Привет от Вернера - Коринец Юрий Иосифович. Страница 23

Резиденция – это местонахождение правительства. Кремль и есть такая резиденция. У Ленина, наверное, было очень хорошее настроение, когда он обо всем этом думал. И у меня тоже хорошее настроение. У меня всегда хорошее настроение, когда я иду в Кремль. Особенно весной.

Внутри Кремля я сразу чувствую себя особо торжественно, как будто совсем в другом городе! Здесь нельзя бегать, кричать и шалить, говорит отец. Потому что здесь правительство работает. Здесь тишина. Только часы на Спасской башне гулко отбивают время да издали, приглушенно, доносится рокот Москвы. Там, в городе, тесно и шумно, там жизнь бурлит, и время там течет в тысячах маленьких ручейков, и скачет, и прыгает, а здесь, за стенами Кремля, просторно, светло и тихо, и время здесь течет, как в широкой мощной реке, – медленно и торжественно. Так отец говорит. Он говорит, что в Кремле слышно дыхание веков... Вы знаете, что такое век? О, это большое слово – век! Хоть оно и короткое. Это много-много лет, сто лет, вот сколько это – век! В Кремле не один век дышит, здесь много веков дышат. Они здесь и надышали такое вековое настроение. Они здесь тихо дышат, вспоминая о прошлом... Вы спрашиваете, слышал ли я это дыхание? Конечно, слышал! Я слышал это дыхание, когда играл один во дворе позади Успенского собора. Мне очень нравится этот дворик позади Успенского собора: там никогда никого нет, там даже можно бегать и прыгать – все равно никто не увидит. На заднем углу Успенского собора прилепился к стене небольшой каменный крест, очень старый, возле этого креста я всегда и играю. Это мое место. Там вы всегда могли меня найти, чтобы не искать по всему Кремлю. Я там в классы играю: гоняю камешек носком ботинка. Я на одной ноге прыгаю. Мостовая там замечательная: она выложена большими разноцветными каменными плитами, по ним интересно скакать, и расчерчивать мостовую не надо – клетки готовы! Так вот, там я иногда, отдыхая, слышал дыхание веков. Такой тихий шум, как будто старик шепелявит: «ш», «ш», «ш», «ш»... Или ветер с камнями шепчется... Дыхание веков – это дыхание истории. В Кремле на каждом шагу история, потому что все дома – все соборы, дворцы, церкви, вообще все стены и камни, – связаны с разными историями, которые уходят своими корнями во глубину веков.

Но нам с отцом сейчас некогда заниматься этой глубиной веков, всеми этими дворцами и соборами, потому что нам нужен только один дворец – Потешный. Мы спешим в Потешный дворец – сразу поворачиваем из Троицких ворот направо и идем в глубину, параллельно кремлевской стене. Потешный дворец небольшой, желтого цвета, а Потешным он называется потому, что когда-то давно в нем был царский театр. Там устраивали разные потехи для царей и цариц – представления. Но мы спешим туда вовсе не для потехи! Мы спешим по делам: в гости к Мархлевской. Вот к кому мы идем! Это она там живет, там у нее квартира. Бронислава Генриховна Мархлевская – вдова известного революционера, друга Ленина, Юлиана Мархлевского. Он польский революционер, но в ссылках пребывал в Сибири, потому что Польша была когда-то частью Российской империи. Поэтому Мархлевский и участвовал в нашей революции. А потом он стал членом правительства. Бронислава Генриховна тоже была другом Ленина. А вдова она потому, что сам Мархлевский умер в 1925 году. Он был больной, потому что долгое время находился в ссылках, как все старые большевики. Вот мы к Мархлевской и спешим, ясно вам это наконец? Ну, я рад, что вам ясно!

Мархлевская встречает нас в полутемном коридоре дворца. Она уже думала, мы не придем. Так долго мы ходим. Мы с Иосифом всегда долго ходим...

– Твой стакан давно тебя ждет! – весело говорит Мархлевская, и я сразу бегу вперед, в комнату...

Мархлевская с Иосифом медленно идут сзади, громко разговаривая. Она всегда громко разговаривает. И смеется громко. Она ни минуты не сидит без дела, даром что она маленькая и полная. Она всегда полна энергии. И веселья. По комнате она перекатывается как шарик и весело смеется. С ней вы никогда не загрустите. А если вам грустно, вы сразу перестанете грустить, как только ее увидите.

Но мне сейчас и так не грустно: я бегу вперед к своему стакану на подоконнике. Мой стакан всегда ждет меня на подоконнике, в углу, за складками тяжелой портьеры. Вам интересно узнать, что это за стакан? Обыкновенный тонкий стакан с мыльной водой! И с соломинками. Так что не удивляйтесь – я буду пускать мыльные пузыри. Я очень люблю пускать мыльные пузыри. Это своего рода спорт. Да, да! Не думайте, что я шучу. Я вовсе не шучу. Это спорт, и довольно сложный.

Во-первых, надо приготовить настоящий мыльный раствор. Просто взболтать в воде кусок мыла нельзя. Настоящего раствора так не получится: пузыри из такого раствора будут непрочными, большой пузырь вы не надуете – он лопнет. Мыльный раствор надо приготавливать постепенно. Главное – не спешить. Надо налить в стакан воды и настругать туда тонкую мыльную стружку. И ждать. Пока мыло само не разойдется. Да, забыл вам сказать, что мыло должно быть высшего качества, лучше всего медицинское. Стиральное не годится. Как только на поверхности раствора появится нежная белая пена, раствор готов. Добавьте в него немножко глицерина и попробуйте надуть пузырь. Через соломинку. Если пузырь достигнет в диаметре сантиметров пятнадцати и не лопнет, даже если проткнуть его смоченным в растворе пальцем, значит, раствор хороший. Можете пускать пузыри. Пускать мыльные пузыри – это целое искусство. Я здорово умею пускать мыльные пузыри!

Иосиф с Мархлевской сидят на диване и разговаривают, а я пускаю по комнате пузыри. Я их с кресла пускаю. И с подоконника – высоко-высоко! Они летают по всей комнате – разноцветные, радужные, веселые. Они все время лопаются, но на то они и мыльные пузыри. Вечно они жить не могут. Но в те мгновения, когда они живут, – пузыри прекрасны! Они прозрачные и отливают всеми цветами радуги. Желто-сине-розово-зеленые – вот они какие! Светло блестят в них прямоугольные отражения голубого окна – по одному окошку с каждой стороны пузыря. Эти окошки яркие-яркие, словно нарисованы волшебной краской. В этих маленьких отражениях четко видно все, что находится за окном, – пейзаж Кремля виден! Успенский собор с золотыми куполами, колокольня Ивана Великого, деревья, и небо, и облака! Все видно в этих маленьких отражениях окон на тонкой, призрачной стенке мыльного пузыря.

Когда надуваешь большой пузырь, он вытягивается, и колышется, и начинает быстро-быстро вертеться вокруг своей оси, не отрываясь от соломинки, и все краски и отражения тоже растягиваются, и колышутся, и меняют окраску, как живые. А потом пузырь вдруг отрывается от соломинки и летит! Если дуть на него снизу, он будет долго летать по комнате, пока не наткнется на какое-нибудь препятствие. А если не дуть, он спокойно опустится и беззвучно лопнет на толстом ковре. И оставит на ковре малюсенькое мыльное пятнышко.

Сейчас я вам еще скажу великую вещь: можно пускать мыльные пузыри зимой на морозе. Почему это великая вещь? Потому что они тогда сразу замерзают и их можно брать в руки, только осторожно, нежно, и держать в руках замерзший мыльный пузырь! Здорово, правда? Но это зимой, а сейчас весна. И сейчас я их просто пускаю в комнате.

Сначала я пускаю пузыри один, а потом ко мне присоединяется отец. И Мархлевская тоже присоединяется. Они тоже умеют пускать мыльные пузыри. Мархлевская, например, сажает их на цветы. Она берет какой-нибудь цветок – тюльпан или гвоздику, – окунает его в мыльный раствор, ставит обратно в вазу, а потом надувает соломинкой пузырь и сажает этот пузырь на цветок. Очень красиво получается! Можно целый такой букет сделать. Мы и делаем такой букет. И цветы в этом букете цветут в прозрачных шарах пузырей.

А можно делать и непрозрачные шары. Это отец умеет делать. Потому что он курит. Он надувает свои пузыри папиросным дымом. Они тоже получаются разноцветными, только внутри они матовые, непрозрачные. Они лопаются на ковре, как настоящие бомбы. Только беззвучно. И над ними встают облачка дыма. Когда много таких пузырей лопается на ковре, он становится похожим на поле боя. Особенно если расставить по ковру оловянных солдатиков. А то, что пузыри лопаются беззвучно, это даже хорошо: как будто поле боя от вас далеко-далеко, так далеко, что вы даже разрывов бомб не слышите, только видите рассыпанных по полю солдатиков и над ними дымки, дымки, дымки... Просто замечательно! А мы такие огромные великаны, такие Гулливеры, боги войны – я, Иосиф и Мархлевская, – мы наблюдаем за этой битвой откуда-то из поднебесья...