Двойная игра - Босуэлл Барбара. Страница 15

— Что за вопрос! — покачала головой Летти.

— Ага. Если бы у кого-нибудь была возможность выбора, — сказала мрачно Кендра.

Она стала прибираться, пододвигая стулья к столам в ожидании посетителей, которые обычно приходили поесть к пяти часам.

Она работала и обдумывала план. От нее потребуется хладнокровие и решительность, но этого у нее достаточно. Наконец-то она осуществит свою мечту уехать из Уэйзборо!

Она сделает это на огромные деньги, которые Уатт Уэй заплатит в обмен за то, чтобы она держала язык за зубами и никому не рассказывала об их страстном любовном романе. Кендра обдумывала, сколько точно денег она потребует: конечно же, их Должно будет хватить на дорожные расходы ей, Эшлин, Макси и Дэйзи — даже если они захотят лететь самолетом. Конечно, этого должно будет хватить на отличную квартиру в большом замечательном го-Роде. Как, например, Нью-Йорк! И конечно же, всем им понадобится новая одежда для их новой жизни. Она не хочет проявлять жадность, но вознаграждение должно быть достаточным, чтобы покрыть все их расходы.

Но сначала главное. Кендра аккуратно наполнила все солонки и перечницы, не оставляя мыслей о том, как начать свой пылкий роман.

Воскресный обед в «Дубовой аллее» начинался в два часа пополудни, и это было ритуалом таким же непоколебимым, как жаренная индейка на День Благодарения. Корд присоединился к своему клану для участия в этом событии, ознаменовавшем конец его первой недели пребывания в Уэйзборо. Все было так, как он помнил: вплоть до жареных свиных ребер, пюре и густого соуса. Еда была коньком дедушки Уэя, и старый человек, сидя во главе стола, заглатывал ее с наслаждением.

В свои девяносто Дейланд Уэй-старший ставил в тупик всю медицинскую науку, оставаясь в отличном здравии, несмотря на потребление такого количество холестерина, которого хватило бы на закупорку артерий небольшого города. Он ел мясо с кровью, по крайней мере, раз в день, любил все поджаренное и на завтрак съедал каждое утро ветчину с яйцом. Также в течение семидесяти пяти лет он сохранял привычку выкуривать по пачке сигарет в день. Старый человек намного пережил своего единственного сына, и Корд подозревал, что он переживет и своих внуков.

Корд видел, что его брат Стаффорд поглядывал на тарелку дедушки с осуждением, но никто не осмелился бы бросить вызов Дейланду. Поэтому Стаффорд обращался со своей лекцией о вреде холестерина, приводя цифры и статистику, к другим членам семьи и, показывая личный пример, клал на свою собственную тарелку салат и овощи. Пока он говорил, сыновья Попрыгунчик и Скакунок подливали еще соуса на свои куски мяса и намазывали на картошку и сдобные булочки масло. Когда Корд увидел это, он понял, что они подняли бунт против диетического питания. Молча он подмигнул своим племянникам. В Стаффорде было нечто, заставлявшее всех делать совершенно противоположное тому, за что он ратовал.

— Разговор о смертельном вреде холестерина не по теме, — раздраженно оборвала его Холли.

Стаффорд бросил на нее убийственный взгляд. Прентис чуть не поперхнулась от такой ереси. Холли сделала вид, что не заметила ничего и разразилась собственной обличительной речью.

— Чем мы все должны быть озабочены, так это судьбой наших бедных братьев меньших! Поскольку уже слишком много времени человечество самонадеянно и безжалостно уничтожает животных ради спорта, ради меха и еды. Мы уже давно должны понять, как жестоко и отвратительно наше поведение, и мы должны принять меры для того, чтобы исправить положение, пока не поздно.

Все продолжали есть. Холли зажала свою вилку как копье, на лице выражалось отчаяние.

— Я не ем ничего, что имело голову, и я нахожу недостойным, что моя семья, сидя вокруг меня, пожирает бедную беззащитную корову, у которой была голова.

— У картошек есть глазки, тетя Холли, — язвительно заметил Попрыгунчик, когда Холли откусила кусочек испеченной в духовке картофелины. — А глаза — это часть головы. Лучше положите вилку на место.

Корд хмыкнул. Он не мог сдержаться. И заслужил укоризненный взгляд за то, что поддержал эту дерзость.

— Послушайте, вы все, не замолчите ли вы, чтобы я мог спокойно поесть? — прогремел старый Дейланд.

Опустилась тишина. Обед в «Дубовой аллее» был не тем семейным делом, где кто-либо, начиная с детей, поощрялся к разговору. Дейланд Уэй желал и требовал «благоговейной тишины», когда он находился в окружении своего потомства.

— Когда это Холли свихнулась? — спросил Корд Уатта, выходя из столовой после того, как нескончаемый обед все же завершился. — Вся эта чепуха насчет того, чтобы не есть ничего имеющего голову! Я помню, как она обожала поджаренную ветчину и телячью вырезку. А у свиней и телят совершенно определенно были головы. Что стряслось?

Уатт ответил ему вполне серьезно.

— Что-то случилось с Холли несколько лет назад. Корд. Я не знаю что. Она мне никогда не доверяла. Но помнишь, когда она ушла с той работы в округе Колумбия и переехала в Атланту? Ты уже к тому времени пару лет был в Монтане.

Корд кивнул.

— Я помню, мне сказали, что она устала от Колумбии, устала от Среднего Запада и работы в газете. Она хотела чего-то нового, поэтому поменяла работу и города. Прощай, Колумбия и газетная журналистика, здравствуй, Атланта и радиовещание. Так мне объяснили.

— Я думаю, что там было нечто большее, — сказал Уатт. — Я не часто виделся с ней тогда, но она стала совершенно другой. Печальнее, циничнее и осмотрительнее. Прентис думает, что у нее был неудачный любовный роман, но Холли никогда ничего не рассказывала.

— Ну что ж, у человека тоже есть голова, — признал Корд. — И если у Холли был неудачный любовный роман с парнем, у которого было что-то с головой, тогда почему бы не перестать есть существ с головами? Вот где собака зарыта. А чо? — добавил он, копируя жаргон Попрыгунчика и Скакунка.

Уатт попытался, но не смог сдержать ухмылки.

— Иногда ты говоришь такое, о чем остальные осмеливаются только думать.

— Это потому, что я не такой помешанный, как Холли. А если еще неделю проведу тут в Уэйзборо, то меня запросто могут признать невменяемым.

По сути дела, он уже приблизился к тому, чтобы пройти тест на невменяемость, подумалось Корду, когда он стоял в вестибюле красного четырехквартирного дома. После воскресного семейного банкета Уэев прошло уже несколько часов, и он держал в руках горшок с комнатными цветами и читал имена на почтовых ящиках жильцов.

Вот оно: Монро, третий этаж, квартира «С». Он был удивлен тем, что Эшлин жила не в районе Нижних песчаных холмов, как остальные Монро, так как он не слышал, чтобы они когда-либо покидали свои владения. Но это здание было расположено в солидном окружении домов, где жили представители среднего класса и где строжайше запрещалось посещение таких мест как бар «Прибрежный».

Он поднялся по лестнице и нажал кнопку дверного звонка не давая себе времени на то, чтобы передумать. Он действительно сошел с ума, не иначе. Зачем бы он стоял у двери Эшлин Монро, если знал, что она испытывала к нему отвращение? Диагноз сумасшествия объясняет также, почему он не мог перестать думать о ней, вспоминая каждую минуту все детали их менее чем дружеских свиданий. И пытаясь найти повод для следующего.

Такого приличного повода не было, и поэтому он выдумал достаточно неуклюжий. Да, за проведенную в Уэйзборо неделю ему несомненно заморочили голову.

Дверь квартиры открыла миловидная девушка-подросток, которая уставилась на него и на цветочный горшок в его руках, словно он только что свалился на землю из космического корабля.

— Я хочу видеть Эшлин Монро, — заговорил он первым, обращаясь к потерявшей дар речи девушке.

— Да? — Она продолжала глазеть на него. — И вы принесли ей эти цветы?

— Ну, по сути дела, я хотел попросить ее показать мне место, где похоронена ее сестра Рейлин. Эти цветы для…

— Вы хотите попросить Эшлин пойти на кладбище с вами, чтобы посадить эти цветы на могиле Рейлин? — спросила девушка, все еще не веря своим ушам. — Кто вы?