Операция «Дозор» - Егоров Николай Матвеевич. Страница 16

Олег Забрускин замахнулся воображаемым топором:

— И срубили бы тебя, бессловесного, под корень!

Санька сделал вид, что не замечает насмешки, и повалился, как подрубленное дерево, — надо было довести игру до конца и выйти из нее.

Поступать, как Санька Багров поступает, Пантелей не мог — не тот у него характер. Но и смотреть на все это представление сил не было. И злился он на Саньку, на себя и даже на Капу. «Ну вас всех! — подумал он, и себя в виду имея. — Есть же дела поважнее!»

Пантелей отшвырнул хлыстик, которым сбивал верхушки ржавых колючек, и тихо пошел по боковой тропинке. Крадучись ступал он, чтоб не скатить с тропинки камешка, не качнуть ветки, не подмять ростка на пути. Продвигался, как следопыт, как отважный и расчетливый разведчик.

Огорчения и вправду скоро рассеялись, точно и не было их. Все заслонил собою лес. Лес — это не просто деревья, зверье, птицы, лес — это одно большое и мудрое существо. Лес тоже что-то чувствует, о чем-то размышляет. И если долго побыть с ним, то начнешь, понимать его, а он станет доверять тебе и расскажет, куда и почему бегут тропинки, отчего озабоченно молчат мшистые валуны, отчего хороводятся молодые сосенки, отчего позаброшенно жмется среди соседей можжевельник, отчего просторно стоит кряжистый, весь в наростах и дуплах древний дуб.

Этот лес свой. Он знает своих. А если подойдет к нему чужак, то камни и деревья сдвинутся перед ним, тропинки, причудливо пересекаясь, собьют его с пути. А если по следу чужака пойдут наши, то камни и деревья расступятся, тропинки выпрямятся стрелой и выведут наших наперерез чужаку…

— Дети, не удаляйтесь, чтоб я вас видела!.. Дети!..

Это Орионовна. Она выбрала бугорок на сравнительно открытом месте, устроилась там — не собирается дальше идти и предупреждает, чтоб не разбегались.

Девчонки бродили поблизости, а мальчишки бегали в поисках необычного. Бастик Дзяк наткнулся на плоский стоящий торчмя валун, скрылся за ним, как за щитом, выставил большой сук:

— Пацаны! Я с пулеметом залег, я пдикдываю наших! Атакуйте меня!!!

Санька и Олег бросились в атаку. Бастик строчил, кричал, что умрет, но не сдастся. А когда Санька и Олег подошли близко, он потребовал, чтобы они спрятались от шквального огня. Они тоже залегли и, вскидываясь на миг, метали в пулеметчика шишки. Бастик не жаловался — в бою, как в бою!

Получив приказ на отход, Бастик переменил позицию, а Санька с Олегом разошлись в стороны — решили окружить пулеметчика с флангов. Команды подавались в полный голос, и в лесу шум стоял, точно не тройка мальчишек, а три роты сражаются…

Шестой отряд продвигался параллельным курсом, и вожатые, Валерий Васильевич и Валерия Васильевна, оказались рядом. Сколько говорят, а никак не наговорятся. Откуда у них слова берутся?

Пантелей вырабатывал неслышный шаг и развивал свою наблюдательность. Пройдет метров пять, остановится, обшарит взором деревья и камни: кто и когда мог сломать ветку? откуда и почему, скатился на тропу этот обломок песчаника? чья шерстинка застряла в растрескавшейся коре?

Тренируясь, Пантелей не забывал маскироваться. Внешне он представлялся этаким рассеянным курортником, который разглядывает все и ничего. Это делалось для Мити, который прилип-таки к Пантелею и перебирал тропинки: то чуть вперед уходил, то чуть, отставал. Бывало, возвращался к валуну, что незаметнее, к дереву, что повиднее: запоминает их, что ли? Для своей тайны старается или стремится проникнуть в мою тайну? А чего бы он так часто с вопросами приставал: «Эта тропа так и идет все вверх и вверх? А дорогу на хутор она пересечет? А к заставе не свернет? К электролинии вывести может?». Только ли местность изучает? Да, местность он изучает основательно, но и не менее основательно выведывает мой замысел. Значит, надо отвечать ему и дальше прикидываться, что значения этим вопросам и ответам не придаешь. Просто гуляешь, просто любуешься лесом и ни до чего больше дела у тебя нет.

Митя хотел сориентироваться, и Пантелей помогал ему, показывая, где север, а где юг, где запад, а где восток. И крутясь вокруг своей оси, засек Олега. Тот перебежал от дерева к дереву, притаился за стволом. Потрогал кору, закинул голову, уставился на листву, чуть ли не пересчитал ее — артист!

Пантелей не стал уличать его, даже не подал виду, что обнаружил слежку. Смотри, мол, смотри — много ли увидишь?

Исключительно бдителен был и Митя — ни разу бумажку не достал, ни штришка не нанес. На память надеется. Высмотрит, что надо, а позже, когда останется один, дополнит свою карту.

А Олег думает, что Пантелей и Митя вправду заодно. Пусть думает!

Они разом наткнулись на каменную преграду. Она пролегла по некрутому склону, поперек тропинок. Не разберешь сходу: выперла ли из земли складка, сложил ли кто теперь уже полуразрушенную стену? Камни почернели, местами заросли травой и даже молодыми деревцами.

Пантелей взобрался на преграду. За нею был круглый провал с выходами камня, а за провалом еще одна преграда, наискосок к первой.

Мальчишки, как сигнал получили, сбежались, усеяли стену, загалдели: откуда она взялась? для чего ее возвели? Каждый свою историю верной считает.

Митя о Митричах вспомнил:

— Против Митричей поставили эту баррикаду. Солдаты ее сделали по приказу Лупана. Если подальше в лес зайти, можно на Кристинину погибель выйти и на место, где дом Лупана стоял…

— Не, — замотал головой Санька. — Во время гражданской войны здесь был лагерь красных партизан. Отсюда они по белым саданули так, что те за море ускакали…

— А между тем, — заговорил Валерий Васильевич, который тоже сюда поспел, — белые за море не отсюда бежали, а километров на пятьдесят южнее… Все это фашисты нагородили. Они тут сидели и от страха дрожали — десанта опасались. Пушек и минометов навезли, блиндажи вырыли.

— Да не помогло, — гордо поддержала Валерия Васильевна Валерия Васильевича, будто это он десант высадил и долбанул фашистов. — На рассвете подошли катера. Морская пехота — в воду! Холода стояли — лед на камнях. Но пехота прошла по ним и — в лес! Все разметала: каменные преграды, лесные завалы, пушки и пулеметы…

— Вот бы найти стадое одужие или хотя бы гильзы! — Бастик стал заглядывать в щели между камнями, раздвигать кусты крапивы.

— Не найдешь, Бастик! — остановил Санька. — Здесь столько лет лагеря, здесь столько пацанов побывало, а до этого трофейщики и саперы лес прочесали…

— После пацанов не найдешь, — согласился Бастик. — Давайте тогда штудм устдоим. — Мы — десантники! Наступаем и побеждаем!

Мальчишки согласились, не задумываясь. Валерий Васильевич слова сказать не успел — послышался голос Орионовны:

— Возвращаемся в лагерь. Время обедать!

8

Лионела Карповна обидела пятый отряд. Может, она этого не хотела, но так получилось. Обидела сразу целый отряд — всех его пионеров, и даже воспитательницу с вожатым. Лионела Карповна послушала отрядных певцов и чтецов, посмотрела отрядных танцоров и заявила, что в пятом отряде талантов нет. Так прямо и сказала и ни одного номера не взяла для дружинного концерта. Даже сценку «Спортсмен и Хулиган», которую разыграли Митя Янцевич и Пантелей Кондрашин, забраковала, заметив, что это старо и э-ле-мен-тарно!

Орионовне было так горько наблюдать, как развенчивают и унижают отряд, что она, не переставая, улыбалась массовичке-культурнице и на прощание сказала ей спасибо! И извинилась за то, что отряд оторвал у массовички драгоценное время.

Ребята приуныли. Положение представлялось безвыходным — не пойдешь же к начальнику лагеря жаловаться и доказывать, что в отряде — сплошь гении! Раз нет талантов, так нет. И не суйся на сцену. Любуйся другими, аплодируй другим, которые покажут ца концерте то, на что они способны и на что не способен пятый отряд…

Все тихо сидели на отрядном месте — переживали обиду. Орионовна то открывала, то закрывала тетрадку — там у нее было записано, что и когда делать. В том числе и репетиции к концерту, которые теперь никому не нужны. Появилось свободное время, но, что с ним делать, сходу не придумаешь, в состоянии обиды — тем более.