Лжедмитрий Второй, настоящий - Успенский Эдуард Николаевич. Страница 1

Эдуард Успенский

Лжедмитрий Второй, настоящий

Историческое повествование

Часть первая

УГЛИЦКИЙ МЛАДЕНЕЦ

Плохие дети встречаются редко. Отвратительных детей почти не бывает.

Царевич Дмитрий Углицкий был отвратительным ребенком.

Несмотря на это, он был всеми обожаем. И никто в Угличе не сомневался, что это будущий царь России. И что он будет, пожалуй, погрознее своего родителя Иоанна – царь Дмитрий Иоаннович Грозный.

В середине апреля сухим путем, по едва просохшим дорогам прибыл в Углич в большой, здорово поношенной карете посланец Бориса Годунова. То ли чех, то ли итальянец, доктор по имени Симеон.

В письме, переданном царице Марии Федоровне и ее братьям Нагим, было написано, что он будет обучать царевича латинскому и другим языкам. Что надо принять его и обустроить.

С ним прибыли и подарки царевичу от его брата Федора – игрушечные латы, игрушечный меч и короткий позолоченный кинжальчик.

– Еще одного досмотрщика прислали, – сказала царица Марья. – Мало им Волоховой.

И велела поселить приезжего в самом дальнем краю дворца.

Но при иностранце оказалось другое письмо из дома Романовых. На имя брата царицы – Михайлы Нагого. В нем намеками сообщалось, что этому получеху-полуитальянцу можно доверять, что это верный человек и что от него будет много пользы. Что он врач и многим наукам обучен.

И действительно, учитель всерьез занялся ребенком. С раннего утра он был рядом с мальчиком. На свежую голову они занимались письмом и латынью. Потом катались верхами. Потом иностранец обучал царевича военным приемам и читал историю.

В борьбе или сражении на саблях царевич зверел, кусал учителя и бил его деревянной саблей по-настоящему.

– Ты не царевич, – говорил чех с легким акцентом, – ты припадочный волчонок. Ты недолго просидишь на троне.

Дмитрий еще больше злился, но сквозь злость крепко уважал сильного и умелого учителя.

А свою злость и желание сесть на трон он показал еще зимой. Вместе с другими ребятами ставил снежные фигуры у крыльца и, срубая им головы прутом, приговаривал:

– Это Бориски голова! Это Щелкалова голова! Это Михайлы Битяговского башка!

Ясно, что эти игры быстро становились известными в Москве. И надо сказать, мало радовали шурина царя Федора и фактического правителя Русии – Бориса Годунова.

Многие люди считали, что дни царевича сочтены. Что, того и гляди, он отправится в путь небесный. Не зря же одна из его кормилиц год назад умерла от отравы в еде. Но пока младенец был жив, и очень многий люд ставил в зависимость от его здоровья и возраста свои планы.

На третьей неделе учитель попросил у царицы Марьи разговору.

– Государыня Мария Федоровна, надо думать, как уберечь царевича.

– Как так уберечь? – спросила царица. – Как бережем, так и убережем.

– Так мы его не убережем, – сказал итальянец. – Надо искать подменного. Надо найти мальчишку, похожего один в один, и держать его на подставу.

Несмотря на свою иностранность, этот получех говорил по-русски ясно и без ошибок.

Слово было произнесено, и оно запало.

Братья царицы-сестры, Михайло, Андрей и Григорий, согласились не сразу.

– Ведь Бориске донесут мигом, – сказал недоверчивый Григорий.

– И пускай, – сказал младший Андрей. – Ну и что?

– А то, – отвечал Григорий. – Тебя тут же и спросят: «Для чего подмену готовите? Или не доверяете кому? Кому не доверяете? Или опасаетесь кого? Кого опасаетесь? Был один царевич, стало два. Для чего царевичей разводить?»

– А вы поменьше болтайте, – оборвал их старший, Михайло Нагой. – Вот никто и не спросит. Появился лишний мальчонка во дворце – только и делов-то.

Стали искать нужного мальчишку. И он быстро нашелся, как по заказу. Сын юродивой женки Орины, жившей у Битяговских и ходившей к Андрею Нагому, был просто копией царевича. Столичный итальянский влах одобрил этого никому не нужного мальчика – незаконного сына Федота Офонасьева.

Андрей велел привести мальчишку во дворец. Здесь его и держали для игры с царевичем. Звали мальчика Афанасием. Женка-мать тоже была пристроена к делу – к стирке дворцового белья.

Симеон тихо начал подгонять приемыша под царевича. Надо было сделать так, чтобы в любую минуту он мог стать царевичем, но чтобы в обычные дни никто не замечал их чрезвычайного сходства.

Это начинало получаться. Чумазый и бедно одетый ребенок резко отличался от царевича Дмитрия и забитостью, и общим выражением лица.

Но причесанный и умытый и в расшитом золотом царском кафтанчике он смотрелся не хуже злобноватого, дерганого царевича. Сделалось возможным совершить подмену в любую минуту.

Это-то и принесло самую большую неприятность.

Однажды во время обедни, когда во дворце никого не было, учитель решил закончить эксперимент. Он позвал Афоньку в свою комнату, причесал мальчика, заставил его надеть белое полотняное белье: штанишки и рубашку.

После этого мальчик натянул красные сапожки, обмотав ноги чистыми белыми платками, сверху надел темный, прошитый золотом кафтанчик и подпоясался ремнем, окованным бронзой. Затем Симеон набросил на него шелковую перевязь – получилась просто картинка. Осталось только пригласить в комнату царевича и вживую сравнить ребят.

Вдруг в городе ударили в набат. Очевидно, что-то случилось. Скорее всего загорелся какой-то посадский дом.

Мальчишка выскользнул из рук ученого иностранца, сбросил перевязь ему на руки и в парчовом царском кафтанчике выскочил на задний двор. Симеон стал высматривать в окно: что случилось, отчего набат?

В это время царевич Дмитрий вернулся с обедни.

Он нос к носу столкнулся с оторопевшим Афонькой.

Вид прислужного мальчика в царском кафтане привел Дмитрия в невменяемость. Без всяких рассуждений он подскочил к двойнику и, как его учили в тренировочных боях, всадил игрушечный кинжальчик мальчику в горло.

Афанасий захрипел и начал биться в судорогах на земле, истекая кровью.

Оказавшийся на улице Симеон не раздумывал ни секунды. Он схватил царевича в охапку, завернул в перевязь и бросился в сторону конюшен. Быстро, но не очень торопливо.

Его поношенная карета стояла под навесом. Он впихнул сумасшедшего царевича туда и приказал:

– Сиди тихо, а то убьют!

После этого он растолкал Тимофея Петрова – конюха, спавшего на остатках зимнего сена и велел запрягать его карету. Он не стал возвращаться во дворец. Иноземец не очень доверял русским порядкам и русским слугам и всегда все свое носил с собой.

Через четверть часа карета итальянца выехала из города через Спасские ворота и взяла курс на Москву.

А по всему маленькому городу Угличу уже лился тревожный бой набата. Люди останавливались и поднимали головы в сторону высокой городской колокольни. И бежали уже люди со всех сторон к царскому дворцу с криком:

– Дьяки убили царевича!

– Дьяки царевича убили!

Первым «вверх», то есть во дворец, прибежал мальчик Петрушка Колобов, верный товарищ царевича, и сообщил, что царевич на заднем дворе покололся ножом.

Петрушкина мать Марья – постельница царевича – с воем бросилась на задний двор. Следом за ней сбежала по лестнице заранее обезумевшая царица Марья.

Во дворе уже находилась кормилица Орина Жданова-Тучкова с окровавленным мальчиком на руках и рядом с ней стояла и причитала растерянная мамка-воспитательница Василиса Волохова.

– Я не виновата! Я ни при чем! Я ни при чем! – бросилась она к царице-матери.