Федя и Данилка - Воронкова Любовь Федоровна. Страница 13

– Скорей! Заводят!

Данилка прибежал как раз в ту минуту, когда летчик сел в кабинку. Закрутился пропеллер, задрожали крылья, и маленький самолет, слегка разбежавшись, поднялся в воздух. Потом сделал круг, снизился так, что рукой достать можно, и полетел вдоль виноградных шпалер.

Виноградник зашумел, как в бурю. Пропеллер трепал и ворошил виноградную листву, ерошил ее, вывертывал наизнанку. А летчику это и нужно было – вредители прячутся именно на нижней стороне листа. Он открыл баллон с ядовитой жидкостью и начал поливать виноградник.

– И ветер и дождик – все свое собственное, – засмеялся Тихон Иваныч. – Эко ловко придумали!

Данилка стоял и смотрел, как самолет полетел над плантацией. А Федя даже попробовал бежать следом за самолетом. Но сунулся в мокрые лозы и вылез обратно. А тут еще и прикрикнули на него:

– Куда полез? Отравишься!

Самолет с ядовитым дождем долго летал над плантациями. До тех пор летал, пока небо не погасло.

Дома Феде попало за рубашку: вся рубашка у него оказалась в пятнах.

Но Федя и слушал и не слышал. У них с Данилкой только и разговору было что про самолет. Ох и ловкий же этот самолетик! Хоть и маленький, а трудяга!

Пожалуй, им с Данилкой стоит пойти в летчики. Горы копать? Что ж, горы копать – это дело не горит. А здесь вон как: «Тревога! Виноградники погибают!» И летчик тут же прилетел, расшевелил листву, опрыскал чем нужно – и готово! Цветут виноградники, зреет виноград. Собирайте урожай, колхозники!

Смельчаки

– А все-таки ты, Данилка, трус, – сказал Федя, – волны ты на море боишься…

Федя и Данилка сидели на большом камне. Море чуть шелестело под ногами. Данилка шлепнул ногой по воде.

– Ну и что же? – ответил он. – А если волна большая? Поди-ка, поборись с ней.

– И поборюсь! – сказал Федя. – Уж я-то поборюсь! А ты и коров боишься – под мост залез. Ты вот даже крабов боишься. Вон какой маленький в камнях пробирается, – ну что, схватишь?

Но Данилка, еще и не видя краба, сразу подобрал ноги на камень. Федя засмеялся:

– Эх, ты! Как бы мне тебя от трусости вылечить?

Но тут Данилка обиделся.

– Никакой я не трус, – сказал он, – я просто на крабов глядеть не могу: противные.

– Ну, а вот если будешь на войне и пошлют тебя в разведку, – пойдешь?

– А то нет? Конечно, пойду.

– А если ночью?

– И ночью пойду.

– Эх, Данилка, – вздохнул Федя, – ты вот ночью даже в наши каньоны и то не пойдешь, а то – в разведку!

– Это ты, может, в каньоны не пойдешь, – сказал Данилка. – Ты и днем туда ходить боишься.

Федя подскочил и чуть не свалился с камня:

– Я? Боюсь? А пойдем сегодня ночью!

– Пойдем, – согласился Данилка.

– Только чтобы прямо в Ведьмину пещеру.

– Ну и что ж? И в Ведьмину пойдем.

Федя посмотрел на Данилку. Неужели он и правда Ведьминой пещеры не боится? Федя уже и не рад был, что поспорил с Данилкой. Он думал, что тот струсит и откажется…

– Прямо в Ведьмину пойдем? – повторил Федя.

– Вот и прямо в Ведьмину, – подтвердил Данилка.

Если кто подумал бы, что Федя очень обрадовался и что ему очень хочется идти в Ведьмину пещеру, тот ошибся бы. Но казак назад не пятится. Наступили сумерки, и ребята, никому не сказавшись, отправились в каньоны.

Тишина стояла в долине. Скатится камушек из-под ноги, а уж окрестные горы прислушиваются – что там такое прошумело? Скажешь слово погромче – тотчас эхо откуда-то отзовется.

Федя и Данилка шли по дорожке, протоптанной скотиной, и почти не разговаривали. Федя ежился, ему хотелось спать. И зачем только он поспорил с Данилкой! Ходи вот теперь ночью по долине, а потом еще в эти канавы лезть надо… С радостью вернулся бы он домой. Но ведь тогда Данилка скажет, что его самого от трусости лечить надо!

А Данилка и думать забыл про сон. Долина при луне казалась ему незнакомой и таинственной. Узкие дорожки стали голубыми. Они, как ручейки, бежали среди голубой полыни. А полынь отдыхала от жаркого дня. Она стояла неподвижно и, расправив ветки, глядела в звездное небо…

И еще казалось Данилке, что земля и небо смотрят друг на друга и неслышно беседуют о чем-то. Иногда звездочка падала сверху. И Данилка тут же решал про себя, что это небо нарочно сбросило звездочку, – ведь там, вверху, их и так слишком много!

– Федь, а Федь, – сказал Данилка, – ты никогда звезду не находил?

– Какую звезду? – удивился Федя.

– А вот что с неба падают.

– Нет, – ответил Федя. – А ты?

– И я нет. А вдруг найдем сегодня?

– Не найдем, – подумав, сказал Федя, – они на земле не горят. Гаснут.

Вскоре показались каньоны. Они, словно темные морщины, легли через лунную долину. Ребята подошли к краю самого глубокого русла, заглянули вниз. Луна освещала одну стену каньона, а дно его и другая стена оставались в тени.

– Что, забоялся? – сказал Федя.

А сам думал: «Хоть бы этот Данилка и вправду забоялся!»

Но Данилка качнул головой:

– Это, может, ты забоялся?

– Я? Это я-то забоюсь? – Федя ткнул пальцем себя в грудь. – Я забоюсь?

– Ну и я не забоюсь!

И Данилка первым полез в каньон.

Они шли по узкому глубокому коридору с земляными стенами. Иногда под ногой хлюпала вода, оставшаяся в ямке. Ноги путались в кустиках жесткой травы, которая успела вырасти на дне.

Ничего не было видно из каньона. Только узкая звездная полоска мерцала над головой. Данилке казалось, что края каньона, косматые от полыни, упираются прямо в небо. И среди сухих кустиков и былинок он увидел большую звезду. Белая звезда лежала на самом краю обрыва, запутавшись в сухой траве. Вот пойди и возьми ее!

Но шагнул Данилка в сторону – и все пропало. Темная трава косматилась над каньоном, а белая звезда сияла высоко на небе.

Скоро глаза привыкли к темноте, и стали видны рытвины, и камни, и гладкая извилистая дорожка, проложенная ручьем на дне каньона. Можно было разглядеть и стены каньона: одна стена темная, другая серая и зеленоватая под луной, с какими-то впадинами, пещерками, с неясными очертаниями каких-то фигур… Тут луна начала колдовать.

– Федь, а Федь, – прошептал Данилка, – смотри-ка, будто верблюд вон там высунулся…

Но Федя не видел верблюда:

– Просто кусок глины торчит.

Данилка с замирающим сердцем прошел мимо неподвижного верблюда – да, это просто кусок глины. Зато на освещенной луной стене каньона Данилка отчетливо увидел фасад какого-то дома. Колонны по всему фасаду, крыльцо со ступеньками – только ступеньки осыпались. Окна с закрытыми ставнями, слепые окна. Подземный, заколдованный дом…

– Федь, а Федь, ты дом видишь?

– Где дом? Никакого дома. Просто водой размыло.

Федя не видел никакого дома. Но впереди за поворотом что-то густо чернело. Федя поднял камень и бросил туда, где чернело. Камень прошуршал по сухой листве. Федя ободрился, прибавил шагу. Это камыши чернели за поворотом.

Совсем примолкли ребята, когда вступили в эти камыши. Высокие пушистые метелки сомкнулись у них над головой. Федя и Данилка уже не дразнили друг друга и не спрашивали: боишься, не боишься, – они молча шагали, касаясь друг друга плечами. Они слушали, как трещат и шелестят у них под ногами жесткие стволы и листва камышей.

– Скоро… пещера будет… – сказал Федя.

Хотел сказать: «Ведьмина» – и не сказал. Раздвинул плечами камыши и пошел дальше. Надо было идти. Не оставаться же здесь! А страх уже мало-помалу забирал его. Но Федя был крепкий, он терпел и еще мог терпеть. И будет терпеть, но перед Данилкой не сознается.

А Данилке давно уже было не по себе. Он тревожно оглядывался по сторонам. Уйти бы отсюда, вскарабкаться по этим выступам наверх, в светлую долину, и бежать домой что есть мочи!

Но тогда, значит, правду сказал Федя, что его лечить нужно…

Снова узкий коридор. Заколдованный город остался позади. Темная стена заслонила проход.