Свидание с морем - Кирносов Алексей Алексеевич. Страница 22

— Моё мнение такое, что грамоту нужно отдать Ларисе, а вы же видели, что Марина Алексеевна не желает. — У него внутри стало закипать возмущение, он не стеснялся, ничего не боялся и говорил, что думал. — Я могу настоящую грамоту вставить обратно, мне это пара пустяков, я все ходы знаю, и ключ у меня есть от кабинета. И даже Тюбик не залает, хоть он на меня и обиделся.

— Как это: Тюбик обиделся? Ты его стукнул?

— Нет, он увидел, как я выползаю из кабинета Марины Алексеевны ночью с грамотой, презрительно посмотрел и отвернулся. Сахар от меня теперь не берёт.

— Чудеса, — покачал головой Иван Иванович. — Ну, дальше?

— Дальше, если я грамоту на место поставлю, а Марина Алексеевна после смены её не отдаст, я опять утащу.

— Решительный юноша. — Иван Иванович положил руку ему на плечо. — Что будет дальше, покажет будущее. Сейчас советую тебе скорее и оперативнее вернуть грамоту на место. В кабинете Марины Алексеевны бывают не только профессора и писатели, там бывают и художники. Кинет взгляд художник, поднимет брови под самые волосы, ахнет — и тебе каюк. Понял? Торопись. Но торопись осмотрительно.

Пока они тихо разговаривали, ребята сдали инструменты и ушли. Только Вика подметала пол.

— Вы хороший человек, Иван Иванович, — сказал Игорь.

— Хочу им быть, мой мальчик, очень хочу, — поблагодарил его тёплым взглядом Иван Иванович.

И тогда Игорь посмел высказать свою мечту:

— Можно у танцовщицы сделать лицо, похожее на одну девочку?

Иван Иванович нахмурил брови и вскочил с табурета:

— Ты мелешь чушь! Батюшки, человек как человек, вроде бы голова на своём месте, а чуть коснётся этого дела — превращается во что-то столбообразное! Ну, как ты не понимаешь, что если сделаешь лицо, похожее на одну девочку, эта небесная танцовщица мигом превратится в уродину и калеку!.. Впрочем, ты это несерьёзно сказал, пошутил, да? Смотри, не шути так больше, мне очень больно слушать такие вещи. До завтра, Игорь. Желаю успеха в твоём предприятии.

Игорь мигом выскочил из мастерской. .

На пути в отряд пытался представить свою танцовщицу с лицом Ларисы. Остановился, закрыл глаза и увидел. Плечи его передёрнулись от отвращения. Он увидел разной толщины ноги, да ещё и кривые, руки — несоразмерные и похожие на змей, тощее, безгрудое тело, а наверху — прекрасное лицо Ларисы... Он замотал головой, чтобы избавиться от жуткого видения.

«Да, — подумал он, — буквы перерисовывать легче, даже картинки переводить через кальку и то легче. Там заранее всё ясно и понятно. А здесь ничего не понятно заранее, только что-то мерещится в голове, а поди знай, что в результате получится? Можешь сделать лучше, чем задумал, а можешь и испортить, недаром Лариса забоялась, она в этом деле понимает... Может быть, поэтому мастерская Ивана Ивановича называется «творческая»?..»

Он пришёл вечером в кино. Лариса тоже пришла в кино, но села среди девочек так, чтобы Игорю к ней было не подойти.

Эх, не надо было ему говорить: «Уходи, а то я с тобой работу никогда не доделаю». Девочки очень странные существа. Они считают, что могут уходить и приходить только по собственному желанию, а что касается твоих работ и занятий — тут уж сообразуйся с их желаниями, это не их дело.

Игорь огорчался, смотрел кино невнимательно и не понимал, что ценой огорчений и неприятностей приобретает важный и необходимый в жизни опыт.

Глава двенадцатая

Всё произошло быстро, озорно, легко и красиво, прямо как в книжке про разведчиков.

Отряд вернулся с обеда, улеглись исполнять команду «тихий час». Только Игорь закрыл глаза с намерением досмотреть ночной сон (ему приснилось путешествие в Индию, но в Индии он успел лишь выбежать из пальмовой рощи на берег океана, искупаться в набегающей волне с белой гривой так и не успел, потому что раздался сигнал «подъём», а его слышно даже в Индии, и каждый пионер, услышав этот сигнал, обязан немедленно возвратиться в отряд, хоть из Индии, хоть из самой Антарктиды), кто-то тихо сел на его койку, пружины чуть-чуть скрипнули. Открыл глаза — сидит Дунин.

— Слушай, — зашептал Борис, не шевеля губами, — Марина проводит в столовой на веранде совещание вожатых. Это до самого конца тихого часа. Всё начальство там, даже тётя Шура, а Виктор Петрович уехал в Севастополь за новым шлангом. Рискнём?

— Как же это, среди бела дня...

— Какая разница, когда тебя не поймают, ночью или среди бела дня? Бумага здесь.

Дунин похлопал себя по груди, и под рубашкой зашуршало.

— Ну, рискнём.

Игорь оделся и направился было к окну, но Дунин твёрдо взял его за руку, и они на цыпочках вышли через дверь.

В лагере было тихо и безлюдно. Хорошо слышались раскаты сердитого голоса Марины Алексеевны, кого-то ругавшей там, на веранде столовой.

— Сейчас таиться не надо, — наставлял Дунин шёпотом, не шевеля губами. — Шествуем спокойно, неторопливо, якобы гуляючи.

— Почему у тебя губы не шевелятся? — спросил Игорь.

— Некоторые разведчики обладают способностью читать по губам, что человек говорит, — объяснил Дунин. — Страхуюсь. Как у меня губы, совсем не шевелятся?

— Почти. Чуть-чуть только. А откуда здесь разведчики?

— Когда появятся, поздно будет учиться.

— Ты, наверное, будешь разведчиком, когда вырастешь?

— Ещё не решил, — ответил Дунин, и на лице его не дрогнул ни единый мускул, и губы не шевельнулись. — Очень хочется в цирке работать факиром... Знаешь, как Игорь Кио.

— Видел один раз.

— А я пять раз смотрел! — Тут губы Дунина пошевелились.

— Повезло... Слушай, Иван Иванович тоже на совещании?

— Нет, он в скалах с Викой купается.

— Врёшь! — не поверил Игорь. — Это же нарушение, а Иван Иванович никогда не нарушает распорядок. Он говорит, что если мы будем нарушать законы, обычаи и правила, то станем дикарями.

— Всякое правило имеет исключения, забыл, что ли? У девчонки сегодня день рождения. Иван Иванович уговорил вожатого, чтобы отпустил её на тихий час купаться. Викашка счастлива, будто ей куклу с закрывающими глазами подарили.

— Это подарок получше куклы, — сказал Игорь. — А ты откуда всё знаешь?

— А у меня же бинокль.

— Очень уж ты много знаешь, — сказал Игорь, испытывая не то зависть, не то опасение.

— Многовато, — согласился Дунин. — Иногда такое узнаешь, чего лучше бы и не знать...

С такими разговорами, якобы гуляючи, дошли до кабинета.

Оглядевшись, Дунин быстрым и точным движением вставил ключ в скважину, отомкнул, распахнул дверь:

— Прошу входить.

Зашли, прикрыли дверь, и тут гуляние, конечно, кончилось. Торопливо раскрепили рамку, рисованную грамоту вынули, настоящую вставили на место, закрепили уголки рамки и повесили её на стену. Всё как было, ничего не было. Операция заняла не больше трёх минут времени.

Вышли, огляделись, заперли дверь, снова огляделись, облегчённо вздохнули и засмеялись. Из-за угла вышел Тюбик, он приветливо помахивал хвостиком. Со стороны столовой слышался голос Марины Алексеевны, но уже в мягких тонах, она кого-то хвалила.

— А ты боялся: среди бела дня, среди бела дня!

— Я всегда удивляюсь, какой ты умный, — сказал Игорь. — Всё заранее предусматриваешь.

Дунин не проявил ложной скромности:

— Да, я умею выбрать момент.

Тюбик подошёл ближе, поднял морду и смотрел на Игоря во все, как говорится, глаза.

— Дай ему сахару, — подсказал Дунин. — Теперь возьмёт.

— Не захватил... — Игорь развёл руками. Дунин вынул из кармана сахар:

— На, дай ему. Собака молодец, вполне человеческая собака.

— Ваф, — сказал Тюбик, то ли при виде сахара, то ли в благодарность за похвалу.

Игорь дал ему сахар.

Тюбик лёг, взял кусок в лапы и стал его обгрызать.

Игорь спросил:

— Ты как думаешь: Марина Алексеевна отдаст Ларисе грамоту?

Дунин помотал головой:

— Ни в коем случае. Кусок золота отдаст, чеканки отдаст, ковёр отдаст, а республиканскую грамоту — нет. Такой уж человек, у неё мания на всё необычайное. В общем, подари Лариске своё произведение, и пусть будет довольна. Только ласпинскую печать отклей, она тут как на рыбе шляпа.