Туркменские сказки об Ярты-Гулоке - Автор неизвестен. Страница 10
— Апа-джан! — запищал малыш. — Если порхан и здоров, и молод, зачем же ты отдаёшь ему последнюю лепёшку? Он сильнее тебя, он моложе отца и богаче всех нас троих!
Старуха рассердилась:
— В незрелом яблоке вкуса нет! — так говорят люди. Вот и ты таков, мой малыш: говоришь много, а знаешь мало! Не простой человек порхан: он — колдун! Нельзя его обижать: он рассердится и нашлёт на наш дом беду.
Мальчик не понял:
— Какую беду?
Старуха объяснила ему:
— Порхан всё может: он скажет слово — и злые духи-джинны поселятся в нашей кибитке, он скажет два — и мы умрём от болезней — и ты, и я, и старый отец. Он может поссорить нас со всеми соседями, и мы потеряем всех наших друзей в ауле. А что такое человек без друзей? Это — росток в пустыне: его сжигает солнце и некому его защитить от зноя!
Тут старуха плюнула на все четыре стороны, чтобы колдун не сглазил её за такие слова, и выбежала из калитки.
Ярты-гулок тоже выбежал вслед за матерью. Он вскочил на дувал и стал смотреть, чтО происходит на улице.
По улице шла большая толпа. Впереди толпы шёл здоровый чернобородый мужчина в длинном — до земли — балахоне из верблюжьей шерсти. На голове у него красовалась огромная чалма, а на поясе и на шее — всюду болтались пёстрые амулеты — маленькие ковровые мешочки с красными и синими кистями. Женщины и дети подбегали к колдуну и совали ему в руки подаяния — кто лепёшку, кто связку сушёной дыни, кто курицу, кто кисть винограда.
Подняв к небу свою чёрную бороду, порхан тянул во весь голос:
— Эй… эй… эй! Я в небе считаю звёзды, на земле изгоняю духов, под землёй отыскиваю потерянное! Я — гадатель, и предсказатель, и целитель болезней!
Тут Ярты увидал, что и его лепёшка исчезла в огромном мешке порхана. Он погрозил колдуну своим маленьким кулачком, спрыгнул с дувала и побежал вслед за толпой.
В самом конце улицы жил почтенный и трудолюбивый Бяшим-ага.
Колдун подошёл к его дому и стал громко стучать в ворота своей длинной палкой:
— Э-эй, Бяшим-ага! Несчастье, как чёрный ворон, сидит на твоём дувале! Если ты не хочешь, чтобы оно вошло в твой дом, дай мне сейчас же трёхнедельного ягнёнка и полмешка ячменя!
Ворота тотчас открылись, и сам хозяин вышел навстречу гостю. Он поклонился колдуну до земли и повёл гостя во двор. Толпа повалила за ними, потому что каждому хотелось посмотреть, как святой порхан будет изгонять злых духов из Бяшимова дома. Ярты-гулок тоже был тут как тут.
Хозяин расстелил посреди двора свой самый лучший ковёр. Колдун вскочил на него и стал махать руками и кружиться на месте. Он кричал изо всех своих сил, призывая на помощь добрых джиннов:
— Вур-ха-ха-а! Духи мои, живущие в долинах! Пери мои, летающие в горах! Дэвы мои, скрывающиеся в недрах земли! Сюда! Ко мне!
Он кричал всё громче и громче и кружился всё быстрее и быстрее. Он так напугал людей своим криком, что многие убежали со двора, а те, кто остался, не могли шевельнуться от страха.
— На колени! — закричал колдун страшным голосом и поднял руки над головой. — Закройте глаза! Джинны здесь! Я вижу их, они приближаются!
Люди упали на колени и зажмурились, но Ярты-гулок не зажмурился: он продолжал смотреть во все глаза, потому что ему очень хотелось увидеть добрых джиннов, которые сейчас будут драться со злыми духами, забравшимися без спроса в дом почтенного Бяшима.
— Ты здесь — предо мною, могучий всесильный джинн! — кричал порхан на весь двор. — Одной рукой поднимаешь ты горы, одним пальцем убиваешь ты человека!
Люди лежали на земле, боясь поднять глаза на страшного джинна, но Ярты-гулок, сколько ни смотрел, ничего не видел, хотя сидел уже на чалме самого порхана.
— Сейчас вы услышите… — продолжал порхан пугать народ, но в этот момент из огромной чалмы колдуна раздался пронзительный писк:
— Никакого джинна тут нет! Не верьте порхану! Он лжец и обманщик!
Все вскочили с колен и увидели, что и в самом деле никакого джинна нет! А порхан испугался. Он так испугался, что, не сказав ни слова, подхватил свой мешок и опрометью бросился со двора.
Он бежал по улице, зажимая себе уши руками, но всё-таки слышал, как народ кричал вслед ему:
— Он лжец и обманщик! Тут нет никакого джинна!
Пускай народ кричит, а ты послушай, что было дальше с порханом.
Порхан ничего не мог понять. Если бы это кричал враг, он бы видел его. Но голос шёл не со двора и не с улицы, а из собственной чалмы порхана!
Когда порхан был уже далеко от дома Бяшима-аги, он остановился, чтобы отдышаться от быстрого бега, но вдруг тот же голос раздался из его собственной бороды:
— Отдай, обманщик, всё, что награбил!
Порхан подскочил, как укушенный скорпионом или ужаленный ядовитой змеёй, и помчался к своему дому. Он вбежал в кибитку и без сил упал на ковёр.
Но злодею и дома покою нет.
Подошло время обеда.
Жена поставила перед ним большую чашку жирного плова: поверх риса были уложены ломтики куриного мяса, а стрелки зелёного лука дразнили обоняние. Белые пышные чуреки блестели от масла. А такой шурпы — супа из молодого барашка — Ярты-гулок еще никогда не видел. Рядом с казаном супа — на блюде — лежали ломтики мяса, обложенные чесноком и морковью, а сверху блестели ягодки сушёного урюка.
Слюнки потекли у порхана.
Он с утра ничего не ел и очень проголодался, но не успел он захватить пальцами щепотку риса, как из-под скатерти раздался голос:
— Стой! Сейчас же отдай чужое добро, грабитель! Или кусок у тебя застрянет в горле!
Порхан оттолкнул от себя блюдо и бросился на постель.
Но и сон не принёс ему покоя. Не успел он закрыть глаза, как тот же голос назойливо зажужжал у него под самым ухом:
— Верни, верни, верни, сейчас же верни всё, что награбил у добрых людей, бессовестный!
Колдун схватил одеяло и закрылся им с головой. Но и это не помогло; кто-то дёрнул его за бороду:
— Проснись! Если ты не вернёшь награбленное, я так тебя разукрашу, что ты и глаз в аул не покажешь!
Порхан вскочил и хотел бежать из дома. Он схватился за сапоги, но сапог сам подпрыгнул и засмеялся. Он хотел накинуть халат, но халат пополз от него, как змея. Порхан заплакал.
— Плачь не плачь, а придётся тебе раскаяться, или будет ещё хуже! — раздался голос из-за пазухи колдуна. Колдун заткнул пальцами уши и выбежал во двор.
А во дворе у порхана работали крестьяне. Так уж было заведено в ауле, что сам порхан никакой работы не делал, а каждое утро приходили к нему помогать крестьяне. В этот день они раскладывали на крыше кишмиш для просушки. Увидев хозяина, они громко засмеялись.
— Негодные! Что смеётесь?! — рассердился порхан.
Но крестьяне засмеялись ещё громче. Порхан начал их бранить. На шум выбежала жена и всплеснула руками:
— Не срами себя, хозяин! На что похожа твоя борода?!
Колдун схватил себя за бороду, но не нашёл её: полбороды было отрезано.
— Вах! — завыл колдун. — Всю свою жизнь я пугал крестьян злыми джиннами, а сам в них никогда не верил. Но сегодня я вижу, что злые духи вселились в мой собственный дом!
Он упал на колени перед крестьянами и дал им слово никогда больше не обманывать народ и вернуть беднякам всё, что он награбил за долгие годы, — лишь бы джинны оставили его в покое.
Проворный Ярты незаметно выбрался со двора порхана и не спеша пошёл к своему дому, напевая весёлую песню:
Не успел он войти в свой двор и допеть свою песенку, как в калитку постучали.
Мать открыла калитку.
— Возьми, хозяйка, свой чурек обратно! — раздался из-за калитки жалобный голос: — Возьми ради всех духов, и злых, и добрых. Избавь меня от несносных джиннов.
Так сказал порхан, потому что это был именно он, и отдал матери чурек вместе с сыром.