Капитан Крокус - Кнорре Федор Федорович. Страница 25

Глава 19. СОСИСОЧНОЕ ДЕРЕВО

Возвратившись в полицейскую костюмерную, сыщику пришлось снова взяться за альбомы, где описывались всевозможные способы маскировки и изменения наружности для сыщиков, шпионов, шпиков, соглядатаев и доносчиков.

Со злостью он перелистнул страничку, где была изображена старушка в чепчике, деревянных башмаках и с вязанкой хвороста на сгорбленной спине.

— Чтоб черти взяли всех старушек, все хворосты и чепчики! Ну, да не беда, я ещё перехитрю этого хитрого клоуна! Я ему покажу! Чтоб я да не сумел так загримироваться, чтобы проникнуть в любой дом неузнанным? Ха!

На следующей странице был рисунок с объяснением, как замаскироваться трубочистом.

— Ну что ж, попробуем! — сказал сыщик и в несколько минут переоделся, замазал лицо ваксой и, скрестив руки на груди, стал перед зеркалом. — Нет, это тоже слишком просто! Не лучше старушки!

Он сбросил костюм трубочиста и быстро переоделся парикмахером, потом балериной, пивной бочкой, но всё казалось ему недостаточно хитро, а ему хотелось придумать что-нибудь такое хитрое, чтоб никто на свете не смог его разоблачить.

Напрасно он, уже спеша и нервничая, переодевался водолазом, мусорщиком, фонарным столбом, — всё было не то!

Наконец лицо его прояснилось, и он воскликнул:

— Ага, придумал! Уж в этом костюме никто меня не разоблачит!

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы одеться и тщательно загримироваться сыщиком. Это была дьявольская хитрость: ведь никому и в голову не могло прийти, что загримированный сыщиком человек на самом-то деле и есть сыщик!

Нисколько не опасаясь, что теперь его кто-нибудь узнает, он отправился снова на Шлаковый пустырь…

К вечеру на Шлаковом пустыре всё точно оживало: какие-то тени пробирались по заброшенной трубе, перешёптывались и в те мгновения, когда вспыхивал у кого-нибудь в руке фонарь, обменивались странными знаками, загибая кончик носа.

Бедный Коко, истомлённый за день борьбой с разными комбиносами, так и подбиравшимися к нему со всех сторон, уже перестал чему-либо удивляться и махнул рукой на все предосторожности.

Ещё не успевало как следует стемнеть, как с разных сторон крадучись появлялись посетители. Долговязые подростки, малыши с плохо вытертыми носами, решительные, суровые девочки в спортивных брюках пробирались по трубе или через лопухи, прижимая к груди какого-нибудь кролика, мышонка, галчонка, белку, котёнка, зяблика и чаще всего собачонку, щенка, взрослую собаку или старую, заслуженную, кроткую, всё понимающую собаку, прожившую много лет в семье.

Иногда это просто был маленький мальчик с сосиской, зажатой в руке. Он совал её в руки Коко, неумело сделав знак кончиком носа, и, страшно довольный собой, бежал назад.

Все дети, сдавшие своих зверей на спасательный пункт Коко, каждый вечер приносили для них еду.

Не удивительно, что какой-нибудь мальчик таскал котлеты или пирожки своей собаке. Гораздо удивительнее, что многие, у кого на барже не было даже своего кузнечика, тоже стали набивать карманы бутербродами, кусками пирога и котлетами, которые в другое время с удовольствием съели бы сами.

Сотни карманов штанов мальчиков и фартуков девочек в эти дни украсились странными жирными пятнами — механические воспитатели это отмечали и делали вывод: знак неряшливости! А на самом деле это был знак смелости, протеста и верности.

Самые доверенные ребята — Малыш, Ломтик и Мухолапкин с близнецами помогали теперь принимать новых зверей и сортировали съестные припасы, иначе Коко было бы просто не справиться.

К счастью, маленький курчавый мальчик в этот вечер привёл через пустырь маленького ослика и, обливая его морду слезами, стал умолять отвести его туда, «где не трогают зверей». Этот ослик очень пригодился.

На нём Коко отвёз корзинки с едой на баржу, а потом и два ящика — один кошачий, другой собачий, а третий сборный — со всяким мелким зверьём.

Потом он роздал корм, успокоил жителей баржи, всячески уговаривая их не визжать, не лаять и не мяукать громко, чтоб не привлечь к себе внимания.

Персик долго восторженно облизывал своего хозяина и, охмелев от радости встречи, даже откусил на память кусочек язычка от его ботинка.

Только Нерон, вопросительно поглядев на клоуна, снова уронил тяжёлую голову на лапы и опять уставился на отверстие люка, откуда он ждал появления Капитана Крокуса. Он твердо решил или увидеть, как Капитан появляется в этом люке, или умереть, не сдвинувшись с места и не переставая ждать.

Вконец расстроенный и усталый после тяжёлого трудового дня, Коко поздно вечером возвращался, украдкой пробираясь от берега к дому. И всё время мучительно искал и не мог найти выхода из положения, становившегося всё более безвыходным. Больше всего его огорчало, что ни одного серьёзного, глубокомысленного, хитроумного плана не складывалось у него в голове! Зато там так и теснились разные забавные цирковые сценки вроде пантомимы о хитром парикмахере, намылившем тротуар перед домом своего врага…

У самого дома заметил он притаившегося в тени человека, одетого сыщиком, Коко простодушно подумал, что это самый обыкновенный сыщик, не подозревая, что на самом деле это необыкновенно хитрый, даже самого себя перехитривший сыщик!

Скрываться было бесполезно. Коко зажёг у себя в комнате свет и даже отдёрнул занавеску, чтоб со двора лучше было видно всё, что происходит в доме.

Сыщик перемахнул через забор, спрятался между грядок и, не пропуская ни одного движения, начал наблюдать.

Немного погодя Коко зажёг фонарь и с корзиночкой в одной руке и садовыми ножницами — в другой вышел во двор, с большим чувством мечтательно напевая песенку:

Луна сияет. Спят сады!

Лягушки скачут у воды.

Коко награда за труды

Сосисок спелые плоды.

…На следующее утро два полицейских врача в белоснежных халатах ввели сыщика в кабинет Шефа полиции. Сыщик самоуверенно усмехнулся.

— Ну как? Проверили? — спросил Шеф. Оба врача кивнули:

— Проверен. Полностью нормален. Физически здоров, умственных способностей нет. Упражнение по надеванию наручников выполняет на «отлично». Письменное упражнение по составлению доносов тоже на «отлично». К работе годен.

— Хорошо, — сказал Шеф и обратился к сыщику: — Теперь повторите всё, что вы мне рассказали.

— Слушаю! — бодро начал рапортовать сыщик. — Порученный моему наблюдению так называемый клоун Коко вышел в сад с корзинкой и ножницами в руках, напевая песенку «Уже поблёкли, отцвели сосисок нежные цветы», и приступил к сбору плодов с сосисочного дерева.

— Стойте! — рявкнул Шеф. — Вы отдаёте себе отчёт, что такое «сосисочное дерево»?

— Никак нет. Себе я никогда не отдаю отчёта — только вам, как своему непосредственному начальнику, я обязан отдавать отчёт.

— Вы видали? Вы слыхали когда-нибудь про сосисочное дерево?

— Никогда.

— Откуда же вы взяли его?

— Очень просто. На моих глазах упомянутый клоун Коко ножницами срезал выросшие на дереве сосиски, выбирая которые поспелее. Стебельки сосисок он срезал ножницами, а самые сосиски складывал в корзиночку. При этом он приговаривал: «Ага, поспела!.. Ну, а ты ещё зеленовата… Ну, не беда, дойдёшь на подоконнике!» Собрав урожай сосисок, он вернулся в дом и стал закусывать собранными плодами таким способом: он отрезал ломтик от своей галоши, на него накладывал сосиску, а кусочек шляпы клал сверху. Шляпу он не резал, а просто отрывал кусочками. Всё это я точно зафиксировал.

— И вы видели, как он съел свою галошу?

— Никак нет, он её не доел; наверно, хотел кусочек приберечь на завтрак. Потом он закурил сигару, и, когда она хорошо разгорелась, он её тоже съел и потёр себе живот. После этого он стал зевать, сказал, что пора спать, открыл дверцу шкафа, повесил себя за петельку пиджака рядом с халатом и захлопнул дверцу. Я хотел продолжать наблюдение, но тут гляжу — кто-то так преспокойно облокачивается мне на плечо. Оказывается, не кто иной, как сам клоун Коко. Стоит себе и наблюдает в окошко с таким интересом, как это он там, в комнате, сам закрывается в шкафу. После этого я принял решение поскорей явиться обо всём доложить. А после доклада вы меня отправили к врачам на освидетельствование, а теперь я вам снова…