Пропавшие в Стране Страха - Слаповский Алексей Иванович. Страница 27

Вика подвела его замедленная реакция. То есть вообще-то реакция у него быстрая, когда речь идет о решении задач, тестов и т. п., но в таких вот ситуациях он слегка теряется. Он привык жить по законам логики, но в жизни эти законы не всегда работают. Какая такая логика в словах Петьки, какие у него основания наезжать на Вика? Никаких, он явно просто дразнит, говорит наугад. Но выглядит это так, будто он прав – уже потому, что Вик молчит, а не отвечает мгновенно, как положено в подобных случаях. Вроде того: «Отвали!» Или: «Молчи, дурак!» Или еще что-нибудь в этом духе. Но Вик так отвечать не умел. К тому же его поразило, что Петька, в сущности, угадал, Вик действительно напал не от смелости, а от страха.

И вот он собирался с мыслями, чтобы как-то оправдаться. Это была короткая пауза, очень короткая, всего несколько секунд, но Петька воспользовался. Не дав Вику и рта раскрыть, он закричал:

– Ага, молчит! Соглашается!

– Я… – хотел наконец возразить Вик.

– Всё ясно! – кричал Петька. – Смотрите, он даже покраснел!

И удивительное дело: Вик, который до этого и не собирался краснеть (ему, как человеку выдержанному, это вообще было несвойственно), вдруг, в самом деле, почувствовал, что щеки его начинают понемногу горячеть, словно их припекло солнцем.

– Пусть идет к страбытам своим, нечего ему тут делать! – не унимался Петька. – Кто за?

И вытянул руку.

Неизвестно, почему он самого начала невзлюбил Вика. Вику это было обидно, но не так, чтобы смертельно. Отец в таких случаях говорит: я не доллар, чтобы всем нравиться. Но и другие смотрят на Вика с насмешкой или враждебно. И поднимают руки один за другим. Почему?

У каждого были свои причины. Пашка и Сашка подняли потому, что руководствовались своим чистым страбынетством, боязнью оказаться не такими, как все. Они видели, что все готовы поддержать Петьку, поэтому и поторопились сделать это первыми.

Шустрик, обиженный на Ника, хотел, чтоб и Вик проваливал туда, где находится его брат-предатель. И тоже поднял руку.

Васька поднял руку потому, что не верил Вику.

Димка с одной стороны, как послушнофоб, боялся оказаться послушным воле большинства, с другой, как бохопос, то есть боящийся хороших поступков, он почуял, что в инициативе Петьки есть что-то не очень хорошее. Значит, к ней надо присоединиться.

Танька, увидев, что почти все подняли руку, тоже подняла – а что еще делать ей, самофобке, ориентирующейся не на свое мнение, а на общее?

Эдька тоже поднял руку с видом воспитателя в детском саду, вокруг которого гомонят карапузы, требуя пойти гулять, а он свысока соглашается – ладно, дескать, пойдем. Я и сам не прочь прогуляться. То, что речь идет о прогулке другого человека, его не смущало.

Осталась одна Анька.

– Ты что, против? – спросил Петька.

– Да, я против, – спокойно сказала Анька. – Потому что ты, Петька, наезжаешь зря. Ты видел, как это было?

– Да я и так знаю! – закричал Петька, привыкший брать горлом и уверенностью или, справедливее сказать, наглостью. Но не на таковскую напал, Аньку этим не смутишь.

– Я спрашиваю, ты видел? – повторила она.

– А я говорю…

Но Анька не дала ему продолжить. Повысив голос, она звонко объявила:

– А Петька в памперсах ходит! Я не видела, но знаю!

– Ты что, с ума сошла? – Петька выкатил глаза и даже опустил руку. – Врет она, дура!

– Я вру? А почему ты покраснел, а? Почему покраснел?

Петька, сам применявший такие провокационные методы в спорах, растерялся, когда этот метод применили к нему.

– Ничего я не покраснел! – закричал он, но было поздно.

Петька действительно покраснел.

Это всех страшно рассмешило. Смех перешел в повальный хохот. А хохотать с поднятой рукой было трудно, поэтому руки опустили, хватаясь ими за животы.

– Гады! Сволочи! – со слезами на глазах вскрикивал Петька. – Нате, смотрите!

И он спустил штаны, показывая, что никаких памперсов нет, а есть нормальные и обычные трусы.

Страбынетов это окончательно развеселило, они упали и катались по траве, изнемогая от хохота.

Вик не выдержал и тоже засмеялся. А потом захохотал. А потом тоже начал валяться по траве. Ему приятно было ощущать свое единство с этой буйно веселящейся компанией, чувствовать себя своим.

Понемногу страбынеты успокаивались. Петька натянул штаны, отошел в сторону и надулся, что-то бормоча.

Вик, улыбаясь, посмотрел на Аньку, ожидая увидеть ответную улыбку.

Но Анька не улыбалась. Несмотря на то, что она оказалась победительницей, Анька не хохотала и даже не смеялась, она смотрела на страбынетов со странной гримасой, выражающей чуть ли не презрение.

А Эдька меж тем расценил победу Аньки как свое поражение. И сказал:

– Ладно, посмеялись и хватит. Голосование состоялось. Тебе пора к братику, мальчик.

Это было неожиданно. Только что Вик стал своим и думал, что возвращения к теме уже не будет. И вот – опять. Он с надеждой посмотрел на Аньку. Но та молчала, и лицо ее было холодным и чужим. Неужели и она теперь за его уход? Почему?

И тут Вику в голову пришла спасительная мысль.

– Могу и уйти, – сказал он. – Я вообще-то хотел вместе с вами одно задание выполнить. Доктор Страхов мне кое-что рассказал…

Продолжать он не стал, надеясь, что заинтересуются.

И расчет оказался правильным.

Все заинтересовались. И Васька тоже. При этом Васька заранее не верил тому, что скажет Вик, но надо ведь узнать, чему не верить! Поэтому он спросил:

– Ну, чего он там такого рассказал?

– Про свою дочь. Которую надо найти. И кто найдет, тех отпустят.

– Очень надо! Нам и тут хорошо! – выкрикнул Шустрик.

– Вот именно, – подтвердил Эдька. – А если мы и найдем, то просто так. Из спортивного интереса. Давай выкладывай.

И Вик выложил.

Он вкратце рассказал историю доктора Страхова и БГ, которая, как выяснилось, была страбынетам известна в другом виде, они знали только, что Страхов тайно противодействует БГ. Рассказал об Ине, содержащейся где-то тут в заключении. Добавил от себя, что, возможно, над нею издеваются.

– Гады! – сочувственно сказал Шустрик.

– Да врет он все! – охладил его Васька.

Однако страбынеты склонны были принять рассказ Вика за правду – уже потому, что возникала перспектива приключения, связанного, возможно, с интересными опасностями.

Правда, Танька высказала сомнение:

– Тут охрана везде. Они и пристрелить могут.

– Всех не перестреляют! – заявил Петька, готовый хоть сейчас под пули, лишь бы все забыли его позор с выдуманными памперсами.

Страбынеты не могли допустить, чтобы кто-то в их среде оказался смелее остальных.

– Пусть стреляют! Ерунда! Мы незаметно! – закричали они.

И посыпались предложения, где и как начать поиски.

– Скорее всего, она где-то в лабиринте за водяной пещерой, – сказал Эдька.

– Почему?

– Потому что там труднее всего пройти. А охраны нет. БГ не дурак, он понимает, что, если кто будет искать дочь Страхова, он начнет искать там, где есть охрана. Поэтому прячет там, где охраны нет.

– Очень может быть, – согласилась Анька.

– Решено, начнем с водяной пещеры! – подвел черту Эдька, чувствуя себя опять взрослым и прощая за это всех, включая Вика.

Вик некоторое время был почти счастлив. Его слушали, его задание оценили, оно стало общим, он полноправный член команды… Но какой-то осадок на душе оставался. С чего бы? Подумав, Вик понял с чего: Страхов все-таки доверил свою тайну только им с Ником. А он, получается, разболтал. Для того, чтобы утвердиться.

Но я ведь зараженный, оправдал себя Вик. Во мне сидит инъекция. Инъекция трусости. А трусость и болтливость – родные сестры, вспомнил он вычитанную где-то мудрость. Трус боится не понравиться, поэтому часто разговорчив не к месту – чтобы понравиться.

Вик отмахнулся от этих мыслей, мешающих его радости.

Улучив момент, он подошел к Аньке и сказал:

– Здорово, что все хотят помочь, правда?