Сними панцирь! - Журавлева Зоя Евгеньевна. Страница 15
СПОЁМ-КА НАШУ ЛЮБИМУЮ!
Мы уже едем. Арина мне дышит в плечо. Мы с ней в кабине сидим. Рядом с нами Боря шевелит рулём и поёт:
Он всё время одно и то же поёт. Это Боре помогает машину вести. Мы с Ариной тоже поём, мы уже выучили. Мы теперь все вместе поём:
Дядя Володя нам сзади стучит по кабине, кричит Боре:
— Это какая федра? Это которая эфедра, что ли?
Эфедру мы знаем с Ариной. Это куст. Зачем мы про куст будем петь? Мы свою песню поём, совсем другую:
Вот мы как поём.
Очень хорошо в кабине. Бензином пахнет. Прямо нечем дышать, так пахнет. Мы бензином дышим, мне нравится. Сиденье под нами блестит. Чёрное такое! Я потрогал чуть-чуть и пальцы обжёг. Арина спиной прислонилась и тоже немножко обожглась. Горячее всё. Я локоть в окно выставил, там ветер. Он мимо нас летит. Тоже горячий.
— Уже мотор греется, — говорит Боря. — Будь проклят тот час, когда я сел за руль этой керосинки!
А сам смеётся. Это он просто так говорит. Шутит так со своей машиной. Если свою машину любишь, можно, конечно, с ней пошутить. Машина не обидится, она знает, что Боря её любит. Он бы ещё больше её любил, если бы у него были к этой машине запчасти. Боря бы тогда сделал из своей машины конфетку. А запчастей нет, на саксаулах они не растут. Но Боре всё равно нравится быть шофёром. Он ещё маленький мечтал стать шофёром. И стал.
— И тебя потом научу, — говорит мне Боря.
— А меня? — говорит Арина.
— Всех научу! Я добрый. Мне только эти капли мешают. Аринка, вытри мне чем-нибудь.
У Бори на лбу, оказывается, капли. Эти капли мешают ему смотреть на приборы, они льются. А перед Борей столько приборов, глаза разбегаются. Часы например, перед ним вделаны прямо в кабину. Боря по этим часам как раз машину ведёт.
Арина платок взяла и трёт Боре лоб.
А капли опять лезут. И на щеках тоже. На подбородке.
Я смотрю — у меня капли прямо из ладони ползут.
— Не замёрзнете? — смеётся Боря.
— Нет, — говорит Арина. — У меня кофта есть. Дать?
— Носи сама на здоровье!
Тут нам опять застучали в кабину.
— Пить хотите? — кричит папа.
Оказывается, они там, в кузове, пьют. А мы тут мучаемся в кабине. Боря сразу остановился.
Папа нам резиновый шланг даёт.
— Сосите, — говорит.
Этот шланг прямо из бочки с водой идёт. Из него надо пить. Я в рот его осторожно взял. А шланг тёплый. Резиновый. Воды никакой в нём нет. Невкусный вообще-то.
— Тяни в себя, — говорит Боря.
Я потянул немножко. Всё-равно воды нет.
— Сильнее тяни! — кричит папа.
Я зубами как этот шланг зажму. Как из него вдохну. Сразу подавился. Резиновым воздухом. А воды всё нет.
— Дай-ка мне, — говорит Боря.
Губами взял и сразу у него в шланге забулькало. Уже пьёт. Даже глотает. Мы с Ариной смотрим, как Боря пьёт, и тоже вроде глотаем. Но нам глотать нечего. Только пить ещё больше хочется.
— Недотёпы, — говорит папа. — Сейчас я вам сделаю напор.
Он бочку в кузове наклонил, и вода из шланга сама пошла. Мы с Ариной рот подставляем, по очереди. Какой нам папа сделал вкусный напор! Я такой воды никогда не пил. Это такая вода. Тёплая. Сладкая. Длинная. Я бы её всю жизнь пил. Никогда бы ничего другого не пил. Ни компот. Ни какао. Даже верблюжье молоко бы не пил. Только эту воду!
Мы с Ариной пьём, пьём…
— Хватит, — говорит папа. — Много нельзя.
И шланг к себе в кузов убрал. Я ещё ничуть не напился, а папа убрал. Вдруг чувствую — я уже пить не хочу. Ни пить, ни есть. Мне так легко вдруг! Я только дальше ехать хочу. Такая это вода!
Мы сразу поехали.
Я в окно смотрю, даже высунулся. Арина мне дышит в плечо. Мы по нашей пустыне едем. Как у нас красиво! Черепахи навстречу ползут. Блестят их чистые панцири. Боря черепах объезжает. Пускай ползут. Толстый суслик выскочил и перед машиной бежит. Машет своим толстым хвостом. Боря ему сигналит. Суслик в норку нырнул, нет его. Змея-стрелка на саксауле висит. Тонкая, как поясок. Зацепилась хвостом за ветку и смотрит. Она даже не ядовитая, пусть висит. Возле своих норок усатые мышки-песчанки стоят на задних ногах. И свистят. Они друг другу свистят, что погода хорошая, травы ещё много, вон машина едет…
Это мы едем. Я, Арина, мой папа, дядя Володя, дядя Мурад, тётя Надя и шофёр Боря.
А вокруг наша пустыня. Она сейчас цветёт. Красные маки лезут нам под колёса. Лопух-ревень звенит оранжевыми серёжками. Розово вьются вьюнки. Ирисы торчат из песка жёстко и прямо. Как фиолетовые копья.
Бух! Бух! Бух! — стучат нам по кабине.
— Варан! — кричит папа.
И прыгает вниз, Боря ещё даже затормозить не успел. Папа уже бежит. Он вон какой! Сильный и ловкий мой папа. Дяде Володе его нипочём не догнать, он сзади бежит.
Мы с Ариной тоже выскакиваем.
— Где? — кричим мы.
— Кто? — спрашивает тётя Надя. Она из кузова прыгнуть не может. Привычки у неё нет, она так пока слезла.
— Вон! Вон! — кричит Боря.
Я и сам вижу. Папа за вараном бежит. Он его почти догнал. Варан обернулся и бьёт хвостом. Но папа его уже схватил. За хвост. И обратно к машине бежит. Уже с вараном.
— Крокодил… — удивляется тётя Надя.
— Крокодил в Ниле живёт, — объясняет Арина. — А это варан. Он у нас в пустыне живёт. Просто такая ящерица.
— Разве такие ящерицы бывают? — опять удивляется тётя Надя. — Он же громадный.
— Средний, — говорит папа. — Метра полтора, не больше.
Папа держит варана, и варан, конечно, сердится. Хочет папу ударить хвостом. Но папа крепко его держит! Тогда варан разевает пасть. Хочет папу своим языком испугать. Язык у варана длинный, узкий, раздвоенный на конце. Змеиный какой-то язык. Но папа всё равно не боится. Смеётся:
— Нервный какой варанчик попался!
— Молодой ещё, — говорит дядя Володя.
Конечно, этот варан молодой. Если бы старый, он бы весь тусклый был, я знаю. А этот вон какой яркий. Жёлтый. Оранжевые полосы так и блестят на спине. И глаза сердитые. Он бы папу сейчас прямо съел. Но папа его крепко держит.
— Не ядовитый? — говорит тётя Надя.
— Самую малость, — говорит папа. — Для человека не опасно. А вот разодрать руку до кости, это пожалуйста. Бульдожья хватка.
— Кусал? — говорит тётя Надя.
— Меня и муравьи кусали!
— На надувную игрушку похож, — говорит тётя Надя. — Только больно велик. Кто-то его дул-дул, так до конца и не надул. Сил не хватило у кого-то.
Это варану совсем не понравилось. Что он на игрушку похож. Он как дёрнется! И от папы выскочил. Но не побежал. Если уж варана поймали, он убегать не будет. Он гордый. Не будет он удирать как какой-нибудь суслик. Он же варан! Полный живот воздуху набрал и как зашипит.
Тётя Надя так за Борю и отскочила. А говорила — игрушка! Мы с Ариной тоже немножко отпрыгнули. Просто от неожиданности.
Но папа уже варана снова поймал.
— Подожди, — говорит. — Куда так торопишься? Ты нам всё-таки сначала скажи, что ты сегодня ел.
Смотрю: дядя Володя флягу несёт. А-а, они дадут варану попить! Молодцы! Пить он, конечно, хочет.
— Хватит? — спрашивает дядя Володя и трясёт флягой.
— С избытком, — говорит папа.
Папа держит варана за голову, а дядя Володя над ним с флягой стоит. Они его уговаривают. Варан никак не хочет рот раскрывать. Думает, наверное: что там, во фляжке? Может, гадость какая-нибудь? Открыл наконец.
— Можно я напою? — говорю я.
— Давай, — говорит папа.
Я из фляжки тихонько лью, а папа живот щупает. Чтобы варан не опился. Сразу много нельзя, папа нам говорил с Ариной. А варан лапы на животе сложил, глаза закрыл и глотает громко. Не поймёшь, нравится ему или нет.