Кит - рыба кусачая - Поливин Николай Георгиевич. Страница 9

— Сдаемся, — наконец, объявил Генка, — сил больше нет за тобой гоняться...

— Может, побродим по острову? — предложила Люся. — Объявляем себя новыми робинзонами.

— Может, клад найдем, — поддержал Генка.

— А вигвам будем строить? — поинтересовался Кит.

— Соорудим дворец из прутьев и травы! — в один голос откликнулась дружная троица.

— Тогда пошли!..

И они двинулись сквозь заросли лозняка, переходящего чуть подальше в густой ветловый лес. Прокладывал дорогу Костя, за ним следовали, держась за руки, Люся с Таней, замыкал шествие Генка.

Как только вошли в лес, сразу же стало сумрачно и прохладно. Зеленые шапки деревьев, переплетенные над головой, почти не пропускали солнечных лучей. Густая трава, вымахавшая на пропитанной влагой почве в Генкин рост, была яркой и влажной. Встретилось озерцо в оправе чакана, обогнули его. Поднялись на пригорок. Здесь господствовали тутовые деревья.

— Царство одноглазого бакенщика, — объявил Генка. — Скоро увидим и его хижину, единственно обжитое место в этих дебрях.

— А киоски на пляже? — возразила Таня.

— Не считается... Ведь в них... торгуют, а не живут. И то в определенные часы — с десяти утра до пяти вечера.

Костя втянул в себя воздух:

— Где-то поблизости палят костер.

— Бакенщик, наверное, маракует со смолой, лодки конопатить собирается, — философски заметил Генка, — время подходящее.

— Похоже, — согласился Кит. — Так куда же пойдем?

— Только прямо и только вперед! — взмахнул кулаком Генка. — На севере находится залив Генти — удобнейшая стоянка для океанских кораблей и лучший в мире пляж для купания!

— Генти? А что это такое? — поинтересовалась Люся, кокетливо прищуривая синие глаза.

— Генти? — Генка выпятил петушиную грудь. — Аббревиатура, то есть сокращение, которое расшифровывается так: залив имени Геннадия Титова, первооткрывателя этого залива. Как, звучит?

— Звучит, — вздохнул Кит. — Так звучит, что...

— Ладно, Костя, не завидуй, еще представится случай, и твое имя увековечим! — Генка, почуяв подвох со стороны братца, неожиданно ретировался. — Извините... Я сейчас... Я вас догоню, — и он схватился руками за живот.

«Тоже мне, ухажер, животик у него схватило, — усмехнулся Костя. — Погоди, хвальбушка несчастная, я тебя вылечу от хвастовства!»

Девочки сделали вид, что ни о чем не догадываются. Они щебетали о предстоящих волейбольных соревнованиях на первенство по городу среди школьниц. Обе защищали честь родной образцово-показательной школы и потому страшно боялись проиграть состязание давним соперницам — девчонкам из Генкиной школы.

— Непременно выиграете, — поддержал Кит бойцовский дух девушек.

— Да, выиграешь! Эта проклятая Иночкина, их капитанша, играет, как бог!

— Иночкина?

— А вы что, с ней знакомы? — спросила ревниво Люся. — Девочка она красивая, но воображала, каких свет еще не видывал!

Костя добродушно рассмеялся:

— К несчастью, со столь знаменитой личностью я пока не знаком, но наслышан о ней предостаточно!

— От кого же? — теперь спрашивала уже Таня.

— От кого! От... Впрочем, вы этого человека не знаете. Ну, а если Иночкина вас так интересует, можете о ней расспросить Генку, он ведь у нас со всеми знаменитостями на «ты»!

Лес поредел, трава — тоже, теперь она едва достигала колен, кое-где даже появились песчаные проплешины.

— А вот и залив имени «космонавта» Геннадия Титова, урра! — закричал Кит, когда они вышли на бронзовый песчаный берег, напоминающий слегка разогнутую подкову. Здесь и там кудрявились экзотические акации, одуряюще пахло полынью. Вода в заливчике была голубоватой, прозрачной, до самого дна. В южном конце подковы взглядам робинзонов открылась великолепная плантация кувшинок. Каждый цветок представлял миниатюрный аэродром для бабочек и стрекоз, снующих вокруг стремительно и бестолково.

— Сказка! — захлопала руками Таня. — Тысяча и одна ночь!

— А вам нравится? — спросил Костя.

— Очень. Даже не верится, что видишь наяву, а не в кино или на картине одного из знаменитых итальянских живописцев.

— Вы любите живопись? И знаете, наверное?..

— Скорее, чувствую.

— Ого, мы ударились в высокие материи! — Люся, раскинув сильные загорелые руки, легла в тень акации. — Так бы вот и полетела!.. Костя, вы составите мне компанию?.. Сделаем круг, другой над нашей милой планетой и махнем на Марс, в сады Аэлиты.

— Рожденный ползать, летать не может, — усмехнулся Костя. — Мне и на Земле дела не занимать.

Замолчали. Каждый думал о своем: Люся — о садах Аэлиты, Таня — о предстоящем соревновании, Костя — о Генке. «И чего он так долго не возвращается? Уж не влип ли в какую новую историю! От него ведь всего можно ожидать...»

А Генка в это время, приминая траву, как напуганный лось, мчался к заливу своего имени, переживая заново только что увиденное и услышанное.

А произошло вот что: когда кусты скрыли Генку от посторонних Глаз, он убрал руки с живота и как ни в чем не бывало зашагал По направлению к озерцу, заросшему чаканом и камышом. Он шел, ориентируясь на запах дыма.

Вот и костер, облизывающий желтыми кошачьими языками пламени днище котелка с ухой. Он дымил под старой неуклюжей ветлой, на песчаной залысине. А возле него, чуть в сторонке, в небрежных позах лежат три колоритные фигуры, в майках и трусах. Двое взрослых и один подросток.

Генка затаился за кустом... В этот миг подросток повернулся к нему лицом.

— Васька Сом! — прошептал Генка, — а это... Так я и знал! Золотозубый и Носатик!..

Около них была расстелена газета. На ней стояли одна порожняя и одна наполовину наполненная особой московской бутылки и три граненых стакана. Тут же высилась горка колбасы, хлеба и нарезанной узкими полосками воблы.

— Так я и знал! — процедил Генка, — стопроцентные бандюги!.. Кого-то ограбили и празднуют. Напьются, а ночью снова пойдут грабить!.. Вот тут-то мы их с Костей и зацепим. Тем более, сегодня я дежурю в городской дружине, и повязки нам с Китом обеспечены. А это уже Полдела! Красная окольцовка на рукаве, если и не прибавляет человеку силы, то уверенности и отваги — сколько хочешь!

«Однако о чем они говорят? Подслушать бы!» подумал Генка, распластался и по-пластунски стал подбираться к кутящей троице поближе. Когда до намеченной цели осталось шагов десять, руки у Генки отнялись окончательно то ли от усталости, то ли от страха. Трава под ним шуршала невыносимо громко, а камышинки хрустели так, как будто взрывались снаряды девятидюймовых орудий. Муха замер. Говорил золотозубый, говорил тихо и невнятно. Как Генка ни напрягался, ничего расслышать не смог. Лишь два обрывка фразы отфильтровало его сознание: «...сегодня... в девять... и... в Морском садике...»

Муха, приподнявшись на локтях, сделал еще одно движение. Под коленкой треснула сухая хворостинка. Золотозубый выругался: «Нас кто-то подслушивает! Кому-то жить надоело!..»

Генка клубком скатился под горку, вскочил и задал такую работу ногами, какой в жизни не видывал ни один стадион мира.

К друзьям он прибежал запыхавшийся и лоснящийся от пота.

— Уж не гнались ли за тобой? — всполошилась черноглазая Таня.

— Не-ет... а что?

— Да пыхтишь ты, как камерон при откачке мазута, — пояснил Костя.

— Это я... дорогой стойку на руках жал.

— А ну, жемани еще! — поощрил Кит.

— Ой, Гена, неужели вы на руках можете стоять? — загорелась Люся. — Покажите!

«Индюк, ишь как расхвастался! — Косте стало жаль Генку. — И как он теперь выкрутится? Придется краснеть перед девчонками!»

Но Муха не думал сдавать позиции. Небрежно помахав у себя перед носом пятерней — что должно было означать: ух, мол, как жарко! — пообещал:

— Согласен!.. Только в другой раз, жилу растянул в кисти... — И рыбкой прыгнул в траву, но тотчас же взлетел вверх, будто его подбросил батут. А Таня закричала не своим голосом: