Артековский закал - Диброва Алексей. Страница 23
ЮНЫЕ ШЕФЫ
В нашем обществе деловитость становится достоинством, которое должно быть у всех граждан, оно делается критерием правильного наследия вообще.
На следующей линейке Дорохин сообщил:
— К нам обратились с новой просьбой: взять шефство над госпиталями по культурному обслуживанию раненых бойцов. Сумеем ли мы оказать такую помощь?
— Сумеем!!! — дружно ответил строй.
— Первый поход в госпиталь нам нужно приурочить ко Дню Красной Армии!.. Времени остаётся совсем мало, поэтому совет лагеря и комсомольский комитет должны возглавить подготовку и наладить шефскую работу!
Началась усиленная подготовка. Ребята старались отобрать из своего репертуара лучшие номера, готовили новые, шлифуя каждый стих, каждую песню. Это ведь не шуточное дело — выступать перед настоящими фронтовиками, а поэтому готовились со всей серьёзностью.
Как-то Гурий Григорьевич спросил у ребят:
— Кто из вас умеет играть на музыкальных инструментах?
Подняли руки Боря Макалец и я.
— Мало. А кто знает ноты?
Снова поднялись две руки.
— Знаете, зачем я спрашиваю? Нам разрешили приобрести баян. Правда, денег выделили немного, поэтому придётся искать на базаре подешевле.
На базар с Дорохиным пошли гурьбой, каждому хотелось присутствовать в эту историческую минуту — видеть сам процесс приобретения музыкального инструмента для лагеря. Выбор был небольшой, торговаться пришлось недолго. Какой-то дедушка убедил нас, что у него наилучший баян, и ничего, мол, искать где-то другого. Купили. В лагере решили: учиться играть будут двое, иначе инструмент долго не просуществует.
В музыкальной жизни лагеря (и в моей личной, в частности) началась новая музыкальная страница: появились возможности иметь собственных баянистов, а значит — улучшить подготовку художественной самодеятельности.
В свободные минуты мы с Борей осваивали таинственный инструмент. Сначала жильцы нашей комнаты терпели жуткие звуки, а потом стали цыкать на музыкантов:
— Да перестаньте вы пиликать одно и то же! Головы болят! А ребята попрактичнее — сами выходили из комнаты.
Через несколько дней нетерпеливые девушки уже требовали от баянистов музыку для танцев.
— Вы что, думает, что это так просто? — сердились мы на их наивность. — Это же вам не балалайка — сюда-туда и готовы «полька» или «гопак». Это же — баян! — разжёвывали мы им музыкальные истины. Юра Мельников был заодно с девушками:
— Чего вы пристаёте? Баянисты уже играют «Во са», а «ду ли» — ещё не выучили. Через пару недель будет вам и «ду ли в огороде».
— Подумаешь, тоже мне — Паганини! — издевались девушки.
— Убирайтесь вон! Брысь отсюда! — выталкивал их задетый за живое Боря.
Конечно, это была не балалайка, на которой я играл довольно сносно в нашем школьном оркестре. Играл я и на мандолине, на гитаре. А баян был незнакомый инструмент, довольно сложный, раньше играть на нём не приходилось. Боря до этого играл на духовых инструментах, бегло читал ноты, но баян для него был тоже незнакомым. Всё же наши дела потихоньку двигались, мы самостоятельно освоились с инструментом, стали подбирать больше на слух простую музыку.
Выступать в госпитале пришлось без аккомпанемента, но это не отразилось на качестве нашего выступления. С большим волнением мы переступили порог госпиталя, который размещался в помещении той красивой школы, где мы ночевали по пути в Нижне-Чирскую летом. Раненые, кто только мог самостоятельно двигаться, ожидали артистов в просторном вестибюле. Кто сидел на стуле, кто — просто на полу, некоторые стояли, опираясь на костыли. У одних были на подвязках в шинах руки, у других — забинтованы головы, шеи, грудь. Лишь только ребята вошли, их встретили бурными аплодисментами, видимо, раненые бойцы соскучились по духовной пище.
— Быстренько переодеться! — шепотом передал Дорохин.
Вестибюль не отапливался, некоторые ребята ёжились.
— Бодрее вид, ребятки! — воодушевлял Толя.
И вот мы готовы, построились. Конферансье — Светлана Косова — объявляет:
— Русская народная песня «Во поле берёза стояла»!
Звонкий голос Ядвиги раскроил запавшую тишину и взлетел высоко, проник в коридор и палаты. А хор загремел скороговоркой о чуде — Родине, красной девице, подстерегаемой смелыми охотничками. Бойцам эта песня очень понравилась. Потом звучали военные песни, пионеры дружно бросали в зал слова:
А потом полились чарующие мелодии украинских народных песен, так хорошо известные и понятные своей сердечностью и глубоким лиризмом и русским, и белорусам, и грузинам, и казахам.
Выступали солисты, танцоры, а в заключение — акробаты. Ребята не ожидали такого восприятия своих скромных способностей, такой тёплой благодарности от расчувствовавшихся, опалённых суровой войной бойцов. У многих раненых были влажные глаза, за каждым выступающим они следили внимательно и с большой теплотой. Многие оставили дома вот таких же ребятишек, общаясь с нами, они вспоминали своих.
— Приходите к нам почаще!
— Ждём вас, артековцы!
— Благодарим за хороший концерт!
Мы выступали в нескольких госпиталях, пополняя свою программу новыми номерами. Везде нас встречали, как родных детей, а провожали, как настоящих артистов.
— Молодцы, артековцы! — всегда слышали мы похвалу.
Она относилась в первую очередь к вожатой Тосе Сидоровой, которая хорошо понимала музыку и танцы, к тому же сама имела прекрасные музыкальные данные, и легко обучала детей всем жанрам.
И сейчас она остаётся для нас, взрослых людей, такой же хорошей, чуткой, готовой всегда и во всём придти на помощь, живущей интересами артековцев.
…Накануне праздника Красной Армии комсомольцев Артека пригласили готовить подарки на фронт — воинам действующей армии. Группа старших ребят работала в подвалах центрального универмага под присмотром представителей торгующих организаций. Взвешивали на весах конфеты, печенье, запаковывали в посылки, клали в них тёплые носки, шарфы, перчатки. Работали весело, крутили без конца патефон, выбор пластинок был большой — песни Дунаевского, русские, украинские народные песни. Особенно популярной у нас была песня о Москве — «Сядь-ка рядом, что-то мне не спится…»
Нам разрешали кушать кондитерские изделия, но с собой не выносить. Мы хорошо понимали и без предупреждения, ведь везде продукты строго нормировались, и мы не могли отрывать от кого-то, тем более от бойцов, редкие для того времени сладости.
После напряжённого труда приходили в лагерь немного отдохнуть, чтобы вечером снова придти сюда. На фронт шли праздничные посылки, с любовью приготовленные артековцами, в некоторые из них девушки вкладывали небольшие записки, наполненные нежными, тёплыми приветствиями. Тогда мы не могли, конечно, предположить, что через несколько месяцев в этом подвале будет размещаться штаб немецко-фашистской армии, что Сталинград станет местом самой жесточайшей битвы в истории человечества, не могли знать и то, что именно здесь начнётся закат могущества немецкой армии.