Лань — река лесная - Шашков Александр Андреевич. Страница 3

— И все спаслись? — спросил Лёня.

— Не помню, — подумав, ответил Алик. — Дедушка говорил, что к нам в деревню пришло девять человек…

— А река в том месте широкая была? — поинтересовался Валерка. — Шире, чем наша Тихая Лань?

— Куда там! Днепр, понимаешь? Да ещё осенью, после дождей!..

Лёня перевернулся спиной к солнцу, подпёр лицо кулаками. Некоторое время все трое молчали. Потом Лёня тихо спросил:

— Алик, а ты ещё… знаешь что-нибудь про тех

разведчиков?

— Спрашиваешь! Ещё сколько!

— Расскажешь мне всё?

— Расскажу! Вот сегодня ляжем спать на сеновале, и я всю ночь буду рассказывать.

— «Всю ночь»! — передразнил его Валерка. — А что ты такое знаешь, чтоб рассказывать всю ночь?

— А вот и знаю! — упрямо сказал Алик. — Слыхал, как Кремнев разгромил Каменецкий гарнизон?

— Слыхал. С тобой рядом сидели, когда дед рассказывал.

— Ну вот!

— Что — вот? Что тут особенного? — неожиданно разгорячился Валерка и даже сел, чтоб удобнее было размахивать руками. — Подумаешь, героизм! Я в одной книжке и не такое читал!

— Так то в книжке! В книжке писатель мог всё выдумать. А то, что сделал Кремнев, — факт! — возразил Алик. — Разогнал он гарнизон? Разогнал! Все это знают…

— Так уж и гарнизон! Тридцать задрипанных полицаев да пять беззубых немцев!

— А разведчиков всего семеро было!

— Ну и что, что семеро? Обдурили полицаев — и всё…

Валерка, злой и нахмуренный, спустился к воде, раз-другой окунулся и стал одеваться. Друзья уже дожидались его на тропинке.

До самой пущи никто не проронил ни слова. Алик и Лёня шагали впереди, Валерка — за ними. Настроение его было вконец испорчено. Неудача на ферме, бегство от Метеора, а теперь вот Алик… Почему он, Валерка, не умеет так рассказывать? Разве он меньше Алика знает? Нет ведь. А тот всегда выскочит первым. Все только его и слушают…

Невесёлые мысли развеял боровик. Молодой, толстоногий, он словно нарочно высунул из травы свою рыжую голову как раз в тот момент, когда его мог заметить один Валерка. Счастливый Гуз бросил победный взгляд на друзей, которые в свою очередь не без зависти смотрели на его находку, и стал шнырять от берёзы к берёзе, уже ни о чём, кроме грибов, не думая.

Человек в белом осматривается

Едва ребята вышли со двора, как человек в белом встрепенулся. Он бросил недокуренную папиросу в корытце с водой, из которого пили утята, легко вскочил на ноги и выглянул на улицу.

Вокруг — ни души. И тихо-тихо. Деревня словно вымерла.

Тишина и безлюдье деревенской улицы, как видно, обрадовали человека. Он закрыл за собой калитку, перешёл улицу, узкой тропинкой вышел на крутой берег реки и остановился.

Вид, открывшийся перед ним, был по-своему очень красив. Слева, за светло-синей лентой Тихой Лани, возвышались поросшие низким кустарником холмы. Длинной цепью они тянулись на запад, то набирая высоту, то постепенно снижаясь, и казалось: это море, застывшее по чьей-то злой воле, — вздыбленные волны так и остались навсегда недвижимыми…

Справа — как окинуть глазом — распростиралась, может быть, на тысячи гектаров жёлто-серая равнина. Только кое-где на ней синели плодовые сады да маяками стояли вдоль большака старые берёзы.

Сразу за рекой рос одинокий дуб, а немного поодаль зеленела небольшая берёзовая роща.

Человек долго осматривал и поля, и молодую рощу, и дуб. Казалось, он ощупывал глазами каждый предмет, каждый метр земли, но по лицу его никто не понял бы: нравится ему всё это или нет? Лицо было непроницаемо спокойно. И только когда человек оглянулся и увидел деревню — добрую сотню новых, солнечно-жёлтых домов, красочно вырисовывавшихся на ярко-зелёном фоне недалёкой пущи, — только тогда лицо его оживилось, на нём промелькнуло что-то вроде удивления.

— Смотри-ка ты! — пробормотал он. — Если б своими глазами не увидел, — ни за что не поверил бы…

Он достал папиросу, закурил, минуту постоял в раздумье и зашагал назад. Тень удивления всё ещё лежала на его лице. Она исчезла, только когда он вошёл во двор и увидел под навесом того, кого дожидался.

Старый рыбак развешивал на жёлтой, отполированной руками жерди перемёты и улыбался своим мыслям. Дед Рыгор был в приподнятом настроении: третий день подряд он возвращался с богатым уловом. Но больше всего радовала деда неожиданная победа над известным рыболовом-«теоретиком» Николаем Николаевичем Казановичем — учёным, который уже третий год приезжал на лето в здешние места порыбачить и отдохнуть.

Заметив у калитки незнакомого, дед вопросительно посмотрел на него.

— Если не ошибаюсь, Егор Петрович Войтёнок? — протянул руку человек в белом. — Очень приятно. Давайте присядем. Мне нужно с вами поговорить…

Показалось или нет?

Первая находка была и последней. Боровики больше не попадались, хотя ребята старательно искали их под каждой берёзой и ёлкой. Даже сюда, в глубь пущи, где всегда бывает сыровато и мрачно, дошло знойное дыхание безводного лета. Только Лёне повезло. Он набрёл на большую семью лисичек и нарезал чуть не полкорзинки.

Чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, Валерка предложил пойти к Чёрному озеру и там, на южном берегу, набрать голубики. Ягода, правда, не ахти, но, как говорят, на безрыбье и рак — рыба, всё не пустые будут корзинки.

Чёрное озеро находилось в пуще, недалеко от того места, где Тихая Лань делала крутой поворот и вместо того, чтобы пробираться дальше на запад, текла назад, на восток. Новичок в пуще легко мог подумать, что это совсем другая река.

Возвращалась с полпути Тихая Лань вовсе не по своей охоте. В этом месте дорогу ей преграждала Цепь небольших холмов, прозванных в народе Князевой грядой. Холмы заросли густым еловым лесом и были почти неприметны для глаза. По ту сторону Князевой гряды и лежало Чёрное озеро.

Это был красивый и необычный водоём. Берега с трёх сторон — с востока, запада и севера — высокие, крутые. Седые ели, сухие жгуты-корневища да огромные валуны свисали над чёрной бездной. И только южный берег был низкий, немного заболоченный. Здесь росли карликовые берёзки, багульник и тьма-тьмущая голубики.

Рассказывали, что когда-то на месте Чёрного озера стоял громадный дворец и жил в нём горбатый князь. Он люто издевался над крепостными крестьянами, и вот в ночь, когда князь праздновал свою свадьбу, дворец вдруг провалился, а на его месте возникло Чёрное озеро.

Так это произошло или иначе, но небольшое лесное озерцо с крутыми берегами было страшно глубокое и совсем чёрное. Говорят, кто-то пробовал измерять его глубину, связал четверо вожжей, да так и не достал дна даже у самого берега.

Вода в озере была очень холодна, и, может быть, поэтому здесь никогда не купались, не ловили рыбу и даже не знали, есть ли она в озере.

Во время войны на берегу Чёрного озера и дальше — по всей Князевой гряде — размещался партизанский лагерь целой бригады. Лучшего места, пожалуй, не нашлось бы во всей Хотемлянской пуще. Озеро, болота и река со своим двойным руслом делали это место почти неприступным. А тот неширокий сухой участок, что лежал с востока, так густо зарос лещиной, дикой яблоней, ежевикой да молодым дубняком, что каждый шаг дороги пришлось бы там прокладывать топором.

Ещё и сейчас на Князевой гряде немало землянок. А того больше — глубоких воронок. Дед Рыгор говорил, что появились они весной сорок четвёртого года, во время последней блокады, когда фашисты бомбили лагерь с воздуха. Он даже обещал рассказать, как спаслись тогда окружённые партизаны, да что-то помалкивает. Должно быть, призабыл: известно, старый человек.

Перевалило уже за полдень, когда ребята вышли на берег Чёрного озера. Голубики здесь было столько, что даже Алик, который не умел и не любил собирать ягоды, наполнил свою корзинку за полчаса, а Валерка, так тот уже собирал в шапку, досадуя в душе, что не догадался взять корзину побольше.