Мой брат Юрий - Гагарин Валентин Алексеевич. Страница 87

«Приеду охотиться…»

Они с какой-то резкой отчетливостью отложились в памяти, те двое суток, что провели мы тогда в Звездном. Наполненные праздничной суетой, приподнятостью, они все же не были выходными, праздными днями в жизни Юры: то и дело приходили по делам работы люди, чаще, чем следовало бы, напоминал о себе телефон.

— Куда ж тут денешься? — разводил руками брат и спешил на звонок: у двери ли, по телефону ли.

Внезапно группой нагрянули журналисты из «Огонька». С сотрудниками этого журнала дружба у Юры была давняя, принял он их сердечно. Впрочем, принимать по-другому и не умел... За разговором, за воспоминаниями о том, как сам слетал в космос, как летали в космос товарищи, заметил вдруг, что фотокорреспондент «Огонька» настраивает объектив, прицеливаясь снять его.

— Э нет, так дело не пойдет,— запротестовал Юра.— Расходовать пленку положено с толком. У меня в гостях братья, племянник, сестра жены. Когда-то еще соберемся так, все вместе? Давайте-ка лучше сообща и увековечимся.

И сам, отставив стул, принялся энергично рассаживать нас, то и дело справляясь у фотокорреспондента:

— Так удобно будет? Все в кадр войдут?

Из гостиной перекочевали на балкон — там тоже фотографировались, а потом долго стояли, любуясь деревьями в недалеком лесу, вдыхали запахи талого снега.

— Люблю весну,— сказал Юра.— Дружная она в этом году, напористая...

Снова вернулись в гостиную, и Юра затеял профессиональный разговор с фотокорреспондентом о достоинствах аппаратов, линз, объективов. Показал какую-то диковинную машинку заморского производства. «Великолепная камера, Юрий Алексеевич,— похвалил фотокорреспондент.— Сказочные снимки делает. В умелых руках ей цены нет!» — «Рад бы вам подарить, да нельзя — самому подарили,— пошутил Юра.— В Японии дело было. В отпуск поеду — с собой возьму, обновить чтобы...»

Ближе к вечеру снова прозвенел звонок у двери — как-то на особинку прозвенел, с веселой залихватской удалью.

— Чую, Архипыч идет,— определил Юра, и определил безошибочно: на пороге, одетый в спортивный костюм, с непонятным свертком в руках, возник Алексей Архипович Леонов. А непонятный сверток в его руках оказался чехлом к тому самому ружью, которым по случаю дня рождения осчастливила мужа Валентина Ивановна. В чехле, при детальном разглядывании, какой-то изъян обнаружился, и Леонов, мастер на всякого рода поделки, взялся его устранить, а теперь вот принес свою работу.

Одевали ружье в чехол — за этим занятием брата и Алексея Архиповича снова взял в объектив фотокорреспондент. А разговор со сравнительных характеристик «Востока», «Восхода» и «Союза» перекинулся — и это понятно: вон как весна за окном играет! — на темы охотничьи.

— В Клепики поедем, Алексей,— предложил Юра.— Заглянем к Валентину в Рязань, обяжем его пристать к нам — и в Клепики!

— Но мы же на лодке собирались, вниз по Волге,— возразил Леонов.

— В Клепики!.. Знаешь, что за край: леса, озера... Жемчужина, диво дивное!

Я знал, что в Клепиковском районе нашей области космонавты уже не единожды охотились и рыбачили, знал, что и Юра приезжал с ними, и обрадовался: значит, вскоре снова свидимся.

— Вам жить веселее,— не без грусти пошутил Борис.— А я вон-он где буду, в стороне...

Юра положил руку на плечо ему:

— Тебя, брат, телеграммой вызовем. Слово!

Леонов не хотел уступить.

— Юра, у нас же уговор был: сорок пять суток на лодке.

— Хорошо,— согласился Юра.— Две недели жертвуем Рязани, месяц — Волге-машутке. Идет?..

Двадцать четвертое марта было воскресным днем. Во время обеда Юра признался:

— Кончаются праздники, братцы. И Валю я должен сегодня в больницу вернуть, и сам с утра на работу выхожу. Мне тут полетать немного предстоит, на пару с инструктором. А вы вот что: поживите-ка еще. Освоились, не чужие. Я вас по вечерам навещать буду, а то говорили, вспоминали, а не все еще вспомнили. Эх, жаль, отец с мамой не приехали...

— Я, Юра, сегодня уезжаю, мне тоже с утра на работу,— сказал я.— А почему ты с инструктором летаешь?

Он нахмурился:

— Программой предусмотрено. И, если честно, с этими разъездами-путешествиями порастерял малость навыки. В авиации как в балете: работают ежедневно. Но инструктор у меня, ребята...— Тут он снова оживился.— С ним не захочешь, а полетишь. Из штурмовиков, Владимир Сергеевич Серегин. Героя в войну получил!

Кивком показал на потолок. Или выше?..

— Надеюсь, что скоро опять...

Не договорил, но и так понятно: собирается в новый космический полет.

Потом он проводил меня на станцию. Ждали электричку на платформе, и я напомнил о сказанном накануне:

— Так приедешь охотиться?

— Не только охотиться... Мне после этих тренировочных полетов отпуск обещают, так я погостить к тебе приеду. Дней на десять — двенадцать. Примешь?

— Юрка!..

— Ладно-ладно... Это вот тебе в залог. И на память.

Он снял с запястья часы, вложил в мою руку.

— Носи на здоровье.

— Погоди, а ты как же?

— У меня есть. Мне Морис Торез знаешь какие подарил? С годовым заводом,— по-мальчишески похвастался Юра. И слегка смутился: — Да ведь я тебе их показывал.

— Показывал.

Подошел электропоезд, и мы обнялись с поспешностью, и я вскочил в вагон. Двери захлопнулись, отрезая нас друг от друга. Прижавшись лицом к стеклу, я видел, как Юра шел по перрону и прощально махал рукой.

Его часы и сейчас лежат на столе в моей комнате. Время от времени я завожу их и долго наблюдаю за бегом стрелок по циферблату. И тотчас память рисует мне Юру на перроне станции с поднятой в прощальном взмахе рукой...

Во вторник, 26 марта…

Вечером в воскресенье он отвез жену в больницу. В понедельник навестил ее в палате, затем встречался с учеными и конструкторами — разговор шел о будущем космических кораблей, вечером выступал перед работниками Московского горкома партии. Утром во вторник Юра снова заехал к жене. Валя как раз приняла процедуры и вышла в садик.

— Как девочки? — спросила Валя.

— В норме. Здоровы, веселы, с теткой не ссорятся.

Валю его визит приятно удивил. Накануне по дороге в больницу Юра говорил, что будет очень занят: предполетная подготовка, другие дела...

— Где ты время выкроил — заглянуть ко мне? Грозился стороной проехать...

Он улыбнулся:

— Выкроил. Урезал на несколько минут важную встречу... Между прочим,— вспомнил,— вчера гранки подписал.

Он имел в виду гранки книги «Психология и космос», написанной в соавторстве с В. Лебедевым и подготовленной к печати в «Молодой гвардии». Редактор в телефонном разговоре вызвался доставить гранки в Звездный, но Юра запротестовал: зачем утруждать кого-то, ему на машине легче будет заскочить, дела-то — на считанные минуты...

Посмотрел на часы, поднялся.

— Поеду. Теперь завтра заглянуть постараюсь...

...Однажды на пресс-конференции один иностранный журналист спросил брата:

— Не устали ли вы, Гагарин, от той известности, которую получило ваше имя после 12 апреля 1961 года? Теперь, наверное, вам обеспечен отдых до конца жизни...

Я вспомнил этот эпизод в связи с тем, что подхожу к самым трагическим страницам своего повествования. Как-то и от одного из соотечественников довелось услышать: зачем-де рвался Юрий Алексеевич в небо? Отдыхал бы себе, пожинал лавры...

Что тут можно ответить? Пожалуй, Юра сам с исчерпывающей полнотой объяснил свою неуемную жажду к работе, свой постоянный порыв в небо, в полет.

— Отдыхать? — возразил он тому иностранному журналисту.— У нас в Советском Союзе все трудятся, и больше всего самые известные люди. Герои Советского Союза и Герои Социалистического Труда — а их тысячи — стараются работать как можно лучше, увлекая других своим личным примером...