Камни и молнии (сборник) - Морочко Вячеслав Петрович. Страница 33
Ближе к середине реки вода становилась прозрачной. А где-то внизу, в полутьме, мелькали темные молнии, проплывали загадочные тени. Движущиеся призраки держались от него на почтительном удалении. «Должно быть, муравьи и пчелы раструбили обо мне по своему беспроволочному телеграфу», – подумал юноша.
Возвращаясь на берег, он поймал рака. Вернее, рак поймал человека за правую сандалию. Выбравшись на сухое место, матепулятор присел на траву, попытался разжать клешню, но не смог. Маленький пучеглазый рак смотрел на него в упор, как бы говоря: «Ты – моя добыча и давай кончим этот разговор».
– Откуда ты взялся такой жадный?! – спросил человек. Ужаленные места распухли, но боль можно было терпеть. А этот упрямец просто развеселил. – Я понимаю, ты голоден, – продолжал человек, – но я бы на твоем месте поискал другую добычу. Нельзя быть таким неразборчивым.
Рак отпустил сандалию и попятился к воде.
– Убедил! – рассмеялся матепулятор. – Нет, скорее удивил: наверно, еще не попадалась такая болтливая добыча.
Рядом послышалось громкое фырканье. Юноша оглянулся. Сначала показалось, что никого нет, только от ветра шевелится трава. Но фырканье повторилось. Он встал и тогда увидел зверя всего сразу – от кончика хвоста до кончика мелькавшего над водой розового языка. Полосатое туловище, могучие, мягкие лапы, пестрая голова с короткими шевелящимися ушами, – человек узнал тигра. Мелькнула надежда: «Может быть, я еще не замечен?» Словно в ответ, зверь повернул морду и устало посмотрел на матепулятора. Раздался оглушительный рык. В этом рыке не было ни угрозы, ни тревоги. Тигр продолжал пить воду, и юноша догадался, что зверь изнывал от жары и скуки, а появление на берегу существа с непривычными запахами ничего не могло изменить. Тигр просто игнорировал чужака. Утолив жажду, он величественно покинул берег, даже не глянув в сторону матепулятора. Скрываясь в кустах, тигр приподнял чувствительный хвост и, покачивая им, свернул кончик, точно пригрозил кулаком.
Этот «оскорбительный» жест вызвал у юноши усмешку. «Ах ты, тварь невоспитанная! – притворяясь обиженным, подумал он. – Гостю кулак показываешь? Ладно, с меня довольно!» И он решительно полез через кусты, держа направление на башню гравилета. Насмешливое щебетание птиц не вызывало в нем восхищения. Он знал их по фонограммам, привык к чистым птичьим голосам и мастерски подобранным ансамблям, передающим колорит идиллического леса, который может пригрезиться только в сладких снах.
Человека остановило шипение. Как будто продырявили баллон с газом.
Древний инстинкт подсказал, что следует затаиться: впереди с грязно-желтого камня сползала большая змея. Плоская морда ее двигалась над землей, и открытая пасть, казалось, выражала восторг. Раздвоенный язычок мелко вибрировал, а глаза сверлили человека двумя острыми желтыми лучиками. Юноша знал подоплеку змеиного гипноза. Змея хорошо видит только то, что движется. Она раскачивает головой – знаменитые пассы – чтобы заставить жертву выдать свое присутствие невольным движением. Человек окаменел. Однако это не значило, что он целиком находился во власти страха. Напротив, он как бы обрел возможность увидеть себя со стороны глазами змеи. Вид был взъерошенный, не столько напуганный, сколько обиженный. Юноша никогда, не представлял себя таким потешным, и ему казалось, что, раскрыв пасть и раскачиваясь, это дьявольское существо во все горло хохочет над ним свистящим змеиным хохотом. Он вспомнил одно из экзаменационных заданий при выпуске – дистанционное завязывание морского узла на толстом лореновом канате. Но не страх мешал ему теперь использовать власть над «слоном» пространства. В какое-то мгновение перед лицом безжалостной смерти он вдруг почувствовал себя просто человеком, просто живым существом, реальный мир которого может быть шире, чем мир однотипных комфортабельных апартаментов, разбросанных по холодной галактике. Сверкнув на солнце гладкой узорчатой кожей, змея исчезла в трещине между камнями.
– Я искал здесь приключений, – сказал себе человек, вытирая со лба пот, – но, кажется, единственное, что мне удалось на старой планете – это немного развлечь ее обитателей.
Юноше вдруг показалось, что в лесу, у реки, прошла вся его жизнь. Этот мир, как одно существо, окружил его и нашептывал что-то насмешливое.
В кабине гравилета у человека испортилось настроение. Он ощутил неприятные запахи синтетики, к которым привыкал всю жизнь. Он включил генератор цветочных ароматов. Получилось еще хуже: пахло химической лабораторией. Юноша был настолько расстроен, что, нажимая клавишу взлета, забыл включить «метеокорректор». Он вспомнил об этом, когда сильный удар потряс громаду корабля. Пришлось остановить взлет и, зависнув в тридцати метрах над лесом, включить стереообзор. Корабль относило ветром. Внизу, точно руки, воздетые к небу, застыли сосны. Юноша всматривался в их очертания, пока не нашел то, что искал: величественная сосна-патриарх лежала в траве, как бы перечеркивая мир, который оставлял за собой человек. Ствол был перебит у самого основания. Из раздробленного пня торчали длинные белые пики.
«Все-таки оставил о себе память!» – с досадой подумал человек, опять нажимая клавишу взлета.
Корабль уносился ввысь, свободный, легкий, могучий. Необъятное царство света и тени было его стихией, его жизненным пространством. Он умел защищаться от метеоритов, на расстоянии меняя их траектории. Но там, внизу, этот нелепый удар о дерево был подготовлен всем ходом событий, и уже невозможно было ничего изменить: в кормовом отсеке зияла пробоина. Система восстановления работала на полную мощность. Однако внутри, под пробоиной в гравитационном резервуаре – запасы аннигилирующей плазмы, в случае ее утечки произойдет взрыв, по силе равный вспышке новой звезды. Мелкая дрожь потрясла гравилет. Завопила сирена. Та часть кормы, по которой пришелся удар, на экране стереообзора напоминала покрывающуюся коркой рану. Зажглось табло: «Опасность утечки плазмы». По этому сигналу предписывалось немедленно покинуть корабль: в любое мгновение могла произойти катастрофа, способная потрясти целую звездную систему. Через несколько секунд пилот был уже в скафандре. Гравилет катапультировал его подальше от себя вместе со спасательным скутером. Одновременно во все стороны полетели мощные радиопризывы о помощи. Хотя катапультирование пилота не имело никакого смысла, кроме чисто психологического, да и помощь запрашивать было ни к чему: в случае взрыва никто не смог бы уже спасти ни обреченный мир, ни астронавта.
Скутер уносил пилота от страшного места. А корабль, никем не управляемый, погружался в атмосферу планеты. Его, как тяжелый дредноут, получивший пробоину, медленно затягивало на дно воздушного океана.
Скутер быстро увеличивал скорость. Он не имел толстой противометеоритной брони, и скакал в космосе, точно кузнечик, увертываясь от встреч с небесными странниками. Пилот сидел верхом в специальном седле, крепко держась за руль. Для него это было привычно: на тренировках не раз приходилось, покинув корабль, сломя голову мчаться на скутере к условно-безопасной зоне.
«Что я делаю? – подумал вдруг юноша. – Уношу ноги! Как нашкодивший пес!»
Скутер подпрыгнул, сделал крутой разворот и, набирая скорость, устремился назад, к кораблю. Человек еще не знал, что будет делать, если взрыв не застигнет его в пути. Разумеется, первой мыслью его было использовать матепуляцию. Еще издали он начал зондировать область пространства вокруг корабля. Юноша понимал, что возможности матепуляции не идут в сравнение с масштабами надвигающейся катастрофы, однако заставил себя приблизиться и приступить к выкладкам. Корабль тяжело развернулся и медленно, точно нехотя, вышел на более высокую орбиту. Так повторялось несколько раз. Каждое перемещение требовало от человека предельного напряжения: приходилось манипулировать сразу несколькими пространственными «слонами», которые передавали эту махину друг другу, как по конвейеру. Но результат был ничтожен. Удалось поднять гравилет на каких-нибудь тридцать-сорок километров. Считать дальше было бессмысленно: чтобы планета не слишком пострадала, центр взрыва следовало отнести от нее по крайней мере на два-три миллиона километров.