Белое Перышко - Радзиевская Софья Борисовна. Страница 2

— Это, это не они, — вымолвил наконец Арсик. — С птенчиками что-то случилось!

Но Коля всё-таки стащил его с лестницы.

— Это с тобой случилось, бестолковый. Ты думаешь, лягушат им подложили, что ли? Их же, их это дети! Зябликов! Через неделю красивые станут, не узнаешь.

Арсик стоял весь красный.

— Куриные цыплята такие пушистенькие. Я думал… — А ты не думай. У этих всегда так. Не куры…

Родители-зяблики сильно бы обиделись, если бы могли понять, о чём говорили страшилы. Они с писком подлетали к Арсику, чуть не падали ему на голову. Их бесценные красавцы-птенчики вот-вот исчезнут в пасти чудовища. Они ведь не знали, что мальчики, обмотав осину колючкой, спасли их деток от настоящего врага — кота Моисея.

Но вот чудовища уходят от дерева, всё дальше, дальше… Зяблики в волнении кинулись к гнезду. Ну и счастье! Птенчики лежат невредимые и с писком разевают огромные, не по росту, рты. Родители, покружив над ними, радостно отправились на охоту.

Для зябликов наступило трудное время. Сколько ни таскай мошек и червяков, — писк в гнезде становился всё громче. Белое Пёрышко даже петь почти перестал, времени не хватало.

Через две недели уже не голые уродцы, а пятёрка хорошеньких молодых зябликов выбралась из гнезда. Они всё смелее перепархивали с ветки на ветку, и старые зяблики продолжали кормить их, но уже не так усердно. Молодым пора самим учиться ловить червяков и букашек, а у родителей достаточно заботы и без них. В гнёздышко скоро лягут новые голубые крохотки-яички, а там… запищат и новые птенцы. И их надо успеть вырастить, чтобы осенью всем отправиться на зимовку в далёкие жаркие страны.

Но пока ещё вся семья держалась вместе, случилось непредвиденное. Утром Белое Пёрышко проснулся от песни другого зяблика. Да, да, под самым его носом! Он давно уже приучил всех зябликов держаться подальше от его гнезда. А этот нахал поёт себе заливается, как у себя дома. Где? А, вот! На соседней берёзе!

У Белого Пёрышка даже пёрышки на затылке встопорщились от злости. Он камнем свалился с ветки, точно им выстрелили, и — прямо к старой берёзе. И влетел в клетку-ловушку, в другой половине которой весело распевал ручной зяблик.

Хлоп!

— Поймал! Поймал! — закричал знакомый голос. — Дядя Петя, где колечко? Арсик, смотри, дядя Петя покажет, как это делается.

— Спускай западню на землю, — отвечал густой бас. — И не кричите, он и так перепугался.

Белое Пёрышко и правда был еле жив от страха. Чуть дыша, он прижался в уголок клетки. Но вот одна рука открыла дверцу западни, а другая охватила и вынула его так осторожно, что ни одно пёрышко не помялось.

— Вот колечко, — продолжал дядя Петя. — На нём надпись, видишь— Москва. И номер. На зимовке, в далёкой жаркой стране, может быть, этого зяблика поймает кто-нибудь и нам напишет. Вот мы и узнаем, куда наш бродяга зимовать летает. Понятно? Теперь смотри: надеваю ему колечко на ножку. Зажимаю, чтобы держалось. Всё! Лети, глупышка!

Рука разжалась. Белое Пёрышко пулей взлетел вверх и исчез. Он мчался в диком ужасе, едва не разбиваясь о ветки, метался вправо, влево, вверх, вниз, чтобы увернуться от того, что держало его за ногу.

Измученный, он опустился на какую-то ветку. Попробовал клюнуть колечко. Держится крепко. Но боли нет. Может быть, не очень опасно?

Наконец Белое Пёрышко успокоился и вернулся в свой сад, на свою осину, к жене и детям.

Незаметно подкралась осень. Уже и вторые птенцы выросли и покинули гнездо. Отдельные семьи зябликов соединились в стайки и теперь не отличали своих от чужих. Белое Пёрышко больше не пел и не дрался: не стало гнезда, которое нужно было защищать. И мать забытых птенчиков исчезла, улетела ца зимовку в дальние края — самки зябликов всегда улетают первыми.

Было ещё тепло, и в полях было много еды, но Белое Пёрышко чувствовал какое-то странное беспокойство. Что-то звало, манило прочь от родных знакомых мест. Это же чувствовали и другие зяблики. По ночам, точно по чьему-то приказу, то одна стайка, то другая взлетала и устремлялась к югу. Они отправлялись зимовать в чужие страны за много тысяч километров.

Белое Пёрышко летел в стайке самцов. Летят ли с ним его дети, которых он летом так самоотверженно кормил и охранял? Об этом он не задумывался. Он просто летел, потому что не мог не лететь.

Хищные птицы тоже пробирались на юг, на зимовку. По дороге они подстерегали перелётных птиц. Поэтому мелкота — певчие птички летели ночами. Днём в защищённом уголке можно и отдохнуть и поклевать что придётся.

Зябликов было много в начале пути, весёлая стайка летела в беспорядке, кто как хотел. Кто не мог угнаться за другими, отставал и терялся. Но Белое Пёрышко был всегда впереди, сильные крылья несли его всё дальше и донесли, наконец, до самого трудного места пути. Здесь кончалась земля, а впереди синело огромное море. Дальше отдыха не будет до другого берега. Другой берег — это Африка, а море — Средиземное море. Кто не сможет долететь до другого берега — опустится, теряя силы, в его голубые волны. Если же пичужек над морем захватит буря, волны из голубых станут чёрными и вынесут на берег Африки тысячи маленьких утонувших путешественников. Там найдётся, кому их подобрать. Но и на этом берегу и на том бессердечные люди поджидают измученных, полуживых птичек: ловят сетями, стреляют, а то и протягивают проволоку и пускают по ней электрический ток. Птицы доверчиво садятся на проволоку отдохнуть и погибают от тока.

Хорошо, что Белое Пёрышко и другие зяблики ничего об этих ужасах не знали. Они радостно рассыпались по деревьям сада. Это была их последняя остановка. Дальше — море и Африка.

Зяблики хлопотливо и весело устроились на днёвку. На деревьях зреют не яблоки, а апельсины. Не всё ли равно? Хватило бы червяков да зёрнышек. А вот и бабочка, до чего же аппетитная! Белое Пёрышко сорвался с ветки и стрелой помчался за ней. Но та перепорхнула через каменную ограду сада — на дорогу. Ну нет, не уйдёшь! Миг — и бабочка оказалась в клюве маленького охотника. Но в следующий миг чья-то лёгкая тень промелькнула над дорогой. Белому Пёрышку не надо было оглядываться. Он хорошо знал, чья это тень и что дальше случится, если он теперь, сейчас же, не найдёт спасительного укрытия.

Мёртвая бабочка, кружась, полетела на дорогу — до неё ли теперь! Белое Пёрышко быстрым поворотом вывернулся из-под смертоносных когтей, но путь назад, в сад, закрыт, впереди дорога, гладкая, ровная, без единого кустика по краям.

— Смотри, ястреб ловит пташку. Ну, ей не уцелеть!

Это сказал один маленький итальянец другому. Они сами шли с птичьей ловли и несли сетку, полную мелких перелётных пташек. У нас в стране вряд ли кто согласится позавтракать жареным соловьём или зябликом. Итальянец этого не стыдится.

Мальчуганы с интересом наблюдали за охотой.

Ястребок заставил повернуть Белое Пёрышко от садовой ограды и теперь гнал его, задыхающегося, измученного, по открытой дороге. Сердце зяблика готово было разорваться, маленькие крылышки уже три раза выносили его из-под страшного броска хищника, но тот гнал его дальше и дальше, а раскалённая пыль дороги слепила глаза, дыхание перехватывало.

Мальчики были уже близко.

— Сейчас покончит! — крикнул один, но тут оба вдруг остановились, словно споткнувшись: Белое Пёрышко сложил крылья и камнем упал им под ноги. Ястребок, падавший за ним, в последнюю минуту успел свернуть в сторону и взмыл вверх, готовясь повторить бросок.

А Белое Пёрышко лежал в пыли, почти касаясь босой загорелой ноги мальчика. Он поднял головку, чёрные глаза его ярко блеснули, он тяжело дышал, но не шевелился. Не пошевелился он даже тогда, когда рука мальчика охватила его и осторожно подняла к самому лицу.

— Это он от усталости свалился, — сказал один.

— А я говорю, он нарочно так, ему деваться было некуда, он за нас и спрятался, — возразил другой. — Мне дядя Джулио рассказывал, так бывает. Человека он меньше боится, чем ястреба. Ну, готово, сверни ему шею и клади ко мне в сетку.