Меч Пересвета - Дробина Анастасия. Страница 9

– Воды-ы-ы! – завопила Юлька, под общий смех уносясь на кухню.

Но, влетев туда, она застыла на пороге. Там, перед горячей плитой, разгоралась драма.

– Ты мне скажешь или нет? Почему все всё знают, а я один, как дурак, не при делах? Что у тебя с «трудихой» было? – наседал на невозмутимую, как айсберг, Натэлу взъерошенный Атаманов. – Чего она вообще здесь делает? Почему я Батона спрашиваю, а он мне только мыкает, как лошадь?

– Сережа, мыкают… хм… мычат коровы.

– Вот спасибо, не знал! То есть не будешь колоться, да?

– Я не бандит, чтобы колоться. – Голос Натэлы стал ледяным, и Юлька невольно поежилась. – Сергей, у меня есть право на личную жизнь?

– Чего-о-о?! Вот, значит, как?! Значит, вот так теперь, да?! Ну и пошла…

– Заткнись, придурок!!! – заорала Юлька от дверей, хорошо знавшая, на какой текст способен Атаманов в тяжелые минуты жизни. – Хлебальник захлопни, кому говорю!

– Ты еще мне тут! – взвился Серега. – Выстроились, блин! Личную жизнь вам надо! Да подавитесь вы ею! Все! На хрен! Адье!

Дверь в прихожей хлопнула с такой силой, что задребезжали серебряные чайники в шкафу. Из гостиной послышались удивленные голоса, высунулись физиономии Батона и Белки. Юлька испуганно взглянула на Натэлу. Та, как ни в чем не бывало, посыпала сахарной пудрой горячий пирог, но ее губы были плотно сжаты, а ресницы подозрительно дрожали.

– Что, сказать ему не могла? – пробурчала Юлька.

– Ты его нэ знаешь? Сперва дэлает, потом думает… – Появившийся в речи Натэлы акцент говорил о крайнем волнении. – А Светлана Леонидовна здэсь! Прэдставляешь, что он мог устроить?

С воображением у Полундры всегда все было в порядке. Представив себе возможную сцену, она передернула плечами. Натэла была абсолютно права.

– Я хотела ему рассказать, но не сейчас. – Акцент пропал: Натэла успокоилась. – А он тут… На меня вообще нельзя кричать! У нас в доме никто, кроме бабушки, не повышает голос, но у нее это профессиональное. Она говорит, что если зритель в двадцать пятом ряду тебя не слышит, то нужно уходить из актрис в костюмерши. Бабушке можно. А ему – нет!

– Да я понимаю… – пробормотала Юлька. И тут же с напускным безразличием спросила: – Натэла, а вы с Серегой уже целовались?

Лицо Натэлы окаменело.

– Я имею право на личную жизнь, – отчеканила она.

И Юлька поняла: подруга права. И, вздохнув, поплелась в гостиную отвечать на испуганные вопросы. А Натэла швырнула в раковину ни в чем не повинный пакетик сахарной пудры и разрыдалась.

У себя дома кузен и кузина Полторецкие были только в полпервого ночи.

– И он орал как психованный, на всю кухню, – закончила рассказ Юлька, вешая измазанную глиной куртку на вешалку и от возмущения не попадая на крючок. – А на нее кричать нельзя, у них дома, кроме бабки, никто не орет. Вот Натэлка и завелась. Ты ночевать остаешься?

– Угу… На метро все равно не успеваю. – Пашка ловко поймал Юлькину куртку и водворил ее на место. – Стало быть, все как у больших?

– Тебе бы ржать только! А у человека, может быть, вся жизнь кирдыкнулась. И любовь. Может, уже поправить ничего нельзя, все поломато и растоптато!

– Даже так?

– Нет, я тебе вмажу щас! – разозлилась Полундра, хватая диванный валик.

Пашка с хохотом отбился подушкой, полетел пух, с грохотом завалилась на бок ваза с сухими листьями… Из соседней комнаты вышел заспанный дед, генерал Игорь Петрович Полторецкий, в шлепанцах и кителе внакидку и провозгласил:

– Юлия, в вашем нежном возрасте о «поломато-растоптато» еще и речи быть не может! И вообще, поправить можно почти все и почти всегда! Если подойти к этому непредвзято. Вы ужинать будете?

– Стратег! – восхитился дедом Пашка. – Нет, Петрович, спасибо, мы из гостей. Не бесись, мать, я завтра с Атаманом поговорю. Очень уж он, правда, круто забрал.

– Да, он такой, – с гордостью признала Юлька. – Дома матерью, знаешь, как командует? Тетя Таня его всегда слушается. Один, говорит, мужик в доме.

– Ну, Натэла – не тетя Таня, к ней подход нужен. Короче, не парься, все наладим. Давай спать. Тьфу, и надо же было так долмой обожраться!

Уже лежа в постели, Юлька вспомнила:

– А Нютке так и не позвонили…

– Завтра. – Пашка в трусах и майке сидел за столом и смотрел в светящийся монитор.

– Ты чего не ложишься?

– Я скоро. Спи.

Утром Юлька проснулась от жизнерадостного пения:

Пел Пашка, бреясь в ванной. Полундра посмотрела на будильник, ахнула и одним тигриным прыжком выскочила из постели.

– Ой, господи! Блин, опаздываю! Самостоятельная по биологии, а я даже не прочитала вчера! Где моя юбка? Петрови-и-ич!

– Дед уехал в Академию, – ответил вместо него Пашка, проходя в комнату с полотенцем на шее. По дороге он подцепил с кресла Юлькину юбку и подал хозяйке, прыгающей на одной ноге и пытающейся попасть в колготки. – Задом наперед надеваешь!

– Да? Спасибо… Ты вечером приедешь?

– Как получится. Я тут ночью слазил кое-куда… – Пашка кивнул на ноутбук.

– Опять фээсбэшные файлы взламывал?

– Нужны они мне… Нет, только по поводу наших ножичков. Там, кстати, и взламывать почти нечего было, вся документация министерства – без серьезных паролей. Оскорбление, а не работа! Но вот что интересно: михеевская экспедиция нигде не значится.

– Как это? – не поняла Юлька.

– Мать, археологическая экспедиция – дело научное и государственное. Значит, она должна значиться в документах или институтов, или научных обществ, или Министерства культуры, в общем, той организации, которая данную экспедицию посылает и финансирует. А тут – ничего. И не только наших троих чижиков, но и никакой другой экспедиции в нынешнем году на Угре не было. Ни отчетности, ни путевых листов, ни дневников, ни докладов – ни-че-го!

– Ты точно знаешь? Хорошо смотрел?

Пашка только пожал плечами. Юлька наконец натянула форменную юбку, схватила сумку с высыпающимися из нее ручками и тетрадями и вынеслась в прихожую. Кузен пошел следом, по дороге собирая Юлькино барахлишко, сложил его обратно в растрепанную, не первой молодости сумку, расписанную фломастерами, и продолжил:

– Заодно поглядел там информацию по Пересвету и оружию ближнего боя… то есть по мечам. В общем, все так, как вчера училка ваша говорила. Скорее всего, «…свет Чермный» – имя кузнеца.

– А как же Симонов монастырь?

– Разве в монастыре не могло быть кузнеца? – вопросом на вопрос ответил Пашка. – Если были лошади, значит, и кузнец был.

– И он делал мечи?

– Почему бы и нет? Монастыри, мать, раньше вроде блокпостов были. Если какие-нибудь печенеги на Москву налетали, они первым делом натыкались на монастырь, дрались с монахами, теряли силы-нервы-здоровье, а главный поп… то есть игумен… успевал послать гонца в Москву, предупредить князя. Вот так!

Из-за окна раздался дикий рев:

– Полундра-а-а! Скоро ты?!

– Там Серега, – сообщила Юлька, натягивая куртку.

– Опаньки, он-то мне и нужен! – обрадовался Пашка. – Попроси его меня подождать.

– Разговор долгий? Он опоздает!

– Ну и ничего, не впервой небось… Натэлка нам важнее. Нам ее упускать нельзя, таких девчонок уже давно с конвейера сняли! Ну, шагом марш на свою биологию, вечером, скорее всего, увидимся.

День прошел как обычно: шесть уроков, самостоятельная работа по биологии, лабораторная по физике. Атаманов на первый урок не явился вообще, на второй – литературу – пришел злой как черт и тут же схватил двойку за невыученное стихотворение Пушкина. Причем на резонный вопрос учительницы хамски заявил, что в выходные копал картошку, а потому некогда было учить никому, кроме самого Пушкина, не нужную лабуду. Натэла сидела, вытянувшись в струнку и всем своим видом демонстрируя справедливое негодование. Ее саму вызвали к доске через минуту, и Юлька никак не могла взять в толк, когда подруга успела выучить этот длиннющий стих. Самой ей и в голову не пришло заглянуть в томик поэта – ни вчера, ни сегодня утром. Но, к счастью, пронесло.