись все средства, от систематической клеветнической кампании в прессе до диверсий и политического террора. Практически страна жила в состоянии гражданской войны. И вот туда предстояло поехать Фиделю Кастро.

Наверное, было бы проще найти обоснованные аргументы, чтобы отказаться от этой опасной во всех отношениях поездки. Террористические банды реакционных молодчиков заявляли о своем намерении сделать из Фиделя Кастро главную мишень для своих боевиков. Правящие круги США и чилийская реакция открыто угрожали правительству Народного единства суровыми мерами возмездия за приглашение Фиделя Кастро. Но Фидель, несмотря ни на что, принял приглашение. Визит в Чили продолжался более 3 недель (с 10 ноября по 4 декабря 1971 года), и можно определенно сказать, что это была одна из самых трудных поездок Фиделя за рубеж.

Трудной она была не только потому, что ему пришлось за короткое время исколесить всю огромную страну, вытянувшуюся на четыре тысячи километров с севера на юг, а Фидель побывал и на Огненной Земле, недалеко от Антарктиды, и в пустыне Атакама, на границе с Перу. Не только потому, что он оказался в другом климатическом поясе, часто простужался, терял голос от бесконечных выступлений на открытом воздухе. Не только потому, что рядом с друзьями его сопровождали и толпы открыто злобных противников, которые использовали любой предлог, лишь бы отравить пребывание Фиделя в Чили ложью и клеветой. Главная трудность поездки Фиделя в Чили состояла в том, что он впервые не имел права сказать в глаза всем всю правду о своем отношении к силам, участвовавшим в чилийском революционном процессе. Его положение гостя, статус которого не позволял ему вмешиваться во внутренние дела хозяев дома, куда он приглашен, было для него невыносимо тягостным. Он бы хотел быть активным участником этого процесса, а не наблюдателем. Если внимательно ознакомиться с текстами его речей и содержанием интервью, которые давал Фидель во время пребывания в Чили, то явственно видно, какие танталовы муки приходилось ему переживать, чтобы сдерживать себя. Уже на одном из первых митингов на чилийской территории, состоявшемся 12 ноября в г. Антофагасте, Фидель сказал: «Когда мы выступаем здесь, мы должны говорить с необычайной осторожностью. Это наш самый элементарный долг, чтобы никому не дать повода утверждать, будто мы выступаем в роли учителей, будто мы вмешиваемся во внутренние дела Чили.

Поэтому мы говорим в шутку: «Единственный, кто здесь не пользуется свободой слова, — это я».

Этот мотив часто встречается в его высказываниях во время пребывания в Чили. В университете г. Консепсьон он говорил: «Те, кто не несет ответственности, которая иногда может затрагивать интересы, безопасность и будущее миллионов людей, являются единственно свободными в этом мире. Мы же, остальные, рабы многих обязанностей, долга, большой ответственности. И в моменты, когда мы испытываем желание быть свободными, совсем свободными и издать все сотрясающий клич свободы, который был бы услышан даже на небесах, и в эти моменты мы должны помнить о своем долге, о своих обязанностях.

Мы являемся борцами за свободу, борцами за свободу народов, но сами пользуемся относительной свободой. Здесь же, разумеется, кроме всех тех причин, которые заставляют нас быть осторожными (я правильно выразился?), мы являемся еще и гостями».

Но на прощальной пресс-конференции 3 декабря в Сантьяго-де-Чили Фидель высказался по существу тех вопросов, которые его преследовали в течение всей поездки.

«Я говорю со всей откровенностью, что, наблюдая картину борьбы между революционными идеями и идеями реакционными, между стремлением завоевать будущее для униженных и эксплуатируемых и попытками сохранить привилегии, господство или человеческое рабство, мы видим, сколько средств и ресурсов, сколько лжи, клеветы, оскорблений, какие подлые методы используются для того, чтобы лишить народы будущего. Мне больно, когда я вижу эту картину раздора. Я говорю не о раздоре внутри самих революционных сил, а о раздоре в стране, о стремлении обмануть, ввести в заблуждение. Обмануть, если можно, рабочего, представителя средних классов, чтобы привлечь их к тому делу, которое, на мой взгляд, не является справедливым.

Все хитрости, коварство, трюки, эти методы борьбы, естественно, заставляют человека, хоть в какой-то степени революционно настроенного, вспомнить о том, что было в нашей стране.

Наблюдая контраст, картину нынешнего развития борьбы и вспоминая об истории нашей собственной борьбы и нашего пути, мы видим подтверждение всей огромной правоты нашей борьбы и нашего дела».

Выступая днем раньше, 2 декабря, на стадионе в Сантьяго, Фидель открыто предупредил весь политический мир, всю общественность Чили о страшной угрозе фашизма и о том, что фашисты быстрее и лучше готовятся к решающей схватке. Он говорил: «Наблюдая уникальный процесс в вашей стране, мы смогли увидеть проявление той же исторической закономерности, когда реакционеры, эксплуататоры, в основном при поддержке извне, в своем отчаянии порождают и дают развитие такому политическому явлению, такому реакционному направлению, как фашизм.

И мы заявляем с полной откровенностью, что имели здесь возможность увидеть и узнать фашизм в действии. Мы искренне считали, что в этом отношении наша поездка была крайне полезной.

Говорят также, что нет ничего более поучительного для народов, чем революционный процесс. Любой революционный процесс в течение нескольких месяцев обогащает народы таким опытом, на накопление которого в иных условиях понадобились бы десятки лет.

Возникает вопрос: кто научится быстрее и приобретет больше опыта? Эксплуататоры или эксплуатируемые? Кто быстрее усвоит уроки этого процесса? Народ или враги народа? (Возгласы: «Народ!»)

А вы абсолютно уверены, вы — главные действующие лица в событиях, происходящих на вашей родине, абсолютно ли вы уверены в том, что усвоили больше, чем ваши эксплуататоры? (Восклицания: «Да!»).

Тогда позвольте мне выразить несогласие на этот раз с массами.

Завтра какое-нибудь агентство в какой-нибудь части мира сообщит: «Кастро расходится с массами». Но мы расходимся лишь в оценке положения...

Следует иметь в виду, что социальные системы, преобразуемые революциями, располагают многолетним опытом. Многолетним опытом! Они накопили опыт, культуру, технику, владеют всевозможными трюками для борьбы против революционных процессов. А выступают они против народных масс, у которых нет такого опыта, нет таких знаний, таких приемов.

И, если хотите, совсем откровенно... Ведь мы говорили, что не можем лгать. Мы можем ошибаться, прийти к неправильному выводу, но никогда не скажем того, чего не думаем. Так вот, мы искренне считаем, что противная сторона, реакционеры, усваивали уроки быстрее, чем массы».

Трудно даже поверить, что эти вещие слова произносились открыто почти за два года до открытого выступления фашизма в Чили.

Трудно представить, как тяжело должен был переживать Фидель, «революционер по призванию», как он себя часто называет, обстановку в Чили, столь богатую революционными возможностями и столь опасную в то же время контрреволюционным переворотом. Он увидел народ, несравненно более развитый и подготовленный для революции, чем кубинский народ, он имел много встреч с горняками, рабочими селитряных копей, которые проявляли горячую заботу о судьбе революционного процесса в Чили, но не всегда находили ответы на волнующие их вопросы.