Сестра морского льва - Иванов Юрий Николаевич. Страница 18
А Волков, взяв винчестер, посмотрел на другую сторону сейнера: Жора нырнул почти без всплеска; Алька побежала к борту, поманила Волкова рукой, тот подошел и удивленно чертыхнулся — кит плыл под сейнером. Так он же там от касаток таится!
Снова шумный всплеск. Блестящее тело хищного кита выскользнуло из океана, что-то крикнул Толик; завизжав, виляя задом, Бич полез под шубу. Восторженно ахнув, Алька прильнула к Волкову, а тот, как в замедленной съемке, видел: будто подрубленное дерево, касатка начала крениться головой к поверхности океана, а потом обрушилась, и белые сверкающие космы воды поднялись, пожалуй, выше мачтенки сейнера.
«П-пых…» — осторожно вздохнул Жора. Касатка снова выпрыгнула, и Волков подумал, что, выбрасываясь в воздух, зверь высматривает сверху пронырливого китишку. Ну вот, заметила! Ринувшись вперед, касатка обогнала сейнер, а потом чуть отстала и повернула к Жорке… «П-пых!..» — испуганно выдохнул кит уже с другого борта сейнера, а потом, нырнув, поплыл опять под ним.
— Ой, еще две! — выкрикнула Алька. — Они ж его загоняют.
Волков и сам увидел — спешат, торопятся к сейнеру еще два морских разбойника… Жора долго, очень долго не показывался на поверхности, но время шло; кит ведь просто задохнется, ему же надо передохнуть!
«П-пых!» Голова кита высунулась из воды, и воздух с пронзительным шипением, как из продырявленной шины, вырвался из дыхала. Одна из касаток тотчас направилась к нему, и кит вновь нырнул. Волков прижал щеку к ложе винчестера и, поймав на мушку основание плавника ближайшей из касаток, плавно давнул пальцем. Трескуче грохнуло, касатка метнулась в сторону и два других зверя тотчас поспешили за ней. «П-пых!..» — с облегчением вздохнул кит, всплывая в двух десятках метров правее от курса сейнера… Измученный преследованием хищников, кит отстал от «Кайры» и закачался в волнах, как подводная лодка.
— К бухте Каланьей подгребаем, — послышался голос Толика. — Сейчас завернем за мыс, и, ать-два, выгружаться можно. Бич, ушли касатки.
Глухо залаяв еще под шубой, Бич выпрыгнул из-под нее и встряхнулся с таким видом, будто кто-то нарочно, помимо воли, запихнул его под шубу. Зарычав, он оглянулся: ну где эти зверюги? Он был готов к схватке.
Опасная высадка
Сейнер обогнул каменистый островерхий мыс, и Волков увидел небольшую бухту. Пустынность-то какая. Обрывистые скалы, зеленые холмы за ними; домишко в зарослях борщевика на взгорке. Тишина. Только вздохи прибоя, и ничего более. Несколько черных птиц поднялись с воды и тяжело полетели к скалам. И хоть бы одна крикнула. Немые, что ли?.. Поежившись, Волков проследил за их полетом, а потом осмотрел бухту. Зыбь свободно вкатывалась в нее и чем ближе к берегу, тем становилась круче, злей. Набирая скорость, она мчалась к узкой полоске песка, ломалась вдруг и долго катила по лайде, расплескиваясь пенными кружевами.
Дом. Высокая зеленая трава то опадала, то поднималась вокруг него, ярко пылали, поймав лучи солнца, окна. Он ждал, что вот-вот дверь дома распахнется и выскочит Борис… или нет — Лена выглянет и, размахивая руками, побежит вниз, к океану. Но нет. Не распахнулась дверь, и никто не поспешил на лайду.
— Дом Песца, видите его, да? — сказала Алька. — На острове все почти дома имеют имя, ну те, которые стоят в бухтах: «Дом Ворона», «Дом Песца», «Дом Совы». — Приподнявшись, она зашептала: — Я свои вещи попрятала в ваш рюкзак. Держите винчестер.
Двигатель смолк, сейнер еще немного пробежался по бухте и закачался на зыби. Шлепнув днищем, упала за борт шлюпка, Ваганов, Филинов и Аркаха быстро загрузили ее ящиками, коробками, мешками, и То-лик, спрыгнув в нее, шумно поплевал в ладони. Волк, пошевеливайся, — позвал он, бултыхая веслами в воде.
— Навещу тебя, — ухмыляясь, сказал Аркаха Волкову. — Понял-нет?
— Приходи. Поразомнемся, — пообещал, улыбнувшись, тот.
— Скажи Борису, что вряд ли я смогу ему помочь людьми, — сообщил Волкову, стискивая его ладонь, как клещами, Филинов. — Скажи: нет у Филина людей, нет, хоть ты тресни. Такая, понимаешь, история… А Лене привет, — добавил он. — Ну, марш на берег!
— Мы так и не поговорили насчет пирса, — сказала Анна Петровна. — Ты обещал.
— Я обещал? — Волков удивился. — Ладно, не будем мелочными: готовь бревна и деревянные брусья. И еще скобы. Ну, всего. Ваганов, может, ты что-нибудь сыграешь на прощанье?
— Сыграю-ка я тебе вальс «Командорские волны», — решил Ваганов, вздымая трубу и вбивая в патрубок медный, жарко сияющий мундштук. Опустив глаза, он добавил: — Собственного сочинения.
— Эй, на сейнере! Долго еще? — подал голос Толик. — Волк!
Что ж, пора. Волков пошел к шлюпке, спустился в нее. Бич вдруг, залаяв, прыгнул ему на колени и сразу шмыгнул под банку. «Трум-трум… трам-трам…» — тягуче, меланхолично, очень созвучно всей этой пустынности и мерным взлетам волн, поплыло над бухтой. Алька… Что же она? Аркаха, хмуро глядя из-под челки, сбросил в воду швартовый конец. Ухарски ахнув, Толик сделал первый гребок, шлюпка отвалила от сейнера, и в тот же момент Алька, встав на планшир, скакнула на ее корму. Шлюпка накренилась, Волков вцепился девочке в плечо, а Толик, сделав зверское лицо, яростно зашевелил губами, произнося, видимо, какое-то ужасное проклятие, известное лишь настоящим морякам.
— Алька, а ну вылазь! — крикнула Анна Петровна. — Вот привезу на Большое лежбище, и уж тогда…
— А я только до берега и обратно, — отозвалась девочка и умоляюще зашептала: — Толик, греби быстрее, греби! У меня конфеты есть шоколадные, ты же любишь…
— Кха! Конфеты! — возмущенно выкрикнул Толик. — Возись тут со всякими сопливыми девчонками. Э-э-эх!
Тем не менее он гребанул что было силы. Видимо, по его замыслу шлюпка должна была стрелой ринуться от судна, однако что-то не получилось — одно весло отчего-то глубоко погрузилось в воду, а другое, скребанув поверхность океана, чуть не выскочило из уключины. Волков стряхнул с лица капли, а уши бородатого мальчика стали такими пылающими, что каждое из них могло бы заменить красный ходовой огонь левого борта у любого судна. Нахмурившись, Толик внимательно осмотрел провинившееся весло и пожал плечами: с таким видом футболист изучает свою бутсу после неудачного удара по воротам.
Смущенно проворчав что-то насчет «чертовых» волн, Толик снова завел весла. Гребок получился отличный, и уши Толика, поблекнув, приняли нормальный цвет. «Трум-трум… пам-пам», — слабея, доносился звук трубы. Прислушавшись, Волков подумал, что это, пожалуй, не «Командорские», а самые обыкновенные «Дунайские волны»: обкрадывает Ваганов помаленьку классиков.
А зыбь-то, ого! Шлюпка провалилась между двумя подвижными зелеными холмами воды, и все исчезло из глаз: берег, сейнер… Водяной овраг — и опять взлет… Волков поглядел вперед, на берег. Камни, песочек… Чуть левее от курса шлюпки, как обломанный коричневый зуб, торчала скала, а справа, укутанный в мылкую пену, то скрывался под водой, то высовывал свою гладкую, облизанную водой спинищу риф… «Однако тут очень осторожно нужно пробираться, — с беспокойством подумал Волков, — внимательно следует грести».
— Не устал? — равнодушным голосом спросил он. — Хочешь, могу погрести. А ты почитай пока.
Толик покосился на книгу, лежащую в шлюпке, но, не удостоив его ответом, хмыкнул только. На лбу поблескивали капли пота, нижняя губа была закушена. Поглядывая на риф, Толик рывками, размеренно и сильно греб, и Волкову было приятно видеть, как хорошо это получалось. Ишь какое железное спокойствие. Ясно, что не раз и не два выбирался он на берег и вот в такой же накат на своей шлюпчонке. «Жаль, что нам не придется поработать вместе на одном судне», — подумал Волков, всегда с уважением относящийся к настоящим морякам. А гром наката усиливался. Скала… Риф… Волны, как в ворота, вкатывались между ними. Ну, Толик, еще гребок!..
Шлюпка наконец-то проскочила опасное место, Толик облегченно вздохнул и, поглядывая на волны, стал грести совсем медленно. «Самой малой волны ждет, чтобы с ней и выскочить на берег, — подумал Волков. — Умен, шкет! Говорят, что самый большой вал — это девятый, а уж за ним идет самый слабый. Это верно: в движении волн к берегу есть определенная закономерность в их высоте и силе, но не обязательно самая большая волна — девятая. Может быть, восьмая или шестая… Итак, за самой большой волной идет, как известно, самая малая…»