Привет от Вернера - Коринец Юрий Иосифович. Страница 27
КАМЕННЫЙ ГОСТЬ
Часть I
Он размахивал финкой перед самым моим носом, а я не мог пошевельнуться.
Вся комната задрожала, как будто падали камни... Это открылась дверь, и вошел Воровский. Он шагал тяжело.
– Ты что моих друзей обижаешь? – спросил он Беспризорника.
– Я не обижаю, – сказал Беспризорник. – Я так... мы играем! – Он спрятал нож в лохмотья.
– Это мой друг, – сказал обо мне Воровский.
– Вы Воровский? – спросил я.
– Какой Воровский? Я Виленкин...
– Какой Виленкин?
– Детский доктор Виленкин, – сказал он с улыбкой.
Он надел белый халат и сел ко мне на кровать. Он наклонился совсем близко. И Беспризорник наклонился.
– Зачем он лезет? – кивнул я на Беспризорника. – Он меня обижает!
– Как так обижает? – удивился Воровский-Виленкин. – Это же твой папа! Иосиф!
Я внимательно смотрел на Беспризорника... От напряжения заболела голова... Беспризорник улыбнулся, и вдруг я увидел, что это действительно Иосиф!
– Открой рот и скажи «а». – Человек в халате мял мне глаза. – Глаза воспалены, – сказал он отцу.
Он откинул одеяло и заголил на мне рубашку.
– И сыпь, – сказал он. – Это корь...
– А все-таки вы – Воровский! – сказал я. – Зачем вы обманываете?
Воровский подмигнул и приложил палец к губам.
Позади стояли родители. У них были очень грустные лица. Потом они все вышли, и я остался один.
В комнате было сумрачно. «Что сейчас – вечер, утро?» Сколько я так лежал один, я не знаю...
КАМЕННЫЙ ГОСТЬ
Часть II
Снова задрожала комната: это опять вошел Воровский. Теперь он был без халата.
– Так вы все же Воровский? – спросил я тихо.
– Конечно! – шепнул он. – Говори мне «ты»!
– А почему вы... ты сказал, что ты Виленкин?
– Неудобно при родителях. – Он опять сел на кровать. – Они могли испугаться...
– Почему?
– Я же Памятник!
– А ты живой?
– Для тебя я живой...
– Почему – для меня?
– Потому что я тебя люблю!
– Я тебя тоже люблю! – сказал я радостно. – Очень!
– Я это знаю. Потому я и пришел...
– Можно, я тебя потрогаю?
– Потрогай. – Он придвинулся ближе.
Я потрогал складки на рукаве – они были твердые! И холодные!
– Ты – камень? – спросил я тихо.
– Камень! – улыбнулся Воровский. – Я всегда был камень!..
– Как – всегда? Ты же был человек?
– Конечно, человек! Но твердый как камень! Большевики все как камень...
– Ты никогда не плакал?
– Никогда! – твердо сказал Воровский.
– И когда тебя убили?
– Тогда я просто не успел бы, даже если б захотел.
– А почему они тебя убили, а ты не убил?
– Стреляли сзади, – сказал Воровский. – В спину...
– И отец говорил – в спину... Ты их не видел?
– Я их увидел потом...
– Как – потом? Мертвый?
– Я уже был мертвый, но еще мог видеть... некоторое время.
– Разве мертвые видят?
– В первые мгновения... вернее, в последние!
– Расскажи, как это все было! – попросил я. – Мне Иосиф рассказывал, но я хочу, чтобы ты...
– Я ужинал... – начал Воровский.
Но я его тут же перебил:
– Ты разве не воевал? На коне с шашкой?
– Все бывает гораздо проще, – усмехнулся Воровский. – Я просто ужинал в ресторане... А убийца сидел за соседним столиком. Белогвардеец Конради. Я его, конечно, знал, но не знал, что он будет стрелять вот тут, в ресторане, в спину...
– А я думал, что тебя убили на войне! – сказал я. Я был немножко разочарован.
– Там и была война! – сурово сказал Воровский. – Дипломатическая! Меня преследовали на каждом шагу!
– Значит, мы тоже будем на войне? Когда поедем за границу?
– А как же!
– И нас могут убить?
– Вполне...
Это мне понравилось. Не то, что меня могут убить, а то, что я буду там на войне! Ведь мы скоро поедем в Берлин!
– Ну, а дальше? – спросил я.
– Что же дальше... дальше он встал и выстрелил... Падая, я обернулся и увидел его, белого офицеришку! К нему подскочили, обезоружили... Он, подлец, еще требовал, чтобы оркестр сыграл траурный марш... Потом я умер... Вот и все!
– Тебе было больно?
– Он обточил пулю, и она разорвала мне внутренности!
Минуту мы помолчали.
– А я бы, как только увидел их в ресторане, сразу бы подошел и убил первый! – сказал я.
– Так нельзя, – улыбнулся Воровский. – Игра должна быть честной!
– Они же убили нечестно!
– На то они и подонки!
– Их много?
– Много, – сказал Воровский. – И чувствуют они себя там вполне свободно... Не то, что мы, красные... Но революция и там победит! Когда ты вырастешь, везде будет по-другому... А теперь мне пора!
– Куда?
– На пьедестал! А то заметят, что меня нет...
– И что тогда?
– Ну, неудобно все-таки... Я ведь должен стоять во дворе! Теперь моя такая работа...
Он встал. Мне стало грустно, что он уходит.
– А ты еще придешь?
– Приду! Письма ты хорошие мне писал...
– А ты все прочитал?
– Все до одного! – серьезно сказал Воровский.
– А как ты понял мои буквы? Мама ведь не понимает мои буквы!
– Любая буква – условный знак, – объяснил Воровский. – Просто я разгадал твои знаки! Спасибо тебе!
– Пожалуйста! И тебе спасибо – за то, что ты их разгадал!
– Пожалуйста! – сказал Воровский.
– Так ты приходи!
– Непременно!
КАМЕННЫЙ ГОСТЬ
Часть III
Я лежал за ширмой и когда просыпался, все время пил – как рыба. Есть не хотелось. Дни и ночи слились для меня в бесконечный серенький вечер. И то с перерывами. Потому что временами я куда-то проваливался, где вообще ничего не было. Иногда я видел маму, иногда Иосифа, иногда доктора. Но странно: я никогда не видел, как они приходили и уходили, – они появлялись и исчезали, как в кино «Великий немой». Я и сам был, как Великий немой.
Ни Гизи, ни Вовка, ни Ляпкин Маленький не появлялись. Им нельзя было меня видеть, потому что они могли от меня заразиться. Они были где-то там, за стенками, в карантине. Карантин – это не комната. И не дом. Но все равно в нем сидят. Сидят долго и скучно. Это очень неприятная вещь – карантин. Они только иногда передавали мне приветы. Но что мне было толку от их приветов? Я эти приветы «складывал под кровать», как говорил Иосиф. Но от этого было» не легче. Правда, после первых дней мне стало немножко легче: серо-буро-малиновое оставило меня в покое. Потому мне и было скучно, что стало легче. Я теперь мог думать. И я все время думал. О Дике. И о Гизи. И о Вовке. И о Ляпкине Маленьком. О том, какие они все разные. И о Берлине я тоже думал. Что мы скоро туда поедем, и там у нас будет дипломатическая война. Вот будет интересно! Только нас-то они не убьют, фашисты! Фига с два! Мы их сами убьем! Мы все время будем оглядываться, чтобы нам не выстрелили в спину. Мы будем всегда начеку! Главное – это быть начеку...
И о Воровском я тоже думал. Он заменял мне теперь всех друзей. Я его все время ждал. Когда он приходил, мы разговаривали. О чем? Да обо всем! О революции. И просто о жизни. И даже об игрушках. И странно – его слова очень похожи были на слова Иосифа. Он говорил все почти то же самое, что Иосиф. Но вместе с тем это и не странно: ведь они оба дипломаты, наркоминдельцы. Они вместе работали за границей, в разных странах, и там подружились, я же вам говорил. Когда люди вместе работают и дружат, они почти всегда друг на друга похожи. Не внешне, конечно, а внутренне. Так сказал Воровский. И Иосиф тоже так говорит. А Воровский сказал, что мы все одного поля ягода. Красные ягоды большевистского поля – вот мы кто такие!
Родители тоже слышали, как я разговаривал с Воровским. Только они его не видели. И поэтому они называли мой разговор бредом. Я им говорил:
– Вон Воровский! Вон он стоит! Неужели вы не видите?