Отвергнутый дар - Боумен Салли. Страница 41

Эдуард обнял ее, и они лежали неподвижно. Больше не было произнесено ни слова, а через некоторое время дыхание Элен стало тихим и равномерным. Эдуард уверился, что она спит.

Он тоже закрыл глаза, и сознание погрузилось в темноту. В прошлом нередко бывало, что сон ускользал от него. В эту ночь он спал мирно, как ребенок.

Когда он проснулся утром, рядом с ним было пусто; Элен, которая приняла решение, уже не было.

ПОИСКИ

1959

– Она вернется, – сказал Кристиан.

Была глубокая ночь. С момента исчезновения Элен Хартлэнд прошло уже сорок восемь часов. Друзья сидели вдвоем в кабинете Эдуарда в Шато де Шавиньи. Некоторое время Эдуард рассказывал, а Кристиан задумчиво слушал. Затем последовало долгое молчание, которое Кристиан наконец нарушил, стараясь придать своему голосу уверенность. Вообще-то ему всегда удавалось убедительно произносить разное светское вранье, все эти фальшивые любезности. Сейчас же, возможно, оттого, что все было слишком серьезно, а ему так хотелось утешить друга, Кристиан понял, что слова его прозвучали неискренне.

Эдуард испытующе посмотрел на него; глаза на бледном лице казались еще темнее обычного. Взгляды их встретились.

– Ты так думаешь? – холодно спросил Эдуард и попытался улыбнуться. Со времен их студенческой юности Кристиан знал, что «английская», «оксфордская» улыбка означает следующее: можно вытерпеть что угодно, если относиться к этому с иронией. Попытка вышла неудачной, Кристиан отвел глаза, а Эдуард снова склонился над столом. Там лежала фотография Элен, сделанная одним из конюхов; сегодня утром, смущаясь и робея, но явно желая помочь, ее принес грум. Фотография была сделана на прошлой неделе, когда они с Элен, возвращались с верховой прогулки. Других снимков Элен у него не имелось. Она только что соскочила с лошади и улыбалась – ему, как полагал Эдуард, но сам он был за кадром.

Нахмурив брови, он вглядывался в фотографию, словно она содержала в себе некую тайну, словно могла ответить на все вопросы, тупой болью теснившиеся у него в мозгу, но все они сливались в один вопрос, в одну большую боль: почему? Еще, конечно же, куда?

Но оцепенелый от потрясения разум отказывался работать, и поэтому вопрос о том, куда она могла уйти, – самый насущный сейчас (Эдуард понимал это) – как-то ускользал на задний план. Как ни старался Эдуард сосредоточиться, мысли упрямо возвращались к пресловутому почему и к зияющей пустоте, образовавшейся в сердце. Он чувствовал: стоит только понять почему, и тогда ответ на все остальные вопросы, в том числе и куда, придет сам собой.

А еще это почему, неистребимо вертящееся в голове, столь сильно терзало Эдуарда, так как он знал, что существует очень простой и логичный ответ. Она ушла, потому что не любит его. Вот и все. Эдуард наконец произнес про себя слова, которые гнал прочь эти два дня. И к его собственному удивлению, боль тут же ослабела, ибо он понял – это неправда. Разумно, да. Логично, да. Уйти так, как это сделала Элен, без единого слова, оставив все, что он ей когда-либо дарил: пару серых перчаток из «Гермеса», кольцо с квадратным бриллиантом, аккуратно положенное на них сверху, платье от Живанши, все другие платья и костюмы для верховой езды, в идеальном порядке висящие у нее в гардеробной; поступить таким образом, уйти так окончательно, как будто последние семь недель ровным счетом ничего не значили, – разумеется, во всем этом можно было увидеть лишь окончательный отказ, полное неприятие того, что было сделано и сказано ими друг другу.

Но немедленно его мозг отказался принять подобное объяснение. Эдуард вспомнил ее лицо, когда в последнюю ночь она говорила ему о своей любви, и понял, что по-прежнему верит этому и будет верить. Ибо если то была ложь, то правды вообще не существует, а его жизнь – пустыня.

Он взглянул на Кристиана, сидящего у камина, и на мгновение испытал искушение рассказать тому о своих чувствах Но Кристиан, не верящий ни во что, кроме, быть может, истинности великого искусства, и весьма мало верящий в продолжительность любой любви, вряд ли поймет его, подумал Эдуард. Кроме того, он и так наговорил этой ночью Кристиану более чем достаточно. Вздохнув, он снова склонился над фотографией.

Наблюдая за другом, Кристиан смотрел на него с жалостью, которую старательно маскировал своей обычной невозмутимостью. Он заметил, что Эдуард уже сожалеет о своих признаниях. Бедняга, подумал Кристиан. Должно быть, чертовски трудно быть таким гордецом. Почему для него так важно не показать, что ему больно? Интересно, а с женщинами он другой? Как он вел себя с Элен? Позволял ли заметить свою уязвимость? Кристиан взглянул на склоненную голову Эдуарда и нахмурился. Очевидно, позволял. Осознав этот факт, Кристиан даже слегка обиделся. Эдуард, которого он искренне любил, с какой-то женщиной был в более близких отношениях, чем со своим старейшим другом, – непостижимо! Кристиан полагал, что барьер, существовавший между ним и Эдуардом, был стеной непонимания, стоящей между человеком гетеросексуальным и гомосексуальным; и даже самая крепкая дружба не могла преодолеть этот барьер. Секундная ревность кольнула сердце Кристиана, он почувствовал к Элен сильную неприязнь, которую подкрепляло его всегдашнее недоверие к слабому полу. Он тут же отогнал от себя эти мысли и подался вперед.

– Я хотел бы помочь тебе, Эдуард, – как-то неловко сказал он, предвидя резкий отказ. К его удивлению, Эдуард тут же поднял глаза и посмотрел ему прямо в лицо.

– Мне нужна твоя помощь, – просто ответил он. Кристиан изумился. Никогда за все годы их дружбы Эдуард не делал подобных признаний. Кристиан почувствовал неприличное, почти идиотическое удовольствие. Он буквально засветился.

– Что мне нужно делать? Я все исполню, Эдуард, ты это знаешь. Я…

– Я хочу, чтобы ты помог мне найти ее. Эдуард помолчал. Он опустил глаза.

– Я должен остаться здесь – еще на день или чуть дольше – на тот случай, если она… – Он запнулся и опять поднял глаза. – Поедешь ли ты ради меня в Париж, Кристиан? Я задействовал другие каналы, в Англии, но мне кажется, если бы кто-то поехал в Париж… Она могла вернуться туда. Я тебе рассказывал про кафе, где она раньше работала…

Неуклюжая официальная терминология вызвала у Кристиана улыбку. Потом он взволнованно вскочил на ноги.

– Ну конечно! Кафе! А она говорила, что снимает комнату неподалеку, так ведь? Мы размножим фотографию. Я сам этим займусь. Я спрошу в этом кафе. Буду спрашивать во всех кафе. Кто-нибудь непременно вспомнит ее. Кто-нибудь будет знать, где она остановилась. Она вполне могла туда вернуться. Даже если она оттуда уже куда-нибудь уехала…

Он осекся на полуслове. Выражение лица Эдуарда было крайне сухо; Кристиан пожал плечами и слегка смущенно улыбнулся. Он предпочитал действовать, порывистость была едва ли не самой отличительной его чертой.

– Извини меня. Я забегаю вперед. Но я это сделаю, Эдуард, уверяю тебя. Я отправлюсь завтра же. Я не упущу ни малейшей детали. И вообще мне всегда хотелось поиграть в частного детектива…

Слова эти вырвались помимо его воли, и Кристиан с ужасом сообразил, что слишком далеко зашел. Это прозвучало чересчур фривольно и легкомысленно – с ним такое часто случалось, когда он прежде всего хотел быть серьезным.

Они молча смотрели друг на друга.

– Мне повезло, – своим прежним голосом сухо процедил Эдуард.

И снова улыбнулся. «Оксфордской» улыбкой. На этот раз попытка вышла более удачной – Кристиан поверил. И верил до тех пор, пока не вышел из комнаты. Однако, остановившись у закрытой двери, он услышал, как изнутри донеслись глухие звуки долго и упрямо сдерживаемых мужских рыданий, – и тогда понял, насколько железная воля у его приятеля, насколько он умел владеть собой и управлять своими чувствами.

Кристиан немного постоял и послушал, потом тихонько удалился. Его решимость помочь другу удвоилась. Черт бы ее побрал, сердито думал он. Неопытная молодая девчонка, она не стоит слез такого человека, как Эдуард. Но если Эдуард хочет вернуть ее назад – пожалуйста, он, Кристиан, разыщет ее в два счета. Париж, не без доли самонадеянности подумал он. Элен, конечно же, вернулась в Париж. Она наверняка направилась туда, где (как она точно знала) ее непременно будут разыскивать. Довольный собой, он усмехнулся: типичные женские штучки, вечное их желание трепать нервы и провоцировать. Бессмысленная, дешевая мелодрама.