Новые дворики - Баруздин Сергей Алексеевич. Страница 8
— Спекулянты, говоришь? Ну, это… такие люди, которые обманывают и страну свою и покупателей. Продают разные товары по дорогим ценам…
— А почему они несчастные? — поинтересовался Сенька.
— Несчастные? — переспросила Лидия Викторовна. — Да, наверное, потому, что не все они понимают, что делают. А где ты об этом слышал?
— Да так, случайно, — сказал Сенька, чтобы не вдаваться в подробности. — Спасибо!
Приехала машина. Общими усилиями загрузили в кузов снятую капусту и опять принялись наполнять корзины. А Сенька снова работал по своему методу: два кочана — и в кузов, два кочана — и в кузов!
Время летело быстро, и Сенька искренне удивился, когда вдруг услышал голос матери:
— Се-е-ньк! Ты почему, сынок, здесь?
— Работал вот, — сказал Сенька, подходя к матери и отвязывая Катьку. — А что?
— Ты ж домой собирался. И Катька у тебя здесь…
— Мне позволили, — буркнул Сенька. Он, сам того не понимая, почему-то стал ершиться и готов был вот-вот вступить в спор.
Но мать не почувствовала этого и миролюбиво продолжала:
— Я ведь почему за тобой? Катьку подоить надо — да и в город. Скоро час! Яблочки я уже приготовила. Возьмем опять две корзиночки, чтоб не тяжело.
И мать потрепала Сеньку по мокрой голове.
Сенька помолчал, собрался с духом и тихо сказал:
— Я не поеду.
Мать даже не поняла:
— Как? Почему?
— Не поеду, и все тут! — настойчиво повторил Сенька.
Теперь ему стало легче. Он осмелел и на все вопросы продолжал упрямо отвечать одно:
— Не поеду!
Мать начала сердиться:
— Вот я отцу скажу! Никогда не трогала, а тут выпорю. Так и знай, выпорю. Что это еще!
— И говори! И пори! Пожалуйста! — продолжал Сенька. — И сейчас не поеду! И — никогда!
Мать не узнавала Сеньку. Да и сам Сенька себя не узнавал. От твердил свое:
— Не поеду!
8
— Ты что же это мать не слушаешься? — спросил вечером отец.
Сенька, как бычок, низко опустив голову, стоял около стола.
— Я слушаюсь, — пробормотал он. — А в город все равно не поеду. Не поеду торговать. Ничем!
Видно, тут бы должен начаться серьезный разговор, но вмешался Митя.
— Рухнула торговая фирма, все, аминь! — сказал он весело, и даже отец не выдержал — улыбнулся.
Ничего не понявший поначалу Сенька подумал, что это камушек в его огород, и с обидой сказал:
— Спекулянты мы несчастные! Вот кто мы! Не хочу!
Тут уж и Митя вытаращил глаза:
— Вот это выдал!
— А ты знаешь, Лена, он прав, — произнес вдруг отец. — Обижайся не обижайся, прав. Пора кончать это дело! Сколько говорили…
У матери совсем опустились руки. Может, она и не ожидала такого поворота разговора, а может, и ожидала.
Мать стояла поодаль от Сеньки и быстро перебирала кончик головного платка.
— Верно, маманя, — поддержал отца Митя. — Смотрите, что о Сушковых говорят! И о нас, видно, не лучше…
— А я что? Разве говорю что-нибудь? — наконец отозвалась мать. — И так уж у меня ум за разум заходит. Мечусь и сама не знаю зачем… Видно, правые вы! И Сенька правый…
9
Все лето погода делала самые невероятные скачки и повороты. Ненужные затяжные дожди резко сменялись долгой удушающей жарой, и вдруг неожиданно становилось по-осеннему прохладно и промозгло. Ночью на земле выступала ледяная роса, и опять нежданно выдавались два-три солнечных дня, которые уступали место ливням и грозам. И вдруг снова — дожди с утра до вечера и заморозки по ночам. В одну из таких ночей вдруг опали орехи… Появилось видимо-невидимо клюквы. Вовсю полезли грибы. А наутро оказалось, что на огородах почернели и пали наземь не успевшие созреть помидоры, а пухлые семенные огурцы почему-то вытянули корявые бородавчатые шейки.
И вот после всей этой природной кутерьмы настало на редкость чудесное воскресное утро. Утро, похожее не на середину августа, а скорей на середину сентября — по-осеннему прохладное, но солнечное, с бесконечно голубым небом и чистым воздухом. И только в покрове лесов и полей почти ничего не виделось осеннего — молодо зеленела трава на лугах и листва деревьев, а если и попадался желтый лист, то он казался украшением, а не признаком увядания. Красовались первыми желтыми красками клены и дубы, а кусты акаций — бурые издали — на самом деле оставались зелеными, и только бесчисленные гроздья созревших стручков на них чернели, словно от загара. И пусть меньше стало лесных и полевых цветов — краски земли не потускнели. Буйно цвели вдоль дорог разросшиеся до размеров маленьких деревцев сорняки, краснели шиповник и волчьи ягоды, цветом заходящего солнца сверкала рябина, а в лесу на каждой полянке да и просто между деревьями, словно древние воины, хвастались своими парадными мундирами мощные мухоморы. И сороки, которых развелось за это лето видимо-невидимо, тоже украсили лес мельканием хвостов и крыльев.
Вновь ожили берега Гремянки. Правда, теперь здесь почти не увидишь купающихся мальчишек, зато на смену им пришла целая армия женщин с тазами и ведрами, наполненными бельем. Они полоскали, стучали вальками, переговаривались, словно хотели заглушить крик гусей и уток.
Настроение у Сеньки стало совсем радостным и счастливым. Он ехал с отцом в город, в котором, по существу, никогда не был раньше. Ведь прежние поездки не в счет! Впервые он ехал по настоящим делам — за книжками и тетрадками, за школьной формой, которую ему так и не купили в первом классе. Наконец, он ехал просто так.
Город их встретил не меньшим шумом, чем встречает всех приезжающих. Но сегодня это был шум праздника и добрых настроений. Мимо Сеньки мчались машины, и он впервые видел, как они быстры и красивы. Мимо Сеньки шли тысячи людей, и он впервые видел их лица — светлые и темные, веселые и серьезные, беззаботные и озабоченные. Сенька шагал с отцом по улицам и площадям, мимо старых и новых домов и впервые не думал о том, какой ему выбрать угол или подъезд, чтобы начать немудреную торговлю. Они спускались в метро и садились в поезд, и Сенька ехал в нем, как все, не боясь, что кто-то посмотрит на него недобрым взглядом или назовет обидными словами.
Они заходили в магазины, заглядывали в ларьки и палатки, и Сенька вовсе не огорчался, а радовался, что в них все есть.
Но самое большое удовольствие Сенька испытывал от встреч с милиционерами. На каждого из них он смотрел такими откровенно восторженными глазами, что многие отвечали ему улыбкой, кивком головы, а иногда и просто так:
— Привет, герой!
— У тебя с милицией прямо особая дружба! — шутил отец. — Что ни милиционер, так обязательно здоровается с тобой.
— Они хорошие! — отвечал Сенька.
О чем только не думал он в этот день, вышагивая рядом с отцом по городу! Но о чем бы он ни думал — он думал о хорошем.
— Папк! А если похлопотать, то сменят нам название? Как? — спросил Сенька у отца, когда они, уставшие, нагруженные покупками, сели в поезд, чтобы ехать обратно.
— Какое название, сынок? — переспросил отец.
— Да наше! Старые Дворики. Почему они старые? Новые куда лучше, — объяснил Сенька.
— А что ж, если похлопотать, то, пожалуй, и сменят, — сказал отец. — Пора уже!
Тут можно было бы поставить точку да и закончить эту маленькую повесть. Можно — и никак нельзя. Ведь у Сеньки вся жизнь впереди!
