Неизвестное путешествие Синдбада - Волознев Игорь Валентинович. Страница 5

Но даже могучей птице Рухх оказалась не под силу такая ноша, как гигантский осьминог. Пролетая над островом, она не смогла удержать его и осьминог рухнул, накрыв своим туловищем целый город. Мудрецы без чувств лежали на скале и некому было читать заклинание, чтобы вновь направить птицу Рухх на бой с гигантом. Освободившаяся от навеянных на нее чар, она громко вскрикнула и, расправив изрядно побитые в борьбе с морским чудовищем крылья, унеслась прочь, тотчас забыв о своем противнике. Но главное она сделала.

Поклеванный и израненный, осьминог уже не мог добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Он лежал, распластавшись посреди острова, вздрагивая всем своим чудовищным телом, и щупальцы его в предсмертной судороге извивались и крушили все, что им подворачивалось. Два близлежащих города были полностью снесены его мощными конечностями. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда присоски бились об землю.

Царь острова направил против издыхающего осьминога всю свою армию. Тучи стрел засыпали чудовище, затем к нему подтащили катапульты и баллисты, стреляющие заостренными камнями и копьями, вытесанными из цельных кедровых стволов, и три дня и три ночи беспрерывно метали их в кровожадную тварь. Осьминог ревел и бился, пытался ползти, но упорство, с каким жители острова осаждали его, принесло наконец плоды: щупальцы поникли, обессиленные. Гигантская туша затихла и лишь поводила громадными, как купола мечетей, выпученными глазами, время от времени испуская надсадный, полный предсмертной муки рев.

Тогда царь бросил в атаку конницу. Тысячи всадников ринулись на полумертвое чудовище, пронзая мечами его щупальцы, взбираясь на его тушу и вспарывая ее копьями. К раздутому брюху осьминога на огромной телеге, запряженной пятьюдесятью мулами, подвезли громадный стальной тесак и, раскачав его на крепких канатах, с размаху вонзили чудовищу в живот. И тотчас черная кровь хлынула таким могучим, потоком, что почти вся армия островного царя захлебнулась и погибла в этой страшной реке. Кровь, изошедшая из осьминога, устремилась в низину, снесла по пути четыре города и вырвала с корнями целый лес, пока не влилась в глубокий залив, на долгие года сделав его воды черными и убив в них все живое.

Когда осьминог окончательно издох и земля вокруг него подсохла, царские слуги проникли в его распоротый живот. Тут среди множества останков морских тварей гнили остовы торговых судов и рыбацких лодок, кости людей мешались с обломками кораблей и заплесневелыми бочками; проникнув в трюмы, люди царя нашли в них сундуки с золотом и драгоценностями, а в одеждах погибших купцов — множество кошельков, набитых монетами и бриллиантами. Царь потирал руки от удовольствия: доставшаяся ему добыча с лихвой окупила все разрушения, которые осьминог нанес его стране.

Желудок чудовища представлял собой громадную клоаку, наполненную зловонием и скользкими, топкими останками, в которые при одном неверном шаге можно было погрузиться, как в болотную трясину, и сгинуть навсегда. Люди, направленные сюда искать сокровища, передвигались с большой осторожностью, обвязавшись веревками, держа фонари и ощупывая дорогу палками. Все что-нибудь ценное, попадавшееся им на пути, они складывали в мешки.

Царский конюх, шедший последним в связке, неожиданно поскользнулся и наверняка потонул бы в отвратительной мешанине полупереваренных останков, если бы не веревка, которой он был привязан к своим спутникам. Барахтаясь впотьмах и стараясь за что-нибудь ухватиться, он неожиданно нащупал среди тухнущих, проглоченных живьем рыб какой-то сосуд, быстро выдернул его и, радуясь добыче, спрятал не в мешок, оттягивавший ему плечи, а себе за пазуху. Подбежавшие люди помогли ему выбраться и отряд продолжал движение по необъятному осьминожьему желудку.

Вернувшись в тот день домой, конюх заперся в дальней комнате своего дома и внимательно осмотрел находку. Сосуд был небольшим, но довольно увесистым, и конюх решил, что он набит золотом. Дрожащими от нетерпения руками он откупорил его, и каково же было его изумление, когда из горлышка вылез маленький человечек с всклокоченной черной бородой, в полосатом халате и красных сафьяновых туфлях с загнутыми кверху носками.

— Ты колдун? — в страхе спросил конюх и на всякий случай отошел от стола, на котором лежал сосуд.

Синдбад, ошеломленный неожиданным освобождением, с неменьшим страхом смотрел на громадного великана, каким казался ему конюх. За долгие дни своего заточения Синдбад свыкся со своим ростом, и в первые минуты после освобождения ему и в голову не могло прийти, что великан, разглядывавший его с изумлением и страхом, нисколько не выше его, прежнего. Синдбад опустился на колени и первым делом вознес благодарственную молитву Аллаху. А поскольку он не понимал языка, на котором обратился к нему конюх, то он попробовал заговорить с ним, помимо арабского, еще и на персидском и на турецком. Но по лицу великана было видно, что он ни слова не понимает.

Конюх, видя, что опасность ему не грозит и человечек, говорящий на каком-то непонятном языке, довольно безобиден, начал думать о том, как ему поступить с такой неожиданной находкой. Оставить его в доме было опасно, потому что слух о человечке наверняка дойдет до ушей царя и придется признаться, что человечек находился в кувшине, который конюх обнаружил в желудке осьминога и утаил от государя. Зная грозный нрав своего властелина, конюх понимал, что в этом случае не сносить ему головы.

«Нужно избавиться от человечка, — подумал конюх. — Утоплю-ка я его в море, а золотой сосуд разрежу на кусочки и продам знакомому ювелиру, чтоб никто ничего не заподозрил». И он сгреб Синдбада в кулак и отправился на обрывистый берег, который находился неподалеку от его дома.

Была ночь, на море было ветрено и большие волны с тяжелым грохотом набегали на прибрежные скалы.

«Надвигается буря, — сказал себе конюх, — человечку на за что не выжить в волнах. Бог простит меня за прегрешение, но собственная голова дороже…» И он размахнулся и швырнул несчастного Синдбада далеко в морскую пучину.

Синдбад пришел в ужас и горько раскаялся в своем желании покинуть теплый и уютный сосуд; он попал из огня да в полымя, теперь-то ему уж точно не уйти от смерти. Он поплыл, борясь с волнами, которые казались маленькому Синдбаду гигантскими. Он бы ни за что не доплыл до берега, если бы ему не подвернулась какая-то щепка, которая показалась Синдбаду большой доской; он вцепился в нее обеими руками, лег на нее, прижавшись всем телом, и, закрыв глаза, отдал себя на милость Аллаха.

Провидение жестоко испытывало его. Избавив от заточения в сосуде и ниспослав ему луч надежды, судьба вновь грозила ему гибелью, словно дразня его. Щепку, за которую хватался Синдбад, волны вынесли на берег, но едва несчастный перевел дух, как на него набросилась свора бродячих собак, бегавших по берегу в поисках выброшенной волнами рыбы. Синдбад закричал в смертельном ужасе, увидев над собой громадную оскаленную пасть. Но не успел голодный вожак стаи разорвать его своими клыками, как небольшая невзрачная собачонка стремглав подхватила Синдбада и, держа его в зубах, пустилась прочь. Вожак взревел, разгневанный тем, что верную добычу унесли из-под самого его носа, и ринулся вслед за собачонкой. Вместе с вожаком помчалась вся его изголодавшаяся стая. Синдбад, зажатый острыми зубами, от ужаса не мог даже стонать. Ветер свистел в его ушах, собачий лай казался ему раскатами грома.

«О Аллах, — в отчаянии помыслил он. — На этот раз я погиб окончательно…»

Собачонка, улепетывая от стаи, несла его в зубах довольно осторожно, Синдбад мог даже поворачиваться между ее зубами, но каждая его попытка высвободиться приводила лишь к тому, что зубы собачонки сжимались еще крепче. В конце концов, стиснутый зубами, Синдбад оставил попытки вырваться, закрыл глаза и, творя молитвы, смиренно начал ждать смерти. Лай преследователей с каждой минутой приближался, вскоре псы настигли беглянку, вожак вцепился зубами ей в шею, та вынуждена была выпустить из пасти добычу и коротышка Синдбад кубарем покатился по земле. И тут вдруг раздался громкий крик, брошенная суковатая палка угодила прямо в клубок сцепившихся собак. Какой-то человек отогнал псов от собачонки, унесшей Синдбада, подошел к ней и погладил ее по загривку. Голодные псы, огрызаясь, ходили поодаль, но к человеку с палкой и его собаке приблизиться не смели.