Сними панцирь! - Журавлева Зоя Евгеньевна. Страница 8

— А теперь что? — говорит тётя Надя.

— Теперь суд разберётся, — говорит Марина Ивановна.

Вдруг Вета с метеостанции к нам бежит, кричит на бегу:

— Алексей Никитич, радиограмма!

— Тише! Ну никакого покоя людям! Спят ещё. Какая такая радиограмма?

Вета себе даже рот зажала рукой. Покраснела и говорит тихо:

— Извините, Марина Ивановна. Хорошая радиограмма, из института. Алексея Никитича ВАК утвердил.

Марина Ивановна вдруг села и говорит:

— Слава богу…

Потом ещё говорит:

— А Верочка не дожила…

Это она про мою маму. Достала платок и глаза себе трёт.

Тут Боря из гаража прибежал. Он как раз лежал под машиной, у него ведущая полуось отказала. Боря прямо жизни не рад из-за этой полуоси. Но теперь он, конечно, рад. Ведь папу ВАК утвердил!

Дядя Мурад из лаборатории прибежал. Он собирался сегодня на влажность бурить. Но теперь он не будет бурить.

Разве можно в такой день бурить? Ведь папу ВАК утвердил!

Тётя Наташа все дела бросила. Она гербарий хотела пересмотреть, ей одну травку нужно найти. Никак она эту травку не определит, что за травка. Может, это вообще новый вид? Но тётя Наташа гербарий бросила и говорит:

— Как быстро Лёшу ВАК утвердил!

ВАК папу за месяц утвердил, это неслыханно. Дядю Мурада он, например, мурыжил семь месяцев, все переволновались. А папу за месяц утвердил! Аринину маму ВАК целый год держал. Её даже в Москву вызывали. Но всё-таки обошлось, утвердил. А папу ВАК утвердил за месяц.

— У Лёши работа такая, — сказал дядя Мурад. — Я, когда его диссертацию читала, завидовала хорошей завистью.

Конечно, у папы работа не какая-нибудь. На учёном совете в один голос сказали, что давно не было такой работы. У папы, можно сказать, ДОКТОРСКАЯ диссертация.

Но это всё равно ничего не значит, так Марина Ивановна считает. ВАК вполне мог в этом не разобраться. У ВАКа столько работ! Просто счастье, что ВАК всё-таки разобрался.

Тут дядя Володя пришёл. И папа за ним.

— Что за шум, а драки нету? — говорит.

Я говорю:

— Тебя ВАК утвердил, вот!

— Сорока на хвосте принесла! — смеётся папа.

— Не на хвосте, а радиограмма!

— Поздравляю, Никитич, — говорит дядя Володя. — С тебя причитается.

— Отлично, — говорит папа. — Три кандидата на заповедник — это уже сила. Пусть попробуют вычислительную машину не дать!

Папа мечтает сделать у нас в заповеднике научный центр. Для этого ему нужна вычислительная машина. А то они наблюдают, наблюдают, столько наблюдений — ужас. Как кто в пустыне живёт, кто кого ест. А обрабатывать эти наблюдения просто не успевают, физически. Только вычислительная машина может успеть, она такая. Без машины в наше время нельзя, получаются прямо кустарные выводы, как будто прошлый век.

— Теперь Володе пора защищаться, — говорит тётя Наташа.

— Пока вроде не нападает никто, — говорит дядя Володя.

— Всем сразу нельзя, — смеётся дядя Мурад. — Давка будет.

— А мне и так хорошо, — смеётся дядя Володя. — Как-нибудь потом, в свободное от работы время.

— Потом поздно будет, — говорит тётя Наташа. — Защищаться молодым нужно, пока детей нет.

— Мы, наверное, Надежду Георгиевну совсем уморили своими специальными разговорами, — говорит папа.

— Что вы? Наоборот!

Мы тётю Надю нисколько не уморили. Она всегда мечтала встретить цельных людей. На Севере она их, правда, встречала. И вот сейчас опять встретила, на Юге. Ей, наоборот, приятно.

— А мне как в голову вступило, — говорит Марина Ивановна. — Я всё думаю, какой умный этот ВАК.

— О-о! — говорит папа. — Он такой, он прямо умнющий…

— Пап, — говорю я. — А почему я его не помню? Меня, что ли, не было?

— Когда? — говорит папа.

— Когда он к нам приезжал, — говорю я. — Он ведь к нам приезжал?

— Кто?

— ВАК!

Дядя Володя даже подпрыгнул и ноги выше скамейки задрал, так ему смешно стало. Один дядя Мурад не смеётся. Он улыбнулся тихонько — и всё, потому что он деликатный. Чего тут смешного?

Папа на руки меня подхватил и щекочет щекой.

— Значит, ВАК, — щекочет, — приезжал?

— Ага, — говорю я. И сам щекочусь о папину щёку.

— И ты его забыл? — говорит папа.

— Ага, — говорю я.

— Он обидится, — говорит папа. — Если он узнает, он ужасно обидится.

— А как он узнает?

— А мы вот ему напишем…

Потом папа меня на скамейку поставил и говорит:

— ВАК, крокодил, — это он мне говорит, — это такая комиссия, в ней не один человек, а много, один другого учёней. Они все сидят в Москве, очки на носу…

— У всех? — смеюсь я.

— У всех до одного, — смеётся папа. — Они сидят и читают наши диссертации. Если им диссертация не понравится — всё, другую пиши.

— А твоя им понравилась?

— Выходит, — смеётся папа.

— Какой умный этот ВАК, — говорю я.

А НА ВЕРБЛЮЖЬЕМ МОЛОКЕ МОЖНО?

Говорили, что не будут сегодня работать, а все работают. Только мы не работаем: я, Арина и тётя Надя. Толстый Витя тоже не работает. Он бегает за Ариной и просит:

— Слепи ещё танк!

Арина ему один танк слепила. С пушкой. Витя играл, играл и незаметно этот танк съел. Вместе с пушкой. Теперь ещё просит.

Арина больше не хочет ему лепить. Ей уже надоели танки, честное слово.

Витя подумал и говорит:

— Тогда слепи вертолёт…

Арина вертолёт не может слепить. Она близко к вертолёту не подходила, не знает, как его лепить. Вот вертолёт прилетит, Арина тогда и слепит.

Но Витя не хочет ждать, когда вертолёт прилетит. Ему нужно сейчас. Пускай Арина какой-нибудь слепит, без крыльев.

— Я тебе из Москвы пришлю заводной вертолёт, — говорит тётя Надя. — Летать будет!

— Из хлеба! — говорит Витя.

— Пластмассовый, — говорит тётя Надя. — Заводной.

Но Витя не хочет пластмассовый. Заводной он тоже не хочет. Ему простой нужен вертолёт, хлебный.

— Не мешай, — говорит Арина. — Я черепаху пасу.

Чего черепаху пасти? Если убежит, мы другую поймаем, черепах кругом много. Но она убегать не хочет. Ленивая очень, всю зиму спала. Она сейчас траву ест. Травинку губами взяла и тихонько тянет, жуёт. Рот у черепахи зелёный. Панцирь тяжёлый, наверное…

Я на черепаху смотрел и задумался. Я иногда вдруг задумаюсь. Например, о черепахе задумаюсь. Вдруг у неё панцирь на «молнии»? Если жарко, черепаха его может снять. Дождь пойдёт, черепаха панцирь перевернёт, как таз, и дождя в него наберёт. Всем даст попить. Суслику и другим.

— А если её под танк положить, то чего? — говорит Витя.

— Ничего, — говорит Арина. — У неё панцирь.

— У неё панцирь на «молнии»!

— Где? — говорит Витя. — Покажи!

И схватил черепаху. Она голову убрала в панцирь, лапами от Вити закрылась и пыхтит. Не хочет, чтоб Витя её исследовал.

— Врёшь, — говорит Витя. — У неё «молнии» нет, она целая.

— У тебя штаны тоже целые, — говорит Арина. — А «молния» есть!

— Ага! — говорит Витя. — А то как же я в них залезу?

— А она как в панцирь залезает? — говорит Арина.

— Просто так сделано, — говорю я. — Не видно — и всё.

Всё-таки должно быть видно. Хоть чуть-чуть! Мы с Ариной стали вместе смотреть. Никакой щёлки нет. Потом стали пальцами щупать. Когда пальцами щупаешь, панцирь неровный такой, весь в бугорках, а по краям даже оттопырился. Загнулся, когда черепаха его надевала. А щёлки ну нигде нет.

— Очень тонкая «молния», — говорю я.

Может, ножиком всё же нащупаем, ножик ведь тонкий.

Мы ножик со стола взяли и по панцирю водим тихонько. Может, «молния» всё же откроется? Черепаха пыхтит, но не открывается. Такая упрямая. Витя её ножиком в панцирь ткнул. Она всё равно не открылась, только на Витю фыркнула.

— Сними панцирь, — говорит Витя. — Сними, пожалуйста, черепаха!

И опять её ножиком ткнул.

— Это уже не игра, — сказала тётя Надя.

И отняла нож у Вити.

Черепаха шмякнулась на песок. Высунула из панциря голову и пошла, загребая когтями. Вон как быстро пошла. Решила, наверное, убежать.