Карамба, или Козья морда - Щеглов Дмитрий. Страница 2

– Чей это дом? – спросил я всезнающего Данилу.

– Здесь Хват-Барыга живет, он с металлолома начинал, мужики со всей округи, как пионеры, с утра до вечера ему железяки таскали, а теперь у него несколько фирм, и фешенебельная квартира в Москве, там он и живет, а сюда только иногда на субботу с воскресеньем на шашлыки приезжает. Он у нас самый крутой бизнесмен. Горилла рядом с ним, как пескарь рядом с акулой.

– Не пескарь, а прилипала, есть такая рыбка, рядом с акулой плавает и питается отбросами с чужого стола.

– Вообще-то, – перебил меня Данила, – я по телевизору видел птичку, кажется «чистоплюй», с длинным клювом, сидит на бегемоте, и как семечки жучков пощелкивает с его толстой шкуры, а про прилипалу в паре с акулой убей меня, не помню.

И тут я догадался, что прятал Горилла в пристройку стоящую рядом с домом Хвата-Барыги. У меня по коже поползли мурашки. Я решил проверить свою догадку и задал вопрос Даниле:

– А Горилла с Хват-Барыгой знакомы?

– Еще как! Ты думаешь, на какие шиши купил Горилла себе Мерседес? Он же у Хвата все время был на подхвате, а потом они чего-то поссорились, может, не поделили что, и разошлись, это темная история. Только теперь каждый из них, сам по себе. Горилла себе, и Хват себе.

Наконец я решил высказать свою догадку Даниле:

– Знаешь, что сейчас Горилла затащил в сарай? Сто процентов, что не золото. Догадайся, почему он так быстро смылся отсюда?… Ну?

Данила упорно молчал, но я видел, как снедаемый жаждой узнать правду, он все еще верил в собственную версию, о неподъемных золотых чушках.

– Не тяни кота за хвост, говори.

– Там взрывчатка!

У Данилы вытянулось лицо, и открылся от изумления рот. Он непроизвольно сглотнул слюну и вопросительно посмотрел на меня:

– С чего ты взял?

– Ты же сам рассказывал, что Горилла с Хватом поссорились, значит, что-нибудь не поделили, вот один другому сейчас харакири и устраивает. Хват будет к дому подъезжать, ему ведь мимо этого сарая ехать, а Горилла с дистанционного управления, раз и на воздух его. Был Хват, и нет его. И главным в городе становится кто?

– Горилла! – сникшим голосом выдавил из себя ответ Данила.

– Правильно, Горилла. А ты говоришь золото.

– Ты знаешь, мне что-то расхотелось лезть в подземный ход, – задумчиво сказал Данила, – мы полезем, а Горилла в это время рванет. Нас как котят и засыплет, и хоронить не надо будет. Взрывчатки то он затащил килограмм пятьдесят, не меньше, ею наверно можно дом Хвата и в придачу монастырь разнести. Вон триста грамм, каждый день по телевизору показывают, какие воронки оставляет, а тут столько! Почти атомная бомба.

Я не подумал, что мои поспешные умозаключения приведут приятеля в замешательство, и поэтому скорее дал задний ход.

– Кто тебе сказал, что он его будет взрывать среди бела дня, он это спокойно ночью, или утром сделает, а мы с тобой сегодня, через час, днем полезем, да и днем свидетелей много, чтобы взрывать. К тому же сегодня, пятница, а ты говорил, что Хват живет теперь в Москве, значит, он только завтра, в субботу, сюда на шашлыки пожалует. Не бойся, у нас времени сутки с лишним до взрыва.

– Ладно, – нехотя согласился Данила, – пошли собираться.

Время как раз подходило к обеду, и мы разошлись по домам.

Бабка встречала меня на пороге. У меня хорошая бабушка, и накормит и напоит и за десять минут все расскажет. Не надо смотреть ни телевизор, ни газет читать, послушаешь ее немного и будешь в курсе всех событий, как в городке, так и в мире. Славная бабушка, тарахтит только много, – буркнет иногда дед. А мне нравится, пусть поговорит, жалко, что ли.

– Мать звонила, спрашивала, как ты? Так я ее обрадовала, что ты такой замечательный рыбак, такой замечательный, и что у тебя пять удочек, я сказала. Садись обедать, небось проголодался. Видишь как плохо, озеро спустили, и не покупаешься рядом с домом, приходится бедненькому бегать на речку. Ты с Данилой или один? И Настя с вами была? А то уже обед, а я все думаю, не пора ли накрывать на стол, несколько раз выходила за калитку, выглядывала, где ты, а тебя все нет и нет, я и стала деду одному подавать, а тут и ты подошел. Да ты кушай, кушай, сметанки в борщ побольше клади.

– Что он тебе кот, что ли, что ты его сметаной каждый день подчуешь? – наконец смог и дед вставить пару слов. Но бабку как опытного оратора на митинге, не так-то легко было сбить с толку. Она, не задумываясь, отбрила деда:

– От нее, от сметаны, глянь, какая шерсть гладкая становится, – и бабка погладила спящего на диване, жирного кота Ваську. Тот приоткрыл один глаз, недовольно повел усом и, спрятав мордочку под лапой, снова уснул.

– Если и кобеля каждый день кормить сметаной, да купать как кота в тазу, у него тоже будет благородный вид и дворянская осанка, я уж про гладкую шерсть и не говорю, – посмеивался в прокуренные усы дед.

– Будешь так каждый день внука сметаной кормить, глядишь к концу лета у него и шерсть как у кота вырастет.

– Шерсть вырастет или нет, я не знаю, – отбивалась бабушка, – а гладким к концу лета он должен стать. Нам его матери сдавать.

– Тю, – смеялся дед, – я думал к нам внук приехал, а ты оказывается на откорм, на все лето поросенка взяла.

И надо ж было так случиться, что именно в этот момент дед поставил на скатерть жирное пятно. Бабушка ястребом налетела на него:

– Господи, сам как порося, а туда же про свиней лезет рассуждать, ну-ка встань, вытру.

У бабушки был маленький пунктик, она была помешана на чистоте. Я как-то раз видел, как она подняла с дивана спящего деда, чтобы только поправить сбившееся под ним покрывало. Поэтому дед сделал себе в сарае тахту, зная, что только там он сможет после обеда спокойно отдохнуть.

– Ба, – попросил я бабушку, – заверни с собой что-нибудь покушать. Я Данилу угощу.

– Вот это хлопец, вот это богатырь, – хвалил дед моего приятеля, – аппетит как у настоящего мужчины, интересно в кого он пошел?

– Да он, наверно дома недоедает? – высказала свое мнение бабушка.

– Кто не доедает?… Данила? – переспросил дед, – да он, молодец каждую тарелку хлебом еще вытрет, и языком бы как кобель вылизал, да наверно стесняется, а ты говоришь, не доедает. Это наш вот не доедает, поковыряется в тарелке, половину оставит и скорей бежать.

С бабушкой бесполезно спорить, у нее на все свое устоявшееся мнение. Она, как говорит дед – упертый ортодокс.

– Парнишка должно быть плохо питается, мне его жалко, – сказала бабушка, складывая в пакет еду.

– Если бы плохо питался, не был бы таким толстым.

– Справность, тела зависит не от еды, а от характера и духа, – стояла на своем бабушка.

Я быстрее выпил компот, схватил пакет, с едой приготовленный бабушкой, сунул в карман лежащий на подоконнике фонарик и побежал к сараю. Вовремя сбежал, а то, дед с бабкой, решили на нас с Данилой, как академик Павлов на собаках, поставить эксперимент, закормить на славу и посмотреть, что получится.

На стене в сарае, висели мотки проволоки, грабли, какие-то тряпки, телогрейки, шапки, березовые веники. Но веревки не было. Взяв лопату, я, выглянув во двор, увидел за забором, на улице общественную сушилку. Раньше там играли в волейбол, но потом кто-то первый натянул веревку, и вся улица выносила туда сушиться белье после большой стирки, заодно можно было и с соседками поболтать. Две веревки были заняты бельем, а на третьей сушилась потертая, разукрашенная вышивкой и бисером кожаная сумка нашего соседа Хромого. Ее знал весь город. Хромой с ней никогда не расставался. Под сумкой сидели два кота и жалобно мяукали. Рыбий дух выветривает, понял я. Я шуганул котов и так же воровато, как час назад Горилла, огляделся по сторонам. Четвертая веревка была свободной. Никого не было. Отвязав один конец веревки на одном столбе, я подошел к другому столбу. Мне показалось, что в спутанном узле я нашел конец четвертой веревки. Я и дернул за него. Правильно говорят, креститься надо когда, кажется. Упали на землю все три веревки; две с бельем, одна с сумкой, а четвертая свободная так и осталась висеть. По упавшему на землю выстиранному белью к сумке бросились оба кота. Пришлось их второй раз отгонять. Где-то скрипнула калитка, я подхватил ту веревку, на которой висела сумка, и с лопатой, как с копьем наперевес, сопровождаемый двумя котами помчался, пока никто не увидел меня. Эта сумка, потом здорово выручила меня. Но рассказ об этом, впереди.