Месть крысиного короля - Некрасова Мария Евгеньевна. Страница 7

Первые три минуты крысята не обращали на меня внимания. Они были слишком увлечены своей игрой с мамой. Игра называлась: «не ошибись ухом». Мама подносила капалку с одного бока – они поворачивались другим, а то и вовсе подставляли другую голову. Но потихоньку первые три крысенка заинтересовались моим танцем, а за ними повернули головы и все остальные. Я моргнула маме: давай! Папа наблюдал в сторонке. Когда все крысиные головы были повернуты в мою сторону, все носики дергались только в одном направлении, мама без труда отсчитала нужную голову и – кап – смазала больное ушко. Крысенок возмущенно пискнул, но тут же забыл, увлеченный моим танцем.

Вообще-то, операция уже прошла, и я могла остановиться. Но крысенок так не считал. Стоило мне притормозить, как начинался жуткий писк, падание на бок – крысенок всем видом показывал, как ему больно и только искусство помогает ему держаться.

Родители уже поужинали, крысы тоже, а я все плясала и плясала. Спину ломило так, будто сорок грузчиков вместе с грузом решили поучаствовать на мне в «Формуле-1». Ступни разбухли, как суповые тарелки, и окаменели так же. Я чувствовала себя молодой слонихой, решившей попробовать силы в балете. А крысята смотрели и радовались. Ближе к ночи перед глазами поплыли круги, я искренне пожалела участников танцевальных марафонов. Как-то они, бедные, по десять-шестнадцать часов танцуют и танцуют?! Уснула я, кажется, тоже танцуя. Во всяком случае, не помню, как уснула.

Глава X

Как восемь крысят оказались одним королем, а мы узнали о завещании академика

С утра по ящику показали новость – одна из немногих велосипедных катастроф в Москве. Наш вчерашний ветеринар на своем велике ехал по совершенно пустой дороге и как-то ухитрился съехать в канаву. Говорили, он сломал обе ноги.

Зону тишины не отменили, папа был ужасно этому рад. За завтраком он признался, что, если будет ездить на «Линкольне» хотя бы только на работу, вся зарплата уйдет на горючее и еще будет мало. Миллионерская тачка требовала самого лучшего бензина и жрала его, как Робин-Бобин. Мама в шутку советовала халтурить – катать свадьбы. Папа отмахивался.

Ушко у крысенка почти прошло. Я повторила танец, и мама закапала лекарство. Крысята повеселели, стали носиться по столу, заглядывая всем в тарелки. Узел хвостиков бестолково прыгал перед глазами. Маму он здорово расстраивал. Она смотрела на него, как на шарик гипнотизера, и повторяла:

– Что же делать?

Я обещала ей проконсультироваться с Липатовым. Он подарил крысу, значит, должен все знать об их болячках.

Маньяк Липатов оказался с пониманием. Я ему позвонила, мол, родился пучок крысят, что делать? Он прискакал как на пожар. Ворвался на кухню, как скорая ветеринарная помощь. Как хищник схватил пучок сросшихся хвостиков, повертел и выдал:

– Это бывает. Называется «крысиный король». Просто крысята срослись хвостиками. Отнесешь к ветеринару, он распутает – и нормально.

– Им же больно будет, – возразила я. Он только хмыкнул:

– Как хочешь. В природе им никто хвостов не распутывает, всю жизнь так живут.

Я решила не распутывать. Липатов еще повозился с крысятами, сказал, что они у меня акселераты: уже шерстяные-глазастые, хотя обычно крысята должны быть слепыми-голыми до трех недель. Проконсультировал меня подробнее насчет ухода и быстро ретировался. Кажется, он стеснялся моих родителей.

Из-за объявленной тишины автобусную остановку перенесли на соседнюю улицу. Папа не поехал на работу, а мне было разрешено не ходить в школу. Я села к родителям на диван и уставилась в телек.

По кабельному показывали фотку академика Александринского в траурной рамке.

– Переключи, – попросил папа. Я стала искать пульт. Только что положила его на диван... Пульт вывернулся из-под руки и ускакал. Рыжая! Сейчас сгрызет, как мою туфлю!

– Отдай! – я бросилась за ней, но диктор из телеящика заставил меня прекратить погоню.

– Незадолго до смерти, – произнес он, – академик узнал из районной газеты о восьмикласснице, которая благодаря упорному труду перешла в середине года сразу в десятый класс. Александр Иванович был в восторге от ее трудолюбия и тяги к знаниям. Желая создать одаренной девочке все условия для дальнейшей учебы, академик завещал семье новой десятиклассницы Светланы Лебедевой свой особняк.

Я как стояла на четвереньках с протянутой к пульту рукой, так и... осталась стоять. Ничего себе подарочки от академиков!

Папа очнулся первым:

– Ну, ты даешь, Светка! Когда с академиком подружиться успела?

Я только головой помотала:

– Ты же сам видел газету. Вот и он видел. Слышал же, что диктор говорит.

Папа хлопнул меня по плечу:

– Молоток! Так держать! – потом подумал и добавил: – А зачем нам особняк? Кто в нем убираться-то будет?

В разговор вмешалась мама, и пошло-поехало:

– Ты ничего не понимаешь. Ребенок хорошо учится, вот академики и завещают ему особняки, а тебе все не так... Мы со Светкой будем убираться, понятно, что не ты... Ничего ты не понимаешь. Сколько можно жить в хрущобе, уже сам скоро академиком станешь!

В общем, мама его убедила, и отец, сорвавшись с дивана, стал обзванивать всякие конторы, где предстояло оформлять документы.

– Может, и собаку заведем, – продолжала мама мечтательно.

Я кивнула. Можно и собаку. В особняке все можно. Вряд ли крыски будут ревновать, мы им выделим отдельную комнату. А собака пусть во дворе живет. Благодать!

– За что нам такое счастье?! – не унималась мама.

Я тоже хотела бы это знать.

Глава XI

Как я пошла в школу, а оказалась на сцене с Тутси

Тишину отменили только через два дня, но мне было мало. В школу не хотелось – хоть вешайся. Я с ужасом представляла ухмыляющиеся рожи новых одноклассничков, Волкова с подбитым глазом. Что за пакость он мне приготовит сегодня? И что я ему сделала? Пришла в его класс? Он рэкетир какой, что ли, кидается на всех, кто забредает на его территорию?

Но занятий сегодня не было. То есть почти не было. Едва мы успели достать тетрадки, а Волков – всего лишь разок дернуть меня за волосы (дурацкая стрижка у Тутси, есть за что дергать), как в класс ввалилась целая комиссия.

Возглавлял ее парень в кожаных штанах непотребного вида, за ним шли две женщины в деловых костюмах и еще два парня с синими волосами. Они что-то шепнули училке, потом кожаный обратился к классу:

– Ты, ты и ты, пошли с нами, – он ткнул пальцем в меня и еще двух девчонок.

Ничего не понимая, мы пошли за комиссией. Привели нас в актовый зал, врубили музычку и велели танцевать. Отбор на районную олимпиаду по ритмике, что ли?

Оказалось, нет. Когда двух девчонок выгнали учиться дальше, оставив только меня, синеволосые раскрыли секрет: они отбирали девочек для подтанцовки группе «Гимназия». Да, той самой, где пела Тутси! И выбрали меня!

Сказать, что я была счастлива – все равно что сказать про «Евгения Онегина» – «стишок».

Мне было велено бежать домой переодеваться и к двум быть на студии.

Я была там в половине первого.

Над головой светили лампы, под ногами лежали толстые провода телекамер. На сцене выплясывала сама Тутси в коротком красном топике и рваных джинсах, а за спиной у нее... Ну, не прямо за спиной, а шагах в пяти... Нет, это была не я! Когда мне говорили, что я похожа на Тутси, я только отмахивалась. А сейчас на сцене повторяла все движения звезды Тутси-2, нет, Тутси-Моложе-На-Десять-Лет, Тутси-Стройнее-Чем-Настоящая! На большом экране, как в зеркале, я видела себя со стороны и нарочно чуть-чуть сбивалась, даже один раз не в ритм помахала рукой, чтобы доказать себе, что это все-таки я!

Конечно, я двигаюсь лучше, но... звезда здесь она, а я – подтанцовка. Пусть, я все равно счастлива, мне хватит.