Артековский закал - Диброва Алексей. Страница 2

ЗДЕСЬ ВОЗДУХ ГОЛУБОЙ!

На перевале вдали заголубел горизонт.

— Море! Море! — закричали в автобусе. Все прильнули к окнам.

Песня ударила с новой силой:

Теперь автобусы катились осторожно под уклон, а море то показывалось на время вдали, то снова сверкало сквозь густой шатёр зелени. Песня не смолкала.

В Алуште впервые увидели море вблизи: на берегу было множество купающихся, в море белели яхты, а море — большое, ленивое, будто вздыхая, катило на берег прозрачные волны, и они с шумом пенились на прибрежной гальке, откатываясь назад и вновь стремительно набегая на купающихся.

Сделали небольшую остановку, подышали свежим воздухом, и снова дорога стлалась под колёса автобуса. «Артек» встретил ребят радужной аркой-воротами и долгожданной остановкой.

После бани они не узнавали сами себя: белые трусики, блуза, панама, красный галстук — красноречиво подчёркивали их принадлежность к артековской семье. «Вот и я стал артековцем!» — подумалось каждому, и такое становление было очень приятным. Ребята восхищались пейзажем: во все стороны раскинулось море цвета небесной голубизны. Местами вдалеке в нём поднимались ручейки дыма далёких пароходов. Вокруг буйствовала зелень неизвестных растений, угадывались лишь роскошные сосны, а ниже — пальмы. Казалось, будто новый мир открывался перед детскими глазами, и в нём им суждено прожить целых сорок дней.

— Ну, здравствуй, «Артек»! — произнёс кто-то негромко.

— Салют, «Артек»! — подхватил чей-то уверенный голос, и ребята побежали вниз, к ряду деревянных корпусов на берегу моря.

Жизнь пошла, как заведённый механизм, чётко, легко, весело. Утром по сигналу горна все вскакивали с постелей и бежали на зарядку, солнышко щекотало ребят нежными лучами, утренняя прохлада бодрила, дышалось легко и свободно. Гимнастические упражнения выполняли под аккомпанемент баяна.

Потом умывались, заправляли постели и строем шли завтракать в столовую, откуда было видно и голубой горизонт моря, и горбатый силуэт Аю-Дага, и скалы в море.

После завтрака пионерские отряды строились на костровой площадке. Сдавались рапорты, и под дробь барабанов на лагерной мачте поднимался красный артековский флаг.

— Лагерный день начат! — торжественно произносил старший вожатый. Сколько интересного ожидало ребят ежедневно: разучивание артековских песен, поход к морю, на мыс Аю-Даг, увлекательная работа в кружках детской технической станции, спортивные игры, катание на велосипедах, морская прогулка на катере, просмотр кинофильмов, — всего не перечесть, и каждый день что-то новое, интересное. Ребята быстро подружились между собой. Я успевал поиграть в шахматы с москвичом Феликсом или пойти в ДТС на фотокружок с ярославцем Юрой, поиграть в волейбол и покататься на велосипеде с испанцем Димасом, который умел исполнять много цирковых трюков на велосипеде.

После франкистского переворота в республиканской Испании, в «Артеке» отдыхало много испанских детей. Советские люди радушно приняли их в свою многонациональную семью, предоставив им возможность учиться в школе и отдыхать в лучших здравницах страны. Испанцы отличались не только чёрными кудрями, но и живостью характера, располагали к себе искренностью, изобретательностью и юмором. Они уже знали достаточное количество русских слов и этого «запаса» им вполне хватало для общения с артековцами. А смуглая Лоренсия старалась быть переводчиком у соотечественников, растолковывая им какое-нибудь новое русское слово. Среди испанских девушек выделялась черноглазая спортсменка со знакомым именем — Аврора. «Революционная девушка» — называли мы её. Она была крепкого телосложения, отличалась коллективистским характером, горячим темпераментом. Испанцы о ней говорили, что на родине в грозные дни революционных боёв с франкистами Аврора была медсестрой в батальоне республиканцев легендарного Листера, и не одного раненного вынесла с поля боя. А Димас добавлял:

— Сама Пассионария благодарила Аврору за отличную службу!

— Но пасаран! — поднёс он сжатый кулак к голове.

Поэтому уважение ребят к смелой девушке росло с каждым днём.

Близкое знакомство с голубой стихией состоялось на катере «Павлик Морозов». Он стоял, как белый лебедь, что собрался вот-вот взлететь, возле артековского причала, чуть покачиваясь на лёгкой волне, в ожидании пионеров. И они не задержались, получив разрешение на посадку старшей вожатой Гали. Вприпрыжку, с шумом бежали по причалу:

— Садись, ребята!

— Пропусти меня на нос!

— А меня — на корму!

— Старого моряка пропустите к штурвалу!

— Здесь нет штурвала, а руль.

— Что ты меня учишь, я — моряк!

— Ой, девушки, страшно!

— Женя, давай руку, с этой стороны не укачивает!

— За борт не переваливаться — исчезнешь! — раздалась громкая команда моториста катера. Он завёл мотор, катер горделиво, по-лебединому поплыл от причала в открытое море. Волны разбегались под углом от носовой части в обе стороны, а за кормой пенилась прозрачная морская вода. Миновали две скалы в море, на них хозяйничали чайки, одни спокойно сидели, не реагируя на приближение катера, другие, жалобно крича, летали низко над водой, на миг касаясь её белой грудью, зорко выслеживали зазевавшихся рыбок.

— Среди них тоже есть лежебоки и работяги, — заметил кто-то.

— И философы тоже, — добавили в тон ему.

— Ребята, споёмте нашу любимую! — взмахнула рукой вожатая отряда Паня и первой уверенно начала:

Все дружно подхватили, перекрывая рокот мотора:

Катер развернулся и пошёл к берегу, но не к причалу, а к высокой и крутой скале. Подъехали совсем близко.

— Это, ребята, — «Ласточкино гнездо», здесь бывал в своё время Пушкин, — рассказывала Паня.

Катер, обогнув скалу, осторожно въехал под каменный свод и остановился: со всех сторон и над головой висели каменные глыбы, отшлифованные морскими волнами на протяжении многих веков. Вода почему-то казалась здесь зелёной.

— А это — пушкинский грот.

— И здесь он тоже бывал?

— Возможно, что был, он был во многих местах черноморского побережья, — продолжала Паня.

— Какое чудо вода сделала! — увлечённо проговорил кто-то.

— Для этого нужны были тысячелетия, — заметил Лёва Пастухов, — пионер с Урала, которого ребята прозвали профессором — он один был в очках и очень увлекался коллекционированием минералов, днями пропадая на Аю-Даге. А вторым его хобби было изучение морских обитателей. Однажды, после купания в море, Лёва принёс в палату увесистый свёрток и засунул его в тумбочку. Никто на это не обратил особого внимания, зная его увлечение минералами. Ночью всех разбудил чей-то истошный крик, все проснулись, включили свет. Чудо-чудное: на полу ползали неуклюжие морские крабы, а к Юре они по сползшей простыне залезли в кровать, пощекотали ему бока, разбудив и напугав сонного парня. Лёва соскочил с постели и начал собирать своих недисциплинированных подопечных, бережно пряча их снова в тумбочку.

— Ты, товарищ геолог, брось эти штучки! Завтра ты надумаешь крокодила в палату принести, а потом какого-нибудь динозавра! — зашумели мы на него и заставили с трудом выбросить всю живую коллекцию через форточку, после чего все снова уснули. После этого случая Лёва продолжал собирать только минералы, и ночью ребят больше никто не тревожил.